Баба Яга прибудет из Парижа. - Ирина Славская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы рассказывали, что они говорили, якобы в деда ребенок пошел? Вы хоть раз деда этого видели?
– Не видела. Но люди после этих слов смеялись.
– Почему?
– Если рассуждать логически, он Львович, а жена – Моисеевна. Ну и где светловолосый и голубоглазый дед тут может быть?
– Логично. А в кого тогда Марк такой весь беленький и пушистенький? Что люди говорили?
– Говорили, что детдомовский. Или от любовницы Натана.
– Была любовница? Русская?
– Любовница была хохлушка. Она была беленькая. Работала в сельмаге. В нее Марк, может быть, и пошел…
– Думаете, залетела, родила и Натану ребенка сплавила?
– Похоже на то. Или детдомовский…
– Если Марк детдомовский ребенок, то почему не черненького взяли, на них похожего? По тем временам выбор был громадный. Отказников много. Выбирай, кого душе угодно…
– Ваша правда: не клеится что-то. От любовницы, значит…
– И как Сара к нему относилась? Шпыняла или любила?
– Обожала. Тряслась над ним.
– А Натан?
– Тот все время занят был. Он тогда уже с бандитами связался, видимо. Они к нему часто ездили на своих крутых машинах.
– С чего вы взяли, что с бандитами? Может, просто кооператоры, предприниматели?
– С того, что они все при оружии были. И разговоры их слышала не раз.
– Какие разговоры?
– Про стрелки, про разборки. Вместо нынешнего магазина раньше сельмаг был, вот они возле него и встречались часто. Водкой закупались. У всех тогда не было денег, а эти рэкетиры такие деньжищи выкладывали… Они к нему и домой приезжали.
– Куда хохлушка делась? – перебила я ее. Не знаю, как другим, а мне это интересно.
– Не знаю. Она вроде в одно время с ними куда-то уехала. Говорили, что к маме на Украину. Никого не интересовало. Одинокая была, без родни.
– Значит, в эти полгода и произошел отъем ребенка у любовницы.
– Думаете, что у нее ребенка украли?
– Не факт. Может, и добровольно отдала. Или за деньги, или отняли. И где, интересно, она сама? Куда делась? А когда жена Натана умерла?
– Точно не помню. Но Марк еще в детсад ходил. Натан сразу меня нанял, чтоб я за ним присматривала. Ему за ребенком смотреть некогда было. Время было голодное. Учителям мало того, что копейки начисляли, так и их не платили. Иногда по полгода зарплату не платили. Выживали все огородами. Меня Натан к себе позвал, я и пошла. Школу бросила. Семью как-то кормить надо было. А он жалованье нормальное предложил. Вот и пошла в услужение…
– Почему вас позвал?
– Так получилось, что Марка в поселке все дразнили. Я до такого паскудства не опускалась. Наоборот, жалела мальчика.
– Ему-то за что доставалось? Он же ребенок.
– За все. За то, что еврей. За то, что приемыш. За то, что ни на мамку, ни на папку не похож. За то, что отец его богат, а все остальные нищие. За все это его и били. И даже камнями в него кидали малолетние дебилы. Я когда видела, гоняла уродов злобных. Натан это однажды увидел и предложил мне с мальчиком заниматься.
– В каком смысле заниматься?
– Он же заикался: после смерти матери не говорил какое-то время. Потом стал говорить, но заикаясь.
– И за это его тоже били? – догадалась я.
– И за это тоже. Ходили с Марком к логопеду. Теперь он не заикается…
– А что про женитьбу его знаете?
– Женился сразу. Ухаживаний не было, и свадьба была очень скромной: гостей не было, и родители невесты не приехали. Они жили в тот момент в Израиле, но деньги на свадьбу передали. Отпраздновали в тесном семейном кругу, так сказать…
– Много денег прислали?
– Много.
– Интересно. Деньги есть, но родители не приехали на свадьбу своей единственной дочери. Неужто жених настолько не понравился?
– Наверное. Я подозревала, что жених не по своей воле на ней женился. Заставила она его. Вынудила. Шантажировала чем-то.
– С чего такие выводы сделали, Мария Ивановна?
– Она и меня шантажировала.
– Вас-то чем? Пыль не вытерли?
– Всем. Что-то съешь, она докладывать хозяину бежит. Плохо убралась. Она пылинку найдет и докладывать бежит. Домой тогда бутылку вина после праздника взяла. Она тоже быстрей докладывать побежала. Только Натан ее одернул. Сказал, что сам разрешил мне взять.
– Действительно разрешил? Или она ему надоела своими жалобами по пустякам.
– Не разрешал. Ваша правда. Согрешила единожды. За столько лет взяла без спроса. Вино нужно было до зарезу. Ко мне гости приехали. А вино купить негде: магазины уже закрыты были. Софья так достала Натана своими кляузами, что он в своем кабинете стал запираться от нее.
– Почему от нее?
– Когда ее дома не было, он не запирался в кабинете. Отсюда вывод: от нее закрывается.
– А как у них с Марком в плане супружества было?
– Вот я и говорю. Не хотел он на ней, страхолюдине такой, жениться. Он ни разу с ней и не спал.
– Почему так уверены?
– Это и смех и грех. Сразу после свадьбы приехали из ресторана домой. Софье ее комнату указали, где она жить будет. Она пеньюар красивый напялила на себя и из своей комнаты шасть к его двери. Дернула дверь. Закрыто. Она поскреблась в дверь тихонько, чтобы другие не услышали. Стыдно же: жених от нее заперся у себя в комнате. Марк не открывает. Потом постучалась тихонько. Жених затаился. Она тогда кулаками стучать начала и угрозы выкрикивать. Вот тогда Марк дверь открыл и впустил ее. Я только начало разговора услышала.
– Что он говорил?
– Он ей сказал, мол, она добилась, чего хотела, что ей еще надо. Она стала ему говорить про свою любовь, что давно его любит. Он ей сказал, что ее не любит, что не полюбит. Насильно, мол, мил не будешь. И зря она и себе, и ему жизнь испортила. Так что не было у них брачной ночи.
– Значит, точно шантаж.
– Только я не поняла, чем она его шантажировала. Вроде не чем было.
– Вы совсем ничего плохого за Марком не замечали, чем можно было шантажировать?
– Нет. Ничего плохого он не совершал. Может, она что-то раскопала? Она может. Та еще шантажистка…
– Досталось вам от нее?
– Еще как. Постоянно меня норовила унизить. Любыми способами. Гадкий человек.
– Еще вопрос: лет двадцать назад Натан Львович чем занимался?
– Ювелирным делом. Тем же, чем сейчас.
– Бандиты ему что-то привозили?
– Бывало, что привозили…
– Значит, скупкой краденого наверняка промышлял.
– К гадалке не ходи, – поддержал меня Никита.
– Я не знаю точно, – оправдывается