Кто не боится молний - Владимир Сергеевич Беляев

программой. Теперь Глебу Борисовичу оставалось проверить немаловажное, на его взгляд, обстоятельство. Выдержит ли Саша самое трудное и самое опасное — испытание славой?

Сашины родители собирались в Дом культуры как на праздник. Тетя Нюра, Николай Александрович и Вера Семеновна тоже получили приглашение и ради такого необыкновенного случая специально вызвали по телефону такси. Их проводили в самую лучшую ложу, а Сашу по узким лестничкам и переходам повели за кулисы, в большую служебную комнату. Тут уже собрались Борис Лукич, Маргарита Сергеевна, Михаил Ефимович, актеры. Все были нарядные, взволнованные, в приподнятом настроении. На Саше тоже был новый костюм, новые ботинки, ярко алел пионерский галстук.

— Здравствуй, Саша! — протянул к нему длинные руки Борис Лукич и привлек к себе мальчика. — Настал наш судный день, будем держать ответ перед зрителями. Не боишься?

— Не знаю, — искренне признался Саша. — Я никогда еще не встречался со зрителем.

— А я каждый раз боюсь. Уже поседел, пуд соли съел на этом деле, а боюсь.

Борис Лукич в шутку повернул голову к левому плечу, три раза сказал:

— Тьфу-тьфу-тьфу!

— Чего нам бояться?

— Ты еще молод, не знаешь, где теряют и где находят. Ну что, пора? — спросил он солидного мужчину в черном костюме.

— Пора, — сказал ему директор Дома культуры, такой нарядный, будто это были его именины.

Зрители уже шумели, хлопали в ладоши. Решили сначала показать фильм, а потом провести встречу со съемочным коллективом. Гостей провели в директорскую ложу, погасили свет. Начался фильм.

Саша не дыша уставился на экран. Было страшно и необычно. Перед ним постепенно разворачивалась знакомая и в то же время совершенно новая для него история. Он радовался, узнавая знакомые предметы, людей. А когда увидел себя на экране, почему-то засмеялся, словно встретил товарища, с которым давно не виделся. Постепенно стал привыкать и скоро забыл, что это он сам, с увлечением следил за историей мальчика Пети, снова переживал все, что уже когда-то пережил. Но теперь волнения были не такими, как раньше. Тогда Петя жил как бы отдельно от других, а теперь его жизнь была связана со всеми, все стало серьезнее, глубже.

И было еще что-то такое сильное, что хватало за душу и заставляло верить происходящему на экране, по-настоящему волновало. Почему-то сделалось страшно за Петю в сцене охоты на волков. И радость охватила, когда он вышел на лед и катался на коньках так хорошо, что зрительный зал гремел от аплодисментов. Что же это было такое сильное и волнующее?

И Саша вдруг понял — это музыка. Она лилась с экрана и так уместно, так точно подчеркивала и усиливала все, что происходило с героями. Саше казалось, что он вновь совершает путешествие в далекую степь, скачет на Тулпаре, стреляет из ружья. Было приятно и хорошо на душе. И только одна сцена напугала его, он даже содрогнулся и на миг прикрыл глаза рукой, когда волк с оскаленной пастью набросился на Петю. Здорово же снял Михаил Ефимович настоящих волков со злыми клыкастыми мордами, налитыми кровью глазами! В самом деле стало страшно, но уже не только за Петю, а и за самого себя.

«Неужели это я так сражался с волками? — удивлялся Саша. — Вот здорово! Сила!»

В зале несколько раз раздавались аплодисменты, чувствовалось, что фильм нравится. Зрители живо реагировали: то смеялись и ахали, то затихали в напряженном внимании.

Но вот фильм закончился, зажегся свет. Дружные возгласы понеслись со всех сторон, в зале хлопали до тех пор, пока артисты не вышли на сцену. Из-за кулис появились молодые работницы с букетами цветов. Когда очередь дошла до Саши и ему стали вручать красные гвоздики, в зале снова раздались дружные аплодисменты, все приветствовали его.

Директор Дома культуры познакомил зрителей с гостями и первое слово предоставил режиссеру-постановщику Борису Лукичу.

— Дорогие друзья! — начал Борис Лукич, волнуясь и отхлебывая воду из стакана. — Я за свою жизнь поставил четырнадцать картин и каждый раз, когда показываю зрителям новую работу, волнуюсь, как первоклассник. И в самом деле, страшно подумать, что картина совсем не понравилась зрителю.

— Понравилась! — раздались в зале дружные голоса. — Понравилась! Хорошая картина!

В партере, на балконе, в ложах громко аплодировали, одобрительно шумели.

Растроганный Борис Лукич благодарно раскланялся. Его волнение постепенно улеглось, и он с подъемом стал говорить о своих товарищах — участниках съемочного коллектива, для каждого находил теплое слово. В заключение он подошел к Саше, взял его за руку и вывел на авансцену.

Зрители снова начали аплодировать.

— Наш самый главный герой, товарищи, — представил Сашу Борис Лукич с особенным воодушевлением. — Саша Соловьев, ученик пятого класса сорок восьмой школы. Саша самый младший из нас, а работал не хуже взрослых. От всей души искренне благодарим его родителей и учителей, которые хорошо воспитали Сашу.

Сашины родители сияли от счастья, им было приятно слышать такие слова.

Внимательно слушал режиссера и Глеб Борисович, пристально следил за Сашей.

Борис Лукич выждал момент, когда в зале наступит тишина, и закончил свою речь патетическим восклицанием:

— Передаю слово нашему юному другу Саше Соловьеву!

Режиссер отошел к столу и оставил Сашу одного на авансцене.

Мальчик стоял немного растерянный и смущенный, смешно прятал руки то в карманы, то за спину, краснел.

— Да что мне говорить? — сорвавшимся голосом начал он. — Ну, снимался, и в школе не отстал от ребят. Вот и все.

На балконе зааплодировали, одобрительный шум прокатился по залу. Саша осмелел.

Мать с отцом переглядывались, смущенные и довольные успехом сына.

В третьем ряду поднял руку юноша с загорелым лицом и непокорной шевелюрой.

— Меня вот какой вопрос интересует, — начал он громко и таким тоном, будто призывал в свидетели весь зал. — Тут показана схватка с волками. Между прочим, по-моему, оператор отлично снял эту сложную и трудную сцену. Но меня интересует другое. Неужели мальчик в самом деле рискнул сразиться с двумя волками и победил их? Как вы разъясните этот вопрос?

Сашу так и подмывало сказать, что в этом эпизоде все было натуральное и волки настоящие. Вот будут аплодировать, стены зашатаются. А на него-то будут смотреть всякие недоверчивые остроносые старушки. Не