Сказки. Истории - Ханс Андерсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А братья ехали себе потихоньку, молча; им надо было хорошенько вспомнить все красные словца, которые они собирались подпустить в разговоре с королевной, — тут ведь держи ухо востро.
— Го-го! — закричал Ханс Чурбан. — Вот и я! Гляньте-ка, что я нашел на дороге!
И он показал дохлую ворону.
— Чурбан и есть чурбан! — сказали те. — Куда ты ее тащишь?
— В подарок королевне!
— Вот, вот! — сказали они, расхохотались и уехали вперед.
— Го-го! Вот и я! Гляньте-ка, что я еще нашел! Такие штуки не каждый день валяются на дороге!
Братья опять обернулись.
— Вот чурбан так чурбан! — сказали они. — Ведь это старый деревянный башмак, да еще без верха! И его ты тоже подаришь королевне?
— И его подарю! — ответил Ханс Чурбан.
Братья засмеялись и уехали от него вперед.
— Го-го! Вот и я! — опять закричал Ханс Чурбан. — Нет, чем дальше, тем больше! Го-го!
— Ну-ка, что ты там еще нашел? — спросили братья.
— А, нет, не скажу! Вот обрадуется-то королевна!
— Тьфу! — плюнули братья. — Да ведь это грязь из канавы!
— И еще какая! — ответил Ханс Чурбан. — Жижа, в руках не удержишь, так и течет!
И он налил себе грязи полный карман.
А братья пустились от него вскачь и опередили его на целый час. У городских ворот они запаслись, как и все женихи, очередными билетами и стали в ряд. В каждом ряду было по шести человек, и ставили их так близко друг к другу, что им и шевельнуться было нельзя. И хорошо, что так, не то они измолотили бы друг другу спины за то только, что один стоял впереди другого.
Все остальные жители страны собрались около дворца. Многие заглядывали в самые окна, — любопытно было посмотреть, как королевна принимает женихов. Женихи входили в залу один за другим, и как кто войдет, так язык у него сейчас и отнимется!
— Не годится! — говорила королевна. — Вон его!
Вошел старший брат, тот, что знал наизусть весь словарь. Но, постояв в рядах, он позабыл решительно все, а тут еще полы скрипят, потолок зеркальный, так что видишь самого себя вверх ногами, у каждого окна по три писца, да еще один советник, и все записывают каждое слово разговора, чтобы тиснуть сейчас же в газету да продавать на углу по два скиллинга, — просто ужас. К тому же печку так натопили, что она раскалилась докрасна.
— Какая жара здесь! — выдавил наконец из себя жених.
— Да, отцу сегодня вздумалось жарить петушков! — сказала королевна.
Жених и рот разинул, такого разговора он не ожидал и не нашелся, что ответить, а ответить-то ему хотелось как-нибудь позабавнее.
— Э-э! — проговорил он.
— Не годится! — сказала королевна. — Вон!
Пришлось ему убраться восвояси. За ним явился к королевне другой брат.
— Ужасно жарко здесь! — начал он.
— Да, мы жарим сегодня петушков! — ответила королевна.
— Как, как, ка?.. — пробормотал он, и все писцы написали: «как, как, ка?..»
— Не годится! — сказала королевна. — Вон!
Тут явился Ханс Чурбан. Он въехал на козле прямо в залу.
— Экая жарища! — сказал он.
— Да, я жарю петушков! — ответила королевна.
— Вот удача! — сказал Ханс Чурбан. — Так и мне можно будет зажарить мою ворону?
— Можно! — сказала королевна. — А у тебя есть в чем жарить? У меня нет ни кастрюли, ни сковородки!
— У меня найдется! — сказал Ханс Чурбан. — Вот посудинка, да еще с ручкой!
И он вытащил из кармана старый деревянный башмак и положил в него ворону.
— Да это целый обед! — сказала королевна. — Но где ж нам взять подливку?
— А у меня в кармане! — ответил Ханс Чурбан. — У меня ее столько, что девать некуда, хоть выливай.
И он зачерпнул из кармана пригоршню грязи.
— Вот это я люблю! — сказала королевна. — Ты скор на ответы, за словом в карман не лезешь, тебя я и возьму в мужья! Но знаешь ли ты, что все, что мы говорим, записывается и завтра попадет в газеты? Видишь, у каждого окна стоят три писца, да еще один советник? А советник-то хуже всех — ничего не понимает!
Это все она наговорила, чтобы испугать Ханса. А писцы заржали и посадили на пол кляксы.
— Ишь, какой нашелся! — сказал Ханс Чурбан. — Вот я сейчас угощу его!
И он, не долго думая, выворотил карман и залепил советнику все лицо грязью.
— Вот это ловко! — сказала королевна. — Я бы этого не сумела сделать, но уж теперь выучусь!
Так и стал Ханс Чурбан королем, женился, надел корону и сел на трон. Мы узнали все это из газеты, которую издает муниципальный советник, а на нее не след полагаться.
ИБ И ХРИСТИНОЧКА
(Перевод А. Ганзен)
Неподалеку от реки Гуден по Силькеборгскому лесу проходит горный кряж, вроде большого вала. У подножия его, с западной стороны, стоял, да и теперь стоит крестьянский домик. Почва тут скудная; песок так и просвечивает сквозь редкую рожь и ячмень. История эта произошла уже много лет назад. Хозяева домика засевали маленькое поле, держали трех овец, свинью да двух волов — словом, кормились кое-как: что есть — хорошо, а нет — и не спрашивай! Могли бы они держать и пару лошадей, да говорили, как и другие тамошние крестьяне:
— Лошадь сама себя съедает, — коли дает что, так и берет столько же!
Иеппе Иенс летом работал в поле, а зимою прилежно резал деревянные башмаки. Был у него и помощник; парень тот умел выделывать такие башмаки, что они и крепки были, и легки, и фасонисты. Кроме башмаков, они резали и ложки, и зашибали денежки, так что Иеппе Иенса с хозяйкой нельзя было назвать бедняками.
Единственный их сынишка, семилетний Иб, глядя на отца, тоже резал какие-то щепочки, резал, конечно, себе при этом и пальцы, но наконец выточил-таки из двух обрубков что-то вроде маленьких деревянных башмачков — «в подарок Христиночке», — сказал он. Христиночка, дочка барочника, была такая хорошенькая, нежная, словно барышня; будь у нее и платья под стать ей самой, никто бы не поверил, что она родилась в бедной хижине, крытой вереском, в пустоши Сейс. Отец ее был вдов и занимался сплавкой дров из лесу на Силькеборгские угриные тони, а иной раз и дальше, в Рандерс. Ему не на кого было оставлять шестилетнюю Христиночку, и она почти всегда разъезжала с отцом взад и вперед по реке. Если же тому приходилось плыть в Рандерс, девочка оставалась у Иеппе Иенса.
Иб и Христиночка были большими друзьями, играли вместе и ели из одной миски. Они копались в песке, ходили повсюду, а раз решились даже одни влезть на кряж и зайти в лес; там они нашли гнездо кулика и в нем яички. Вот было событие!
Иб сроду еще не видел вересковой пустоши, не случалось ему и проплывать из реки Гуден в озера; вот барочник и пригласил раз мальчика прокатиться с ними и еще накануне взял его к себе домой.
Барка отплыла ранним утром; на самом верху сложенных в поленницы дров восседали ребятишки, уплетая хлеб и малину; барочник и помощник его отталкивались шестами, течение помогало им, и барка летела стрелою по реке и озерам. Часто казалось, что выход из озера закрыт глухою стеной деревьев и тростника, но подплывали ближе, и находилась протока, хотя ивы и нависали над водою сплошною сенью, а дубы старались преградить дорогу, простирая вперед обнаженные от коры ветви, — великаны деревья словно нарочно засучили рукава, чтобы показать свои голые, жилистые руки! Старые ольхи, отмытые течением от берега, крепко цеплялись корнями за дно и казались маленькими лесными островками. По воде плавали кувшинки… Славное было путешествие! Наконец добрались и до тоней, где из шлюзов шумно бежала вода. Было на что посмотреть тут и Христиночке и Ибу!
В те времена здесь еще не было ни фабрики, ни города, а стоял только старый дом, в котором жили рыбаки, и народу на тонях держали немного. Местность оживляли только шум воды да крики диких уток. Доставив дрова на место, отец Христины купил большую связку угрей и битого поросенка; припасы уложили в корзинку и поставили на корме барки. Назад пришлось плыть против течения, но ветер был попутный, они поставили паруса, и барка заскользила, словно ее везла пара добрых коней.
Доплыв до того места в лесу, откуда помощнику барочника было рукой подать до дому, мужчины сошли на берег, а детям велели сидеть смирно. Да, так они и усидели! Надо же было заглянуть в корзину, где лежали угри и поросенок, вытащить поросенка и подержать его в руках. Держать, конечно, хотелось и тому и другому, и вот поросенок очутился в воде и поплыл по течению. Ужас что такое!
Иб спрыгнул на берег и побежал, но едва он сделал несколько шагов, как к нему присоединилась и Христина.
— И я с тобою! — закричала она, и дети живо очутились в кустах, откуда уже не видно было ни барки, ни реки. Пробежав еще немножко, Христиночка упала и заплакала. Иб поднял ее.
— Ну, пойдем вместе! — сказал он ей. — Дом-то ведь вон там!
То-то, что не там. Шли, шли они по сухим листьям и ветвям, которые так и хрустели под их ножонками, и вдруг раздался громкий крик, как будто звали кого-то. Дети остановились и прислушались. Тут заклекотал орел: какой неприятный звук! Детишки струхнули было, да увидели как раз перед собою заросли чудеснейшей голубики. Как было устоять? И оба взапуски принялись рвать да есть горстями, вымазали себе все руки, губы и щеки! Опять послышался оклик.