Зимнее обострение - Сергей Платов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И ты уже догадался, что с ней происходит? — поинтересовался у друга Илюха, с видимым удовольствием накладывая себе карасей.
— Дык тут и догадываться нечего, — пожал плечами черт, отдавая свои предпочтения цыплятам и каше, — несмотря на богатый послужной список, Любава у нас натура тонкая, впечатлительная, вот и переживает.
— Из-за Вилория, что ли? — удивился Солнцевский, попутно выуживая рыбные кости из своей тарелки. — Было бы из-за кого. Ты того, Любав, расслабься!
— Что? — переспросила младший богатырь, наконец закончив сервировку и усаживаясь за стол.
— Говорю, не стоит этот Вилорий твоих переживаний.
— Конечно, не стоит, — тут же охотно согласилась бывшая разбойница, выбирая себе самый маленький пирожок.
Коллеги как по команде прервали трапезу и выразительно переглянулись.
— Так тебе не жалко Вилория? — решил осторожно уточнить черт.
— А чего его жалеть-то? — искренне удивилась Соловейка, бросив себе на тарелку парочку пельменей. — И поделом ему. Сегодня же все подробно расскажу Сусанне, и ни капли не удивлюсь, если после этого разговора ей захочется стать вдовой. А с чего вы вообще решили, что я могу пожалеть этого душегуба и предателя?
После этих слов старший и средний богатырь опять были вынуждены отвлечься от необычайно вкусного завтрака. Долго в недоумении коллеги смотрели друг на друга, прежде чем один из них скромно выдал следующий вопрос, предварительно обведя взглядом ломящийся от яств стол:
— Тогда почему это все?
Любава как-то рассеянно огляделась, пожала плечами и еле заметно покраснела.
— А что, невкусно?
— Вкусно, — с готовностью отозвался Солнцевский, вырывая из рук рогатого коллеги плошку с остатками цыплят, — но много.
— Даже для тебя, — добавил черт, уводя в отместку из-под носа Илюхи блюдо с пирогами и тем самым переводя оное под свой полный контроль.
— И можешь не трудиться придумывать отмазки, не поможет, — добавил от себя старший богатырь, отсекая от загребущих лап Изи творожную запеканку. Нет, данное блюдо ему было не особенно необходимо, но просто так спустить черту его наглую выходку Солнцевский не мог.
Некоторое время Любава задумчиво покряхтела, повздыхала и наконец заговорила:
— Стыдно мне.
Данная фраза настолько обескуражила Илюху, что он от неожиданности замер и тут же поплатился за эту человеческую слабость потерей последнего соленого огурца, который в одно мгновение с хрустом исчез в чреве ненасытного черта.
— Поясни, — вставил свое веское слово Изя и довольно похлопал себя по округлившемуся животу.
— Стыдно за то, как я себя повела давеча в горнице у Агриппины.
Тут уже Солнцевский смог взять реванш. Изя как раз в недоумении захлопал глазами после слов Соловейки, и старший богатырь с торжественным видом вывалил остатки соленых груздей себе в тарелку. Этого ему показалось мало, и за грибами последовали пельмени. После того как добыча была осмотрена и отведана. Илюха вернулся к их странной беседе с единственной (но очень загадочной) женщиной в их команде.
— Любав, но ведь ты там себя вполне прилично вела. Во всяком случае, не хуже остальных. — Тут Илюха с умилением глянул на маленького Мотю, который (помимо своих трех тазиков каши) уже раньше всех сумел отведать стоявшие на столе блюда, причем в немереном количестве, и теперь сладко похрапывал у окошка в лучах скупого зимнего солнца и потому не принимал участия в их беседе.
— В том-то и дело, что хуже, — выдохнула после небольшой паузы вконец расстроенная Соловейка, — я вообще показала верх бескультурья!
— Ты чего-нибудь понял? — обратился к своему рогатому коллеге Илюха, демонстративно возвращая на нейтральную территорию запеканку. Мол, при такой напасти нет времени для внутренних неурядиц.
— Нет, — совершенно честно признался Изя, следуя примеру друга и со вздохом передавая ему оставшиеся пироги.
— Мы вроде как вместе были… — начал Солнцевский, вдруг отчетливо осознав, что до неприличия объелся.
— И ничего предосудительного не заметили, — поддакнул черт, с отвращением отодвигая от себя тарелку. Судя по всему, он тоже слишком увлекся борьбой за блюда и не заметил, как переместил в свое чрево совершенно запредельное количество съестного.
— Скажете, вы не заметили, как я плевалась? — продолжала гнуть свое Соловейка, не замечая, что происходит с друзьями.
— И что с того? — выдавил из себя Солнцевский, прикидывая, сможет ли он застегнуть на животе форменную косуху.
— А то, что, кипя от раздражения, я два или даже три раза промахнулась и попала не в Вилория, а на пол.
— Я, конечно, поклонник оригинального стиля, но на этот раз склонен повторить вопрос коллеги. Так и что с того?
— Да неужели вы не понимаете? Как могла приличная, воспитанная девушка из приличной семьи плюнуть на пол в спальне княгини, да еще в ее присутствии?!
То ли из-за излишнего переедания, то ли еще по какой-то причине, но слова Соловейки друзья обдумывали весьма продолжительное время. Сама младший богатырь вся извелась на своем месте, переводя молящие взгляды от Солнцевского к Изе и наоборот.
Заговорили друзья не сразу, судя по всему, чересчур обильный завтрак не способствовал быстроте реакции. Раскрасневшийся Илюха расплылся по скамье и принялся тщательно вытирать вспотевший лоб полотенцем. Чуть погодя его примеру последовал черт, и, только после того как эта процедура была успешно завершена, он таки озвучил поставленный диагноз:
— Тяжелая наследственность.
— Она самая, — полностью согласился с рогатым коллегой Солнцевский.
— Что? — не поняла Соловейка, но в голосе ее проскользнули стальные нотки, а от неуверенности не осталось и следа.
— Говорю, в тебе опять проснулись твои купеческие корни.
— Не в этом дело, простое приличие… — попыталась что-то вставить Любава, но ее традиционно и бесцеремонно прервал черт.
— Скажи, разве бывшей разбойнице с большой дороги Злодейке-Соловейке могли в голову прийти такие мысли? Да никогда! А раз так, то значит, что…
— И ничего это не значит! — на этот раз настала очередь младшего богатыря перебивать собеседника. Однако и у нее не получилось закончить свою мысль до конца. Дурная привычка перебивать собеседника уже давно стала общей отрицательной составляющей их команды.
— Только не надо ссориться, друзья! — вставил вне очереди свой голос Солнцевский. — Я знаю, что делать. Чтобы загладить столь вопиющее нарушение этикета и восстановить в глазах княгини твое светлое имя, тебе, Любава, нужно всего лишь метнуться к Агриппине и помыть полы в светелке…
Буквально минут через пять, когда друзьям пришлось подбирать с пола разбитую посуду, у них была возможность поспорить, что именно послужило причиной взрыва эмоций у женской составляющей их команды. Илюха был уверен, что упоминание Изей отвергнутых родственников, а черт, в свою очередь, что предложение старшего богатыря сделать влажную уборку в спальне великой княгини. Так или иначе, но в одно мгновение политкорректность относительно спокойного купеческого детства Любавы была решительно отвергнута, а ее место законно замяла неполиткорректность буйной разбойничьей юности. А вместе с этим исчезли все сомнения, терзания, самокопания и прочая ерунда, совершенно неприемлемая для младшего богатыря «Дружины специального назначения». Жизнь «Чумных палат» окончательно вернулась в привычное русло.
В это утро замечательное настроение Моти не могла испортить даже плошка из-под грибов, которая, вместо того чтобы встретиться с головой Изи, пролетела через всю горницу и чуть не зашибла ни в чем не повинный, дремавший вместе с его обладателем хвост, фонтаном осколков. Ну как подобные мелочи могут омрачить самый важный день в карьере трехголового Змея? А в том, что этот самый день станет именно таковым, он не сомневался ни капли. И для подобной уверенности у Гореныша имелись самые веские основания.
Судите сами. Кто вчера, словно стрекоза, битый час на морозе махал крыльями, стараясь удержаться зубами за подоконник и не уронить при этом со своего хребта всю «Дружину специального назначения»? Кто чуть не отбросил при этом от усталости лапы, хвост и те же самые крылья? Кто из последних сил вломился в светелку в самый ответственный момент, обеспечив тем самым эффектное появление на сцене обожаемого хозяина с коллегами? Кто первым радостно застрекотал, когда все тот же хозяин могучим ударом отправил злого Вилория передохнуть в уголочке? Ответом на все эти вопросы может послужить только одно слово, и слово это состояло из четырех букв: М-О-Т-Я!
Да, да, все эти подвиги сотворил ни кто иной, как скромный, застенчивый, чрезвычайно воспитанный и очень добрый Змей Горыныч, числящийся на службе у князя Берендея в составе «Дружины специального назначения». Причем заметьте, буквально «на птичьих правах», без какой-нибудь, пусть самой завалящей официальной должности. И вот теперь сия вопиющая несправедливость будет исправлена раз и навсегда!