Сталин против Троцкого - Алексей Щербаков

Впрочем, Сталин еще 18 января 1918 года на III съезде Советов весьма своеобразно трактовал большевистский тезис о праве наций на самоопределение. «Все указывает на необходимость толкования принципа самоопределения как права на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной нации. Принцип самоопределения должен быть средством для борьбы за социализм и должен быть подчинен принципам социализма».

Так дело и пошло.

27 апреля 1920 года красные вели в Сочи переговоры с командованием отступившей туда из Новороссийска Кубанской армии (входившей во ВСЮР). Во время переговоров комиссар 34 стрелковой красной дивизии А. И. Судин сказал белым: «В данный момент Советская Россия ставит своей задачей восстановление единой, великой России. В этой работе офицерство, понятно, сыграет огромную роль, и ему будет дана полная возможность послужить идее великой России, но, понятно, только в рядах советских войск».

Подчеркну – это говорил комиссар, то есть идейно проверенный большевик.

Это явление получило название «красный патриотизм». Первым его сформулировал еще в феврале 1918 года Ленин в декрете «Социалистическое Отечество в опасности!»: «Выполняя поручение капиталистов всех стран, германский милитаризм хочет задушить русских и украинских рабочих и крестьян, вернуть земли помещикам, фабрики и заводы – банкирам, власть – монархии».

Впоследствии Троцкий приписывал авторство этого декрета себе. Как это ни странно, именно Лев Давидович, который никогда Россию не любил, развил идеи «красного патриотизма». А случилось это потому, что он был отличным журналистом и оратором – и довольно быстро сообразил, что надо говорить солдатам на митингах. Идеи мировой революции люди как-то не воспринимали.

Так Троцкий писал, что «Октябрьская революция глубоко национальна».

«Он (Троцкий. – А. Щ.) все время нуждался в расширении опоры своей личной власти. Кроме того, как глава армии он был объективно заинтересован в эффективном использовании кадровых военных в Красной Армии, не видя лучшего для этого средства, чем русский национализм, подчиненный большевизму. К тому же военные казались ему той опорой личной власти, в которой он так нуждался, и это осознавалось его противниками в партии… Естественно, что и Ленина Троцкий представляет как высший пример русского национального характера. Чтобы вести такую революцию, беспрецедентную в истории народов, доказывает Троцкий, Ленину было необходимо иметь неразрывные связи с основными силами народной жизни, что должно было исходить из глубинных корней русского народа. В отличие от Луначарского Троцкий так характеризовал русские национальные черты Ленина, свойственные, по его словам, всему русскому рабочему классу: отсутствие привычной рутины, конформизма и соглашательства, решительность в мышлении, дерзание. Он не противопоставлял эти черты Западу, как это делал Луначарский, замечая, однако, что Ленин не только внешне напоминал русского крестьянина, но даже его психология во многом была крестьянской.

Но Троцкий впадал в явное противоречие, настаивая на том, что в ходе революции происходит переплавка русского национального характера. Если русский рабочий класс, русский народ во главе со своим национальным вождем Лениным добился таких успехов, имея столь выдающиеся национальные черты, зачем еще ему их менять? От добра добра не ищут!»

Гораздо последовательнее развивал идеи «красного патриотизма» Сталин: «Говорят, что принципы самоопределения и „защиты отечества“ отменены самым ходом событий в обстановке поднимающейся социалистической революции. На самом деле отменены не принципы самоопределения и „защиты отечества“, а буржуазное их толкование».

Тут мы видим «творческий марксизм» во всей красе. Сталин не отрицает никаких основополагающих идей. Он просто объясняет, как их надо понимать…

А вот еще цитаты.

«Антанта приказала составить единый фронт против Советской России, – могли ли они, наймиты империализма, не выстроиться „во фронт“».

«Громадным утесом стоит наша страна, окруженная океаном буржуазных государств. Волны за волнами катятся на нее, грозя затопить и размыть. А утес все держится непоколебимо».

«Три месяца назад империализм, упоенный победой, бряцал оружием, грозя наводнить Россию полчищами своей армии. Советская Россия, „убогая“, „дикая“, – разве она устоит против „дисциплинированной“ армии англо-французов, сломивших „даже“ германцев с их прославленной техникой? Так думали они.

И что же? „Дисциплинированная“ армия оказалась непригодной для интервенции: она заболела неизбежной болезнью – разложением. Хваленый „гражданский мир“ и „порядок“ превратились в свою противоположность, в гражданскую войну. Наскоро испеченные буржуазные „правительства“ на окраинах России оказались мыльными пузырями, непригодными для прикрытия интервенции, преследующей цели, конечно (конечно!), „гуманности“ и „цивилизации“».

Что получается? Между патриотизмом и большевистскими убеждениями ставится знак равенства. Потому что большевики защищают Советскую Россию от иностранных интервентов. А противники большевиков – простые наемники, которые продают Родину за то, чтобы вернуть себе утраченное имущество и привилегии. И ведь во многом так оно и было.

«Весной 1919 года против Советской России был задуман комбинированный поход Колчака – Деникина – Юденича. Главный удар должен был нанести Колчак, с которым Деникин надеялся соединиться в Саратове для совместного наступления на Москву с востока. Юденичу был предоставлен вспомогательный удар по Петрограду… Советская Россия осталась цела и невредима. Но людоеды Антанты не унывали. К осени 1919 года был задуман новый план сокрушительного похода. Колчак, естественно, был снят со счета. Центр тяжести был перенесен с востока на юг, откуда Деникин должен был нанести главный удар».

Впоследствии эти идеи блестяще сформулировал поэт Владимир Маяковский, сказавший об эмигрантах:

«Плылизавтрашние галлиполийцы,плыливчерашние русские».

То есть идеология отходила от интернационализма. Разговор был простой: «красный» – значит русский. И тут снова следует вспомнить русскую традицию. У нас никогда не было национальной нетерпимости – «Был бы человек хороший». Если с нами – то значит русский. А вот если против…

А кто против Советской власти, те русскими не считались. Они считались предателями. А с предателями у нашего народа всегда был разговор короткий.