Чикатило. Явление зверя - Алексей Андреевич Гравицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За столом снова повисла тишина, нарушать которую после эмоциональной вспышки начальства никто не рискнул.
— Ну, а раз ясно, — спокойнее сказал генерал, — то сейчас полковник Кесаев подробно и в деталях расскажет нам о непосредственных мероприятиях будущей операции «Лесополоса». Прошу, Александр Семенович.
Кесаев поднялся из-за стола, одернул китель и откашлялся.
— Начну с главного, товарищи…
* * *
— Мама! Мама! Мам… Проснись! Ма-а-ам…
Фаина открыла глаза. Была глубокая ночь. Над ней нависло бледное в лунном свете лицо Людмилы. Глаза у дочери были испуганными.
— Что такое? — Фаина приподнялась на локте, не очень понимая спросонья, что происходит. — Люда, ты почему не спишь?
— Мам, а что с отцом?
Фаина потерла лицо, приходя в себя.
— А что с отцом?
Она повернула голову. На кровати рядом лежало смятое одеяло, подушка со следом от головы, но мужа не было.
— Где он? — насторожилась Фаина.
— На кухне…
На кухне горел свет, дверь была приоткрыта. Фаина вслед за дочерью тихо, на цыпочках, стараясь не шуметь, шла по темному коридору, пока в проем не стало видно Чикатило.
Фаина замерла. Муж сидел за столом в трусах и майке, спиной к двери. Он что-то делал, но что именно — не было видно. Жена сделала еще один осторожный шаг, затем еще один. От двери стало видно, что перед Чикатило на столе лежал моток шпагата, нож и оберточная бумага. Чикатило быстрыми, уверенными движениями обвязывал рулончики бумаги шпагатом, ловко вязал узлы, точным взмахом ножа обрезая лишнее.
Нехитрое это занятие посреди ночи казалось пугающе бессмысленным.
— Андрей, ты что? — прошептала Фаина.
Чикатило застыл, словно насекомое, которое притворяется мертвым, потом медленно повернул голову и посмотрел на жену и дочь. Взгляд его был стеклянным, он промычал что-то невнятное.
— Тебе же завтра рано вставать… — растерянно прошептала женщина.
И от этой заботливой растерянности Чикатило «отмер». Чтобы оценить ситуацию и то, как она выглядит со стороны близких, ему хватило секунды. Чикатило положил на стол нож и вымученно улыбнулся:
— Да я вот… Мне же новую должность предложили… Опять по снабжению, — мягко, будто извиняясь, проговорил он. — Вспоминаю утраченные навыки, так сказать.
— В три часа ночи?..
— А что делать? Новая жизнь у нас теперь будет, Фенечка. Теперь будет новая жизнь…
Чикатило улыбнулся.
* * *
На другое утро Чикатило пришел в РОВД и написал заявление о вступлении в ДНД — добровольную народную дружину. Теперь заявление лежало на столе перед командиром дружины, а сам командир очень внимательно разглядывал Чикатило.
— Скажите-ка, Андрей Романович, а почему вы решили вступить в ряды ДНД?
— Мне кажется, каждый советский человек должен отдавать долг своей родине всеми средствами, какими может.
От пафосной фразы командир скривился, будто съел дольку лимона.
— Ишь ты! Говорите — прям как газетную статью читаете.
— Так я их писал… — мягко улыбнулся Чикатило, — ну, статьи газетные. Был внештатным корреспондентом, так сказать.
— А теперь, значит, во внештатные сотрудники милиции? Экий вы разносторонний. Ну, хорошо. А если не по писаному, а по-простому, по-человечески. Зачем вам это?
— По-простому… — Чикатило посерьезнел. — Знаете, у меня двое детей. Сын и дочка. Хочу сделать все, чтобы они могли спокойно ходить по улице хоть днем, хоть ночью и чувствовать себя при этом в безопасности.
Командир внимательно посмотрел на Чикатило, кивнул и перевел взгляд на документы. Что-то в этом человеке вызывало у него сомнение, но что именно, уловить он никак не мог.
— У вас, я смотрю, повышение по службе. Вы теперь начальник отдела. Новые служебные обязанности, новые нюансы, а тут еще такая нагрузка — работа дружинника… Это ведь не прогулки по парку. Уверены, что справитесь?
— Справлюсь, — горячо пообещал мужчина.
— Ну, смотрите, — принял наконец решение командир и полез в ящик стола.
Оттуда он извлек чистое удостоверение, печать и красную повязку с надписью «дружинник». Заполнив удостоверение, расписался, приложил печать и встал из-за стола. Чикатило, чувствуя торжественность момента, поднялся следом.
— Чикатило Андрей Романович, поздравляю вас с вступлением в ряды добровольной народной дружины, — официально произнес командир, вручил Чикатило повязку и удостоверение, пожал руку. — Удачи вам на поприще охраны порядка.
* * *
Дверь кабинета начальника Липягин открывал без трепета, но с любопытством. Ковалев только-только вернулся из Москвы и сразу вызвал к себе зама.
— Тук-тук, — сказал майор, заглядывая в кабинет.
Сидящий за столом Ковалев шутливого тона не поддержал, указал на стулья перед собой.
— Проходи, садись.
Липягин закрыл дверь, сел к столу, прикидывая, что стало причиной столь серьезного настроения: в Москве что-то не так пошло? Или он в отсутствие начальства где-то набедокурил?
— Как в Москве, Александр Семеныч? Что сказали? — решил начать с самой безопасной версии Липягин.
— К ордену боевого Красного Знамени тебя представить хотят, — с мрачным сарказмом буркнул полковник. — Что там скажут? Вот…
И он протянул Липягину папку. Майор потянул тесемку, раскрыл папку, быстро побежал глазами по тексту.
— Это чего?
— Того, — буркнул Ковалев. — Изучи на досуге и донеси до сведения всего состава.
Липягин перевернул пару страниц:
— Это Кесаев, что ли, намудрил?
— Кесаев придумал, — кивнул Ковалев, — а в Москве одобрили. Так что у нас теперь боевая операция. «Лесополоса»! Все строго по регламенту, никакой отсебятины и импровизации. Системный подход.
— Значит, пляшем под московскую дудку? — нахмурился Липягин. — А с «дураками» чего?
— Чего с «дураками»? Оформляй «за недоказанностью» и отпускай, — сердито махнул рукой Ковалев. — Сколько можно их кормить за казенный счет?
* * *
Приказ долетел до СИЗО без проволочек. Их отпустили на следующее утро. Шеин стоял у зарешеченного окошка и глядел, как милиционер в окошке выкладывает перед ним личные вещи.
Рядом топтался уже прошедший процедуру Жарков. Через плечо с любопытством заглядывал Тарасюк. В стороне у стены ждал усатый конвоир.
— …Часы «Старт» на кожаном ремешке. Нож перочинный, — закончил перечисление милиционер в окошке и протянул Шеину бумагу. — Распишитесь.
Шеин забрал вещи — все было на месте, ничего не пропало — и начирикал под списком корявенькую загогулину, отдаленно напоминавшую букву Ш. Он не успел еще отойти, застегивал на запястье часы, как в окошко проворно втиснулся Тарасюк.
— Мое давай!
…А после усатый вывел их на двор и повел к воротам. Шеин глядел на бывших однокашников. Только теперь, при дневном свете, стало видно, насколько они бледные, в помятой одежде, с
