За перевалом - Владимир Савченко

Утро разгоралось долгие часы. Небо Одиннадцатой очистилось от туч, поражало глаз той глубокой ясной синевой, какая бывает на Земле в редкие дни бабьего лета, – только здесь она имела фиолетовый отлив. Ветер стих. На востоке за серой зябью моря, за неровными линиями островов возникла и расширялась радужная арка-туннель. Она медленно выдвигалась из моря, и все вокруг – ракета, камни, песок, вода – менялись, будто ожив от чудесной игры света.

Целый час вырастал радужный туннель, пока в конце его не блеснул слепящий краешек Альтаира. От зрелища трудно было оторвать глаза. Вместе со светом высоко в небе показались первые игрушечные облака – розовые с белым; они росли.

Время было не для рассудочных мыслей. Ксена прислонилась к Дану:

– Давай останемся здесь жить, а?

Тот всматривался и вслушивался в утро. Что говорить, далеко было земным восходам до здешнего фантастического великолепия. Только чего-то явно не хватало в этом холодном пире света. Не хватало радостного птичьего щебета, веселой возни в ветвях и траве, мягкого шелеста еще влажных от росы листьев, гудения первых жуков и шмелей, даже комариного нытья… Не хватало жизни. «А ведь есть она здесь, есть. Но – какая?..»

Маленький Альтаир выкатывался из-за горизонта медленно, как Солнце. Море в той стороне засверкало так, что больно стало смотреть. Астронавты отвернулись. Ксена рассеянно скользнула взглядом вдоль берега, схватила Дана за руку:

– Смотри!

У самой воды тянулась по берегу красно-коричневая полоса почвы; вчера она была скрыта нанесенным прибоем песком, ночью его смыл дождь. И на этой полосе сейчас… росли дома! Те, что они видели вчера на соседнем острове.

Один в сотне метров от ракеты, два других поодаль за ним и вплотную друг к другу. Домики вырастали с пугающей быстротой. Оттесняя смешанную с песком почву, расширялся и сразу обрастал выгибающимися бортиками белый круг – «пол», он же фундамент и корневище. Бортики споро тянулись ввысь, становились стенами. В одном месте в них был разрыв; когда стены доросли до высоты метра, он сомкнулся – это был арочный вход.

С высоты ракеты астронавты видели, как внутри стен вырастает – будто навинчивается – спиральный выступ.

– Ох! – Ксена взялась за щеки. – Это шарики, которые я рассыпала… Они проросли!

Показываемое на экране напоминало замедленное прокручивание взрыва. Вот желто-зеленые округлые стены доросли до первых окон. В них образовались дыры, которые тотчас начали затягиваться от краев к середине прозрачной пленкой. Стены выше изгибаются, сходятся, образуя купол.

Через четверть часа на берегу высились три дома. Два соседних срослись стенами. Приблизившись, астронавты через респираторы гермошлемов уловили наполнивший воздух смолистый аромат. Ксена, подойдя, ткнула пальцами в стену. Пальцы провалились, оставили дыру – стена была еще рыхлая, клейко-вязкая, наподобие сосновой живицы.

Заглянули внутрь. Из купола уже свисала, нарастая вниз колонна-сталактит.

– Вот что значит тридцать три процента углекислоты в воздухе, – сказала Ксена, – да обилие света и влаги. Рекорд фотосинтеза!

– Да, но… почему мы, собственно, приняли эти растения за дома? – задумчиво молвил Дан. – Так и рост бамбука недолго истолковать как способ выращивания удилищ. Мало ли что может расти здесь, в чужой, развивающейся по своим законам природе.

– Это наблюдение упрочило наше решение воздержаться, не спешить с докладом, – резюмировал голос Дана. – Да, вид домов делал их подозрительными на разумность. Но зато картина их роста была куда более подозрительна на естественность. И мы не сообщили об этом – только о благополучной посадке, начале работ.

Через несколько часов дома созрели, их стены приобрели твердость и гладкость пластмассы.

7. ВЫСШИЕ ПРОСТЕЙШИЕ

В этот полуторасуточный день они «утрамбовали площадку»; расширяли зону наблюдения, вели съемки, повторяли замеры и анализы. Искали и новое, но безуспешно. На трех ближних островках архипелага Ксены (Дан как старший своей властью присвоил ему такое название) все было такое же, вплоть до единственного вида встретившейся и там растительности: домов – где одиночных, а где зарослями – «поселками».

Снова надвинулась долгая ненастная ночь. Снова поднимались из моря, плясали в дождевых струях фиолетовые пятна. Астронавты засняли их широкоспектральной и селективной оптикой, просмотрели ленты. В разных участках спектра пятна выглядели различно по форме и размерам, но во всех – расплывчато.

Чтобы проверить вчерашний феномен, Ксена и Дан заплывали в море за повторными пробами воды, подбирались к местам скоплений призраков.

Подтвердилось: Ксена добывала «живую» воду, а Дан – обычную. Они ничего не могли понять. В истории предшествующих экспедиций на иных планетах не встречалось ничего похожего.

Ксена высказалась смутно, что-де вот это обстоятельство… наличие благодатной для жизни атмосферы, тепла, света, влаги, почв – всех условий – при отсутствии, собственно, жизни за исключением одной какой-то странной формы… оно ведь и само по себе выглядит искусственно? Дан выслушал, согласился: «Да, возможно. И что? Какие выводы?»

А какие из этого могли быть выводы!

– Так бы мы, наверно, долго еще тратили силы и время впустую, если бы одно из Высших Простейших не пожелало познакомиться с нами поближе, – сказал Дан.

– В общих чертах – а в их мышлении, да и в облике общее явно преобладало над конкретным – они разобрались в нас еще по наблюдениям в первую ночь. Высшие Простейшие – это и были те фиолетовые пятна в струях дождя, размытые тепловатости, сгустки жидкой, но очень быстро организующейся в структуры нервной ткани, искрящиеся обитатели глубин… словом, Амебы. Так мы их назвали потому, что в редкие моменты, когда они превращались в тела с очертаниями, то походили на полупрозрачных амеб, каких мы видим в капле воды под микроскопом, с той же изменчивостью очертаний, только метровых размеров.

Высшие Простейшие… Мы должны говорить о них как о существах, потому что можно считать установленным: у каждого такого сгустка наличествует индивидуальность и интеллект. Возможно, это единственное, что все они устойчиво имели. Обитали они не во всем море, а только в тех его областях, из которых Ксене удавалось добыть «живую» воду, а мне нет. Так получилось, снисходительно объяснили мне «туземцы», из-за того, что мужское и женское психические поля имеют разные знаки: мое, мужское, деформировало эти области, а Ксенино – нет… Такие «живые» области были их общей базой, средой размножения и погребения останков, ассимиляции и диссимиляции, общей матерью, местом дифференциации, развития, слияния – если выделить из названных понятий чувствуемую суть, суммировать ее и взять среднее, то выйдет в самую точку. У них во всем так, у этих милых ВП, из-за примата общего над конкретным – четкие понятия не в ходу.