Кремль-1953. Борьба за власть со смертельным исходом - Леонид Млечин

— Ну что же вы даете такие показания? С ними же нельзя выйти на открытый процесс!

В январе 1953 года президиум ЦК принял решение о строительстве новых лагерей на 150–200 тысяч заключенных. Для кого они предназначались? В решении президиума говорилось: для «особо опасных иностранных преступников». Не было столько иностранцев в стране!

Руководил следственной машиной заместитель министра госбезопасности Михаил Дмитриевич Рюмин, понравившийся вождю. Но ничтожному Рюмину участие в большой интриге принесло лишь миг счастья.

Сталин приблизил малограмотного Рюмина, потому что тот был его творением — не думающий, не сомневающийся. Из тех, кто не только исполняет любые приказы вождя, но и самостоятельно выявляет и уничтожает врагов. Но работник он был бездарный, поэтому карьера Рюмина оказалась недолгой.

Он радостно доложил Сталину, что профессор-терапевт Владимир Харитонович Василенко скрыл свое участие в антипартийной оппозиции, но он, Рюмин, негодяя разоблачил. Сталин сразу увидел, что этот дурак только все дело испортит. Написал Рюмину: нас не интересует политическая биография Василенко. Какое это имеет значение? Нам нужно знать, на какую иностранную разведку он работает, кто ему дает указания. Ради этого все и затевалось!

13 ноября 1952 года Рюмин отправил Сталину пространную записку о своей работе. Вождь разозлился: его выдвиженец не оправдал доверия. Не справился. В тот же день подписал постановление Совета министров:

«Правительство несколько раз указывало как министру государственной безопасности, так и особенно нач. следственной части по особо важным делам МГБ СССР, что при расследовании таких важных, связанных с иностранной разведкой антисоветских дел, как дело о вражеской работе Абакумова и дело о террористической деятельности врачей из Лечсанупра, нельзя ограничиваться выяснением частностей и формально-юридической стороны дела, а нужно добираться до корней дела, до первоисточника преступлений.

Однако несмотря на эти указания Правительства, следственная часть по особо важным делам ввиду порочной установки ее начальника тов. Рюмина оказалась неспособной выполнить эти указания Правительства, и оба упомянутых выше дела все еще остаются не раскрытыми до конца».

Рюмина выставили из МГБ. Перевели в Министерство государственного контроля старшим контролером.

Все эти безумные игры велись на фоне отчаянного положения страны. 1 ноября 1952 года первый секретарь Ярославского обкома Владимир Васильевич Лукьянов обратился к секретарю ЦК и заместителю главы правительства Маленкову:

«Особо тяжелое положение сложилось в четвертом квартале текущего года с мясом, колбасными изделиями, животным маслом, сахаром, сельдями, сыром, крупой и макаронными изделиями. Торговля указанными товарами проходит с большими перебоями при скоплении очередей. По большинству товаров фонды из квартала в квартал снижаются».

В 1952 году в Советском Союзе молока и молочных продуктов потребляли в два раза меньше, чем в США, мяса, рыбы, сахара — в три раза, фруктов — в пять раз. А вот потребление хлеба и картофеля было выше в четыре раза.

А вождь торопил чекистов. 27 января 1953 года министр госбезопасности Игнатьев отправил вождю спецсообщение: «Докладываю вам, товарищ Сталин, что после болезни я приступил к работе… Мы сосредоточиваем все внимание и усилия на том, чтобы на основе честного выполнения решений ЦК и Ваших указаний в короткий срок навести порядок в работе органов МГБ, покончить с благодушием, ротозейством, трусостью и укоренившимися среди многих работников привычками жить былой славой».

Показания привезенного из Китая белоэмигранта Ивана Ивановича Варфоломеева были тем самым элементом, которого так не хватало в общей картине этого невероятного заговора — он соединял внутреннего врага с внешним. Его посадили бы на скамью подсудимых одновременно с врачами-убийцами. И он бы рассказал, что Соединенные Штаты собирались начать войну против Советского Союза с уничтожения самого Сталина.

Но даже поверхностная проверка показала: публичный процесс не получается. Малограмотные следователи МГБ, от которых никогда не требовали профессиональной работы, плохо сляпали дело Варфоломеева.

Выяснилось, что американский олигарх Ламота Дюпон, который будто бы финансировал «план внутреннего удара», давно умер. Американский генерал Джон О’Дэниэл, который, по словам следователей, взялся своими руками убить вождя, покинул Москву, поэтому никак не мог участвовать в теракте.

План, любовно выношенный в МГБ, рушился. Варфоломеева предложили просто расстрелять. Но Сталин не спешил его казнить. Запасливый вождь сказал министру госбезопасности Игнатьеву: пусть Варфоломеев посидит, еще пригодится.

Но для публичного процесса, или депортаций, или вообще каких-то акций, важных для обработки общественного мнения, не хватало материала! Оттого вождь и злился на своих подручных в те месяцы. Сталин ощущал, что его историческое время истекает. И когда оставался буквально шаг до реализации столь масштабного замысла, бренное тело подвело вождя. Он ушел в мир иной.

Поскольку вождь ни с кем не делился своими замыслами, то в истории осталось лишь «дело врачей». А все остальное — придуманный им грандиозный заговор с целью подготовить страну к новой войне — как бы исчезло. Кроме глубоко укоренившихся представлений о том, что Америка — главный враг.

«План внутреннего удара», сконструированный кудесниками из следственной части МГБ по особо важным делам, пропал втуне. Не понадобился. Ивана Варфоломеева, который должен был раскрыть миру этот план, 10 сентября 1953 года отправили на тот свет. Полвека спустя, в 2002 году, он был реабилитирован.

А вот бывшего замминистра госбезопасности Рюмина и других следователей после смерти Сталина обвинили в том, что они собирались устроить открытый процесс над Варфоломеевым, а это «нанесло бы ущерб Советскому Союзу». Полковника Рюмина арестовали сразу после смерти Сталина, через год расстреляли, с других сорвали погоны.

Иначе говоря, новые руководители страны понимали: обнародование безумного «плана внутреннего удара» выставило бы советскую власть на посмешище. Но, пожалуй, только за границей. Собственные сограждане бы поверили. Верили же во все остальное.

Часть вторая

Уход вождя

Одиночество в смертный час

Вождь сильно сдал в конце 1952 года.

Александра Николаевича Шелепина, нового комсомольского вожака — его после XIX съезда сделали первым секретарем ЦК ВЛКСМ, — как положено, представили Сталину.