Может быть, однажды - Дебби Джонсон

– Знаешь, Джо, когда живешь так долго, как я, давно забытые платья в конце концов снова входят в моду!

Приподнявшись на цыпочки, она заправляет выбившийся почти черный локон ему за ухо.

– А ты, дорогой мой, как всегда, прекрасно выглядишь, так бы и съела тебя! Будь я лет на шестьдесят моложе…

– Будь ты на шестьдесят лет моложе, на меня бы и не взглянула, наверняка выскочила бы замуж за принца или за Джорджа Клуни, – отвечает он, следуя за ней в гостиную. – Мне повезло, что я встретил тебя на закате жизни.

Джо всегда находит верные слова. Есть у него такое устаревшее и недооцененное качество – шарм.

Он въехал в дом несколько месяцев назад, поселился в крошечной подвальной квартире, которую называют «студией», но на самом деле это чуть подремонтированный чулан. Джо договорился с хозяином и присматривал за зданием, что-то чинил, убирал, а взамен платил за квартиру гораздо меньше, чем предыдущий жилец.

Впервые Джо с Адой встретились, когда она слишком громко включила Вагнера. Очевидно, не всем по нраву великолепный «Полет валькирий», грохочущий в два часа ночи. Потревоженным соседям не хватило храбрости постучать к Аде самим, и когда она открыла дверь, то увидела Джо.

Стоит признать, что она к тому времени уговорила почти половину бутылки шерри и не уследила за громкостью музыкальной композиции, однако Ада была не из тех, кто живет по чужой указке. Ей пытались приказывать родители. Учителя. Коллеги-мужчины. А недавно и доктора. И все они потерпели неудачу. Дух противоречия вел ее по жизни, она и дальше собиралась следовать за ним.

Однако присутствие Джо мгновенно разрядило обстановку. Он представился и заговорил со своим необычным и таким приятным акцентом, и выглядел так… в общем, как обычно, темные глаза, сильные плечи. Она, конечно, состарилась, но не умерла же – а Джо был настоящим лакомым кусочком.

Безмолвно возблагодарив Вагнера, а заодно и тех, кто не выносит его великолепной музыки, она пригласила Джо на чашку чая. Они просидели почти до утра, болтая и смеясь, и с тех пор подружились.

Друзья Джо могли похвастаться дополнительными привилегиями. С ним было весело, и он великолепно флиртовал. Но в то же время умел слушать, был добрым и терпеливым, помогал, если случалась в том нужда. Она не просила о помощи ни разу, однако с Джо такой необходимости и не возникало. Он всегда знал, что нужно сделать.

Мелкие поломки быстро устранялись, незначительные недостатки безмолвно исправлялись. Кое-что он делал по долгу службы – починил кран на кухне, который тек последние пятнадцать лет, отрегулировал систему отопления, когда пришли холода. Однако кое-что он сделал по собственному почину: заметил, как трудно ей открывать кухонные шкафчики, и, ни о чем не спрашивая, установил на дверцы и ящики другие ручки, более удобные для ее искореженных артритом пальцев.

А в другой раз, выслушав ее рассказы об экзотических блюдах, которые она пробовала в далеких краях, купил ей приоконные ящики для комнатных растений и семена, чтобы она выращивала себе приправы. Или он всегда будто бы случайно оказывался свободен в те дни, когда ей требовалось пойти к врачу, и точно так же случайно шел в ту же сторону.

Если бы кто-то еще попробовал так вести себя с ней, она бы оскорбилась посягательством на ее независимость, однако с Джо всегда выходило наоборот – казалось, это она оказывает ему любезность. Так уж он умел ее очаровать.

Со временем он поведал ей свою историю. Показал фотографии любимой Грейси, и они вместе поплакали о ней за бутылкой хорошего бренди, которую Ада давным-давно привезла из Парижа. Когда-то у Ады тоже был ребенок. Прелестный малыш, которого она назвала Генри. Малыш родился в Каире, вне брака – какой скандал! – после бурного романа с норвежским египтологом.

Бедный мальчик прожил недолго. Он появился на свет слишком рано и не выжил, ведь в те времена медицина, тем более в Каире, оставляла желать лучшего. Она часто раздумывала о том, что, вернись она в старую серую Англию к старым серым больницам, возможно, все пошло бы иначе. Быть может, сейчас она была бы эксцентричной бабушкой и нянчила внуков, детей Генри, рассказывала бы им сказки, угощала бы их полдником после уроков балета. По какой-то неведомой причине в воображении она видела только внучек – маленьких девочек.

На деле же ей осталась лишь эксцентричность. Частица ее души умерла вместе с Генри, в иссушающей жаре Северной Африки – с тех пор Ада уже не была прежней, несмотря на показное веселье.

Она никогда не говорила о сыне – слишком это было больно, да и несмотря на долгие странствия по чужим землям, Ада оставалась англичанкой, а значит, не позволяла себе горевать открыто. Однако с Джо она поделилась всем – и вместе они подняли бокалы за погибших детей и за жизни, которых малышам не довелось прожить.

Он тоже многое поведал Аде. И о Джесс, и том, как они жили, какая она была умная, смелая и как он включал для нее ту самую песню – «Baby, I love you».

Рассказал и о том, как авария погасила свет ее души и погрузила во тьму, из которой Джесс не смогла выбраться. Джо говорил о любимой в прошедшем времени, упомянул, что теперь ей лучше, повторил эти слова несколько раз, как будто пытаясь убедить в этом самого себя.

Она знала – потому что хорошо знала Джо, – как отчаянно он сожалеет, что ему не удалось помочь Джесс. Он был молодым человеком, но душа его рано повзрослела, и у него был особый дар – все чинить. И сломанные краны, и кухонные шкафчики, и даже пожилые дамы, которые отказывались признавать свое одиночество, поддавались его чарам. Джо стремился приносить пользу, так уж он был устроен – будто бы постоянно доказывал кому-то, что нужен, вопреки сомнениям, посеянным в нем злыми людьми.

В этот вечер, пока часы отсчитывают минуты до полуночи, Джо идет за Адой сквозь веселую толпу: библиотекарь и флористка танцуют под песню Тины Тернер, в которой поется о гордячке Мэри, поэты прихлебывают абсент, рефлексолог раскинул карты, пытаясь убедить юную красотку, которая работает в баре «Клубничка», что карта «Влюбленные» говорит именно о них – в эту ночь.

У Ады появилась интересная мысль, зернышко, из которого кое-что может вырасти. Джо любит помогать. А она знает несчастных, которым очень нужна помощь.

Они входят в кухню, откинув по пути занавеску из разноцветных бисерных нитей, окидывают взглядом пиалы, в