Путь Святозара. Том второй - Елена Александровна Асеева

сына, свыкся с мыслью, что веду тебя, моего любимого сына, моего наследника на бой с этими нагаками и Нуком. Но подставить под угрозу жизнь Туруши, никогда, слышишь… никогда такому не бывать!.. И как ты посмел, мне такое вообще предложить, как?!

Правитель говорил свою речь дюже хлестко, все более и более повышая тембр, и с таким неприятием смотрел на Святозара, что наследник содрогнулся под его взглядом, и чтобы хоть как-то оправдаться срывающимся голосом произнес:

– Отец, да ты, что разве я могу поставить под угрозу жизнь Тура…

– Замолчи! – вдруг зычно изрек правитель и мощно вдарил кулаками по столешнице. – Не смей мне такое предлагать, мальчишка!..

Святозар стремительно вскочил с лавки, развернулся и побежал вон из гридницы. Однако добежав до двери, что вела в Славный коридор, остановился, схватился за больной бок, и, уткнувшись головой в деревянное полотно створки замер, его сотрясала дрожь, жалость и любовь к отцу, и ненависть к самому себе. Ему так хотелось распахнуть собственную грудь схватить свою душу за горло, и как когда-то Нук бил душу матери, вот точно также бить… бить ее за все, что она натворила.

– Ярил, – очень гневно и громко сказал Храбр. – Ты вообще слышишь себя, ты чего кричишь на Святозара, словно ополоумел. Он чего тебе предложил убить твоего Турушу, что ли? Он для себя старается, для себя, что ли… Ты, меня удивляешь, твой старший сын такой славный юноша. В шестнадцать лет дошел до Беловодья, излечил твоего Эриха, спас жизни своим другам, учит твоего Турушу, собирается ради нас всех идти на войну, и это в шестнадцать лет, а ты чего на него говоришь? Какой он мальчишка? Ты чего его оскорбляешь перед нами, думаешь, я молчать буду?

– Нет, нет! – закричал Святозар, не в силах слышать про себя что-либо хорошее. – Прав, прав отец, как я смел, как смел… Но я никогда Турушу, никогда, слышишь, отец, – наследник смолк, потому как чувствовал по лицу текут слезы, он схватился за ручку двери, резко дернул ее на себя, и тяжело застонав от боли, присел.

Слышно было, как торопливо поднялся из-за стола Храбр, и, подойдя к Святозару приобнял за плечи, помогая подняться:

– Пойдем мальчик мой, я доведу тебя до опочивальни, – поддерживая наследника, добавил наставник, и повлек его за собой. – Ты такой бледный и тебя всего трясет… Совсем, совсем я тебя Ярил не узнаю.

– Подожди, Храбр, – смятенно молвил правитель, хватая друга за руку, стоило тому поравняться с ним. – Да, подожди, ты, в самом деле, не уводи Святозара, я с ним поговорю.

Храбр остановился, но не потому что захотел выполнить просьбу правителя, а потому что остановился Святозар, который уже утер глаза, и, сдерживая дрожь, воззрился на отца.

– Прости, меня сын, за резкие слова.. прости… Сядь подле и давай мы спокойно все обсудим, – весьма мягко проронил правитель и показал на лавку рядом с собой.

– Знаешь, что Храбр, отпусти ты Святозара, чего впился ему в плечи. Да, пойдем с тобой, пусть отец и сын поговорят, – обращаясь к другу, произнес Дубыня. Он неспешно поднялся с лавки, раздосадовано зыркнул на правителя и негодующе произнес, – ты только Ярил и правда думай, что говоришь. У него, ты думаешь, у Святозара души, что ли нет, ты погляди на него, как только твой язык повернулся так его обидеть.

Глава восемнадцатая

Когда наставники, недовольные Ярилом покинули гридницу, Святозар, все еще стоящий невдалеке от правителя, колебался не зная как поступить… то ли остаться и поговорить с отцом, и тогда точно избавиться от этой всепоглощающей, душевной боли, то ли убежать, чтобы в тишине опочивальни продолжить ненавидеть себя.

– Сын, я же попросил тебя, сядь подле. Мальчик мой, ты слышишь меня? – чуть слышно вопросил правитель.

Однако, узрев, что наследник не откликается, Ярил поднялся и подступив к сыну крепко обхватил его за плечи, насильно повел и усадил за стол. Да посем и сам опустился на лавку подле. Святозар, стоило лишь ему присесть, сызнова ощутил тянущую боль в боку, дрожь, надсадно, сотрясающую тело, и душевную муку и не выдержав такой тяжести, уткнулся лбом в стол и заплакал. Ярил торопливо привлек к себе сына, и принялся, успокаивающе поглаживать его по волосам.

– Отец, – сквозь слезы прошептал Святозар. – Отец, что я наделал, что натворил… Эрих же из-за меня мучается, из-за меня его бедную душу терзает этот низкий Нук. Только поэтому… только поэтому я тебе такое предложил, я не подумал, не подумал про Турушу, отец. Но я бы никогда не позволил себе или кому бы то ни было обидеть моего брата, что ты отец. Когда я думаю, что совершив одну ошибку, я разрушил жизнь матери, Эриха и твою… Когда я об этом думаю, я ненавижу себя… ненавижу… Если бы я только знал заговор… я бы разорвал себе грудь и сам бы избил свою душу… Отец, отец, я задыхаюсь, о Боги нет мне прощения. Как я вообще могу ступать по этой земле, как не испепелит меня гнев Перуна и ДажьБога… Я же не говорил, не говорил тебе, что душа матери, свершившая сговор с силами зла, после смерти ушла в Пекло. Слышишь отец, в Пекло… И если я еще могу помочь Эриху, то матери… матери никак.

Святозар замолчал, уткнувшись отцу в грудь головой и сотрясаемый рыданиями и дрожью, а отец нежно гладя его по волосам, негромко ответил:

– Я знаю куда ушла душа Долы… тот кто создает сговор с Пеклом, не достоин Ирий-сада… Но это не значит, что ты теперь так должен мучить себя. Давай с тобой сделаем так… сейчас ты успокоишься. Я схожу, принесу тебе горячего сбитня, потому что сразу видно тебе, мальчик мой, очень плохо. Мы поставим с тобой два сиденья поближе к камину, чтобы ты согрелся и поговорим… И может быть я смогу потушить тот огонь, что сжигает тебя изнутри, сынок. Хорошо?

Наследник согласно кивнул головой и тогда отец выпустил его из объятий, поднялся и направился вон из гридницы, а Святозар положил голову на стол, да, сомкнув очи, застыл. Ярил вернулся быстро, и, придвинув два сиденья к камину так, чтобы можно было согреться, да подкинув дрова в огонь, позвал сына. Святозар тяжело встал, его сильно качнуло из стороны в сторону, точно он плохо владел ногами, правитель спешно подступил к сыну и поддержав его помог дойти и сесть на сиденье. Вмале в гридницу постучали, отец сам открыл дверь, и, взяв кувшин