Эромахия. Демоны Игмора - Виктор Ночкин

Петь Ридрих не стал — за столом стоял многоголосый гомон и никто все равно не услышал бы куплетов, поэтому он ограничился легким мотивчиком, а Ласса пошла вдоль стола. Сперва медленно, затем быстрее и быстрее перебирая ногами. Летучая походка перешла в танец… Лютнист двинулся следом, искоса наблюдая, как участники застолья оборачиваются к девушке, как их челюсти движутся все медленнее и наконец замирают, как стихают разговоры и зависают в воздухе кубки, не донесенные до рта. Все ближе к середине длинного стола, все выше ранг и богаче одежды гостей…

Вот и барон с епископом.

— Да, вы в своем праве, — нудным голосом твердил клирик. — Но до войны эти господа были ленниками мергенских графов… Alias,[93] держали земли от Оспера — те самые земли, которые вы, барон, теперь числите своими.

— Ваше преосвященство, — голос барона был четким и звучал резко после бормотания епископа, — actus testantibus,[94] феоды, о которых идет речь, издавна были собственностью моего рода. Еще раз повторю: эти земли мои, и я не отступлюсь от собственного имущества.

— Но владевшие ими господа… — Епископ говорил с видимым трудом, то ли потому, что был уже порядком пьян, то ли потому, что боялся собеседника и не желал разозлить грозного барона. Последнее вернее.

— Владевшие ими господа, — перебил священника Игмор, — давно лежат здесь неподалеку, у подножия холма. Vixerunt.[95] Нынешние держатели спорных ленов — дальняя родня исконных владельцев. Права их сомнительны, и я не думаю, что они захотят настаивать на…

Тут танцующая Ласса, оказалась в центре зала, и спорщики, прервав разговор, уставились на девушку. Теперь Ридрих не опасался, что кузен признает его, — кому охота приглядываться к оборванному бродяге, когда танцует Ласса?

— Recuperata pace artes florescunt…[96] — выдавил из себя епископ.

— Ars longa, vita brevis![97] — подхватил Игмор. — Давайте выпьем и бросим скучные беседы! Поглядите, как отплясывает эта малышка!

Епископ, не сводя мутных глаз с Лассы, залпом осушил кубок. Барон, покосившись на гостя, улыбнулся и пригубил вина. Подскочил мальчишка кравчий и подлил вина клирику. Отфрид отвернулся от мрачного священника, откинулся на спинку массивного стула, формой напоминающего трон, и принялся наблюдать за пляской Лассы.

Ридрих отступил в сторону, продолжая наигрывать. Струны тихо звенели, Ласса кружилась в танце — как всегда. Приподнималась на цыпочки, припадала к полу, разбрасывала руки, выгибалась в талии… Девушка погрузилась в танец, не замечая устремленных на нее взглядов, не слыша стихающих разговоров… Не сводя с нее глаз, солдаты пили, пили и монахи, и в наступающей тишине все четче и пронзительнее звучала лютня.

Получасом позже Ридрих, сидя в тени под колонной, лениво перебирал струны. На него никто не смотрел. Внимание пирующих было приковано к девушке. А Ласса кружилась, приплясывала; странным образом ее движения, не совпадающие с немудреным перебором струн, образовывали со звуками некое единство… Два ритма — звуки и движения — то сливались, то распадались, из их диалога возникала иная, новая сущность. За окнами уже окончательно стемнело, слуги внесли новые свечи, зажгли факелы на стенах и пилястрах. Многочисленные тени плясуньи метались по стенам и колоннам, создавая причудливую иллюзию — как будто сама ночь, выглядывая из темных закоулков, подкрадывается к столу, изгибается в поклонах, ластится к ногам… но замышляет недоброе. Ночь кралась следом за танцующей девушкой, оборачивалась тенью, пряталась от свечей у широкой юбки…

Епископ осоловелыми глазами следил за пляской теней. Он уже не старался держаться бодро и, подпирая голову вялой ладонью, бессвязно бормотал, что если бы не обстоятельства… то он бы… однако сан обязывает! Да, сан… Конечно, барону, лицу светскому, куда проще. Собственный замок, права и честь! Вот он, епископ, тоже бы… Кстати, готовят барону совсем недурно, совсем… И вот эта танцовщица — это свежо, да, свежо… Нечасто в нынешние скудные времена встретишь… да, да…

Потная ладонь выскользнула из-под щеки, священник уронил голову, потом с видимым усилием выпрямился, из уголка мятого рта тянулась серебристая ниточка слюны. Барон с улыбкой покосился на гостя. Сам он сидел прямо и любовался вовсе не игрой теней. Его не интересовало вино, ел он мало, почти не чувствуя вкуса, но маленькая плясунья может сделать вечер достаточно занятным. Девушка, в очередной раз обойдя зал, остановилась перед столом, она кружилась, кружилась… От вращения веером поднялась юбка и волосы образовали черный нимб вокруг лица с застывшей белозубой улыбкой.

— Хватит! — бросил Отфрид.

Лютня смолкла. Девушка замерла, опустившись перед хозяином замка, сжавшись, — но и в этой смиренной позе танец продолжался, Ласса играла плечами, так что низкий вырез грязного жилета непрерывно шевелился, то и дело становилась видна впадина между маленьких грудей, там отсвечивал тусклым металлом массивный амулет.

Епископ с шумом втянул слюну и пробормотал:

— А ничего, ничего… Сколько ей лет, как по-вашему? Пятнадцать? Шестнадцать? Вполне, знаете ли, ничего…

— Не важно сколько, — холодно произнес барон, со стуком опуская на скатерть кубок с недопитым вином, — но семнадцать ей не будет никогда. Они не живут долго, это проклятие моего рода, должно быть… У меня не будет наследников, увы.

Отфрид поднялся из-за стола.

— Идем со мной, дитя!

Ласса встала гибким движением — это продолжался ее бесконечный танец, она всегда танцует. Локоны взлетели, приоткрывая нижнюю часть лица, девушка улыбалась. Барон понимающе кивнул — ну разумеется, она не девственница. Уличная плясунья, странствует с мужчиной. Впрочем, это тоже может оказаться занятным.

Епископ бросил в спину Игмору:

— Э… друг мой… м-м… сын мой, вы ведь не станете возражать, если я потом исповедаю это дитя?

Барон не ответил, он шел прочь, увлекая за собой Лассу. Если она окажется слабенькой, вопрос об исповеди может приобрести несколько иной смысл.

Отфрид с девушкой поднялись на второй этаж. Там все было новым — дорогие белые свечи ярко горели в начищенных подсвечниках, пестрые гобелены украшали свежеокрашенные стены. Новенькие двери. Все перестроено, нынешний Игмор переделал покои на свой лад, только тени остались прежними — когда хозяин замка привел гостью в пустынную галерею и пламя свечей задрожало вдоль стен, темные любопытные змейки возникли в закутках и углах, потянулись к ногам пришельцев, заструились танцующими призраками по стенам…