В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы - Япъян Зеберг

шутливо заметил Рене, чтобы пометить свою собственность: «Эта коробка моя, я написал на ней свое имя, и не тяните к ней свои лапы». Ханс терпеливо объяснил, что средневековые почерки не так просто расшифровать и что для полной уверенности надо обращаться к специалистам. В черной почве таилось еще немало неожиданных сюрпризов. Разминая ничем не примечательные комки глины и перегноя, мы нашли пуговицы, две свинцовые пули, соединенные проволокой, и монеты с нидерландским гербом. Сегодня я попытал счастья с металлоискателем и – что бы вы думали? – нашел одну такую монету. Очищенная от грязи, она по-прежнему сияла как новая и мало чем отличалась от тех стюверов, что лежали у меня в кошельке. Ну разве что годом чеканки – 1579. В почве также обнаружились клочья рыжеватой бороды, возможно, оставшиеся от того дня (19 мая 1597 года), когда зимовщики по предложению Хеймскерка привели себя в порядок перед обратной дорогой. Я опустился на колени в нескольких метрах от раскопа, в том месте, где варили деготь, которым конопатили Благохранимый дом. Здесь по-прежнему сыро, и от прилипающего к пальцам дегтя исходит сильный характерный запах, который наверняка чувствовался в доме.[65]

2 сентября 1995 года, суббота

Геодезическое оборудование вышло из строя. В первый момент я в это не поверил и повторил всю процедуру снова: установил только что заряженные батареи, включил машину, выбрал ручной режим, повернул еще раз вокруг обеих осей, чтобы ввести в память пространственную сеть. Ничего не случилось. Инструмент оставался мертвым: бесполезный набор дорогущей электроники. Что же теперь делать? У меня уже был случай, когда компьютер завис во время загрузки данных и я потерял довольно много измерений, которые собирался округлить. Меня это жутко расстроило, и было неловко говорить об этом Диме, у которого есть дела поважнее, чем ходить туда-сюда с отражателем. Утренняя гроза только усилила напряжение. Первая вспышка в тумане застала археологов, сидящих, как колония кроликов, не обращавших внимания на чудовищные раскаты над головой. Меня накрыли гнев и паника. Я прокрутил меню вверх и вниз в попытке оживить мою машину. Как нарочно, такой неисправности в руководстве пользователя не обнаружилось. После тщательного изучения руководства я обнаружил напечатанную мелким шрифтом строку: «При прочих отказах оборудования обращайтесь к дистрибьютору». Теперь нужно было что-то придумывать. Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя и сообразить, что наиболее вероятная причина неисправности – конденсация влаги внутри корпуса. Ранее Антон уже выяснил, что его камера не работает именно из-за этого, и смиренно достал фен.

Потолочная балка (6,2 м) и бревно западной стены Благохранимого дома. На заднем плане – Карское море

Весь промокший под проливным дождем, я сидел на жесткой холодной земле в маленькой палатке, где хранилось оборудование, и направлял струю горячего воздуха во все части компактного устройства. Дым от костра непрерывно дул в нашу сторону, и в воздухе всё время стоял запах горелого дерева. Только когда ветер переменил направление, шлейф дыма потянулся в туман, висевший над темной равниной. «Если бы мрачный вид шел на пользу делу, у нас всё было бы в полном порядке», – говорили друг другу нидерландцы четыре столетия назад. Антон заглянул на минутку, чтобы узнать, как мои дела, и посоветовал устроить циркуляцию теплого воздуха в полуоткрытом футляре теодолита. «Это вытянет влагу», – заверил он меня с ободряющей улыбкой. Я почувствовал прилив благодарности, который пришлось торопливо подавить, поскольку надо было еще убедиться, что это сработает. Но действительно, когда я включил машину после получасового прогрева и еще 15 минут на выравнивание температуры, она ожила. Я потратил еще полчаса на устройство защитного чехла из прозрачного пластикового пакета для образцов, из которого торчали только видоискатель и клавиши управления. Под мелким дождем я продолжил свою работу. Тяжелая желтая тренога периодически качалась от порывов ветра. Я был вне себя от радости, что могу продолжить работу, и этим я был обязан Антону. Он помог сохранить лицо не только мне, но и всей нашей нидерландской команде, поскольку русские не упустили бы случая поерничать над нашим суперсовременным оборудованием, которое не работает на Новой Земле.

Хотя по своему происхождению мы принадлежим к столь несхожим мирам, работа с русскими идет дружно и без проблем. Я понятия не имею, как разделились обязанности на раскопках. Я только видел коленопреклоненные силуэты археологов в тумане. Все работают очень дисциплинированно, и рабочий день длится с раннего утра до позднего вечера. В 1993 году раскопки внутри дома проводила команда, гораздо меньшая числом. В этот раз археологи сосредоточены на едва заметном, поросшем мхом валу, который окружал Благохранимый дом. Они с пристальным вниманием осматривают размеченные на поверхности метровые ячейки в поисках выброшенных предметов и исследуют состав той «грязи» – по образному выражению Геррита да Вейра, – от которой избавлялись зимовщики. По прошествии 400 лет – какие следы могут остаться от пребывания 16 мужчин на пятачке земли в 60 квадратных метров? Каждое утро начинается с загадки – что принесет нам новый день. Возможно, он будет скупым на находки. Многое может пойти не так. Например, перегорит предохранитель, а у нас не окажется запасного. Что мы не предусмотрели? Электрический кабель идет от ветрогенератора к трансформатору, стоящему в генераторной палатке. Оттуда кабель идет в палатку с оборудованием, где я ввожу свои данные в компьютер и сохраняю их копию на дискете. Весь лагерь – это переплетение тросов-растяжек. Никто не знает, сколько времени мы тут пробудем и сможем ли мы продолжить работу завтра, или послезавтра, или в последующие дни. Радиосвязь с «Иваном Киреевым» невозможна, поскольку он сейчас вне зоны досягаемости. Когда корабль вернется, они дадут нам знак выстрелами из ракетницы, и это будет сигналом к установлению радиоконтакта. Боярский решит, когда придет время покинуть остров. После этого у нас будет меньше двух часов на сборы, поскольку на море может внезапно начаться шторм, и тогда забрать нас отсюда будет невозможно. Мы можем просидеть на острове еще неделю, а то и больше. С научной точки зрения это не так уж плохо, но, если наше судно не вернется в порт к 15 сентября, распахнется ящик Пандоры, и на нас обрушится лавина бюрократических проблем… Если что-то и заставляет нас отступать, это не лед, а жесткие сроки и бестолковая неорганизованность нашей жизни. Тем не менее – в связи с сегодняшним усилением ветра –