Поле Куликово - Владимир Возовиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Дело божье, отче, - кивнул Димитрий. - Не только церкви - всей Руси оно угодно. Коли свершишь подвиг свой, и пермяки, и русские не забудут его. Давно пора бы нам взять малые племена под руку свою, от всякой нечисти разбойной законом и силой оградить, да вишь, Орда руки связала.
- А ты разруби те путы, сынок Митя, - тихо сказал Герасим.
Сотни полка еще шли по мосту над Северкой, когда Димитрий в сопровождении бояр двинулся осматривать вырастающий на глазах воинский лагерь, в центре которого отроки уже поставили палатки для великого князя, его бояр, епископа и охраны. Лагерь окружали тесно сомкнутыми повозками, колеса их окапывали и присыпали землей, за внешней линией повозок наклонно укреплялись острые рогатки, крест-накрест складывался бурелом, принесенный из леса. В такой лагерь внезапно ворваться невозможно. Близко враг или далеко - войско Димитрия жило по законам военного времени.
Направляясь к центру лагеря, князья и бояре проехали мимо трех старых слив, неведомо кем посаженных на этом пойменном лугу. Ветви деревьев ломились от тяжести плодов; крупные и темные, словно подернутые изморозью, они сами просились в пересохший рот, однако ни одна веточка не сломлена, ни одна слива не сорвана, даже те, что сами осыпались, нетронуто лежали в траве. Димитрий Иванович переглянулся с Боброком и в синих глазах тезки прочел горделивую усмешку. Остерегающе заметил:
- Вот как завтра поднимемся и уйдем, а тут все останется нетронутым, тогда считай: войско у нас настоящее.
Долго объезжал великий князь военный лагерь, разговаривал с воинами, расспрашивал охотников и завистливо слушал об удачных загонах, разглядывал звериные шкуры, а сам думал о грядущем дне. Завтра он увидит рать на одном поле, и тогда скажет последнее слово: идти на бой, не оглядываясь, или остеречь Мамая видом многочисленного войска, одновременно умягчить большой данью, заставить вернуться в свою степь и, зажав в кулаке сердце, пряча злые слезы, снова платить кровавую дань и ждать, ждать иного удобного часа? О собственной жизни Димитрий не думал, хотя знал, что во втором случае ему придется ехать в Орду.
Когда спешивались у шатров, Боброк негромко воскликнул:
- Государь, глянь!
По дороге со стороны Коломны стремительно приближался небольшой отряд. Воины, судя по справе, московские, сопровождали приземистого бородатого всадника в простом боярском кафтане.
- Это ж Тетюшков! Захария!
- Слава тебе, Спас Великий, - тихо прошептал князь, тоже узнавая посла. О Тетюшкове в последние дни молчали, как о человеке, находящемся при смерти. И вот он сам, живой и здоровый. Димитрий пошел навстречу послу; тот, осадив лошадь, легко, по-молодому, спрыгнул с седла.
- Государь!..
Димитрий схватил посла в объятия.
- Захария! Откуда?
- Из Коломны. Узнал, что ты будешь завтра, не мог ждать.
- Был у Мамая?
- Был, государь, видел, говорил. Вот грамота от него.
Димитрий развернул пергамент, прочел, разорвал на четыре части, швырнул на ветер.
- Ни слова нового. Что еще?
- Сказал: будет ждать твоего ответа у Воронежа две недели. И что войско у него готово к походу, ну и про число своей Орды - семьсот, мол, тыщ. Послал со мной четырех мурз, а мы на реке Сосне встретили сторожу Полянина, и велел я тех мурз связать да взять "языками". В Коломне они, допрос я снял - то ж бубнят. По-моему, большего и не ведают. А вот это подбросили мне…
Тетюшков вынул из-за пазухи сложенный листок, покосился на стоящих поодаль бояр и отроков, протянул князю. Тот внимательно прочел, остро глянул на посла, прочел снова.
- Ты не видел его?
- Нет, государь.
Димитрий прочел в третий раз, медленно, потом скомкал бумагу, подошел к костру, бросил в огонь, следил, пока желтый комочек стал пеплом, спросил:
- О Есутае ты еще что-нибудь слышал?
- Мурзы подтвердили: ушел он. Только они думают, к Тохтамышу.
- Как же Мамай тебя-то выпустил?
- А понравился я ему, - Тетюшков блеснул злыми, веселыми глазами. - К себе звал на службу да вот позволил тебе дослужить. Только, я думаю, он надеется, что ты сам к нему придешь.
- Ну, спасибо тебе, Захария. Нам ведь главное было, чтоб он не двинулся, пока войско собирали. Теперь - пусть, теперь мы сами в походе. Иди, посол, обнимай бояр.
Среди посольской стражи Димитрий неожиданно узнал двух воинов из сторожи Полянина.
- Здорово, молодцы! Тупика не встретили?
Воины опустили головы, Тетюшков глухо отозвался:
- Нет Васьки Тупика…
- Как нет?! Неужто?..
- Татары его взяли. На засаду наскочил в погоне.
- Ах, Васька, Васька! - вырвалось у Боброка. - Жаловался мне Копыто - больно горяч, зарывается, а я-то всерьез не принял.
- Может, живой? - с надеждой спросил Димитрий, как и Боброк, крепко любивший отчаянного, простецкого, беззаветного в службе Тупика. - Может, выменяем его на тех мурз поганых? Не труп же уволокли в Орду.
- Копыто пошел спасать его, - сказал Тетюшков.
- Как это "пошел спасать"? - удивился Димитрий.
- Полянин отпустил. Тот прискакал с пленным в сторожу, рассказал все, землю кусал - он-де виноват, что не уберег десятского. Пароль от татарина узнали, взял он с собой воев поскуластее, надели ордынскую справу да и пошли в Орду.
- Ума они там решились? И Полянин позволил такое безумие?
Тетюшков пожал плечами: не я, мол, сторожей командовал.
- Да еще с ними четверо беглых из Орды, с Иваном Копье…
- С каким Копье? - снова изумился князь.
- Копье-то в полону был, оказывается. А теперь бежал. То долгая история, после обскажу… Еще трое татар с ними… Не удивляйся, государь. Есутай, видно, не случайность: новые татары появились в Орде. Эти трое отказались в захваченной деревне детишкам головы разбивать на глазах родителей: мы, мол, воинами пошли к Мамаю, а не палачами-детоубийцами, нам перед своим богом ответ держать. Десятский приказал им головы отрубить, они же башку ему сами смахнули да вместе со смердами и побежали к нам. Полянин боялся держать их в стороже, а Копыто взял.
- И все же гонца с предложением на обмен послать нынче, - приказал великий князь. - Да пусть предложит им взятого Васькой сотника сменной гвардии, он небось для Мамая важнее дюжины придворных мурз. А коли и Копыто со своими влопается, пусть и за него предложат выкуп. Ох уж эти мне сорвиголовы!..
Отроки давно поджидали великого князя с кувшинами и льняными ширинками - умыться с дороги перед трапезой. Димитрий поглядел на золотистые облака в закатном небе, в разрывах которых будто плавились неровные, плотные жилы прозрачного малахита, скинул плащ и шелом.
- Айдате, бояре, к речке…
История с Тупиком сильно огорчила великого князя и вместе прибавила ему холодной ярости к врагу, которая так нужна полководцу. Битва уже шла, хотя обе стороны еще открыто в том не признавались. Но обе теряли людей. Битву эту надо было выигрывать любой ценой.
Звонцовские ратники на несколько дней опередили появление в Коломне великокняжеского войска. Дни ожидания не были пустыми - Димитрий рассчитал все сроки. Присланные им в Коломну бояре и опытные воины формировали большую ополченческую рать. Людей сводили в десятки, сотни, тысячи. Воинов ставили так, чтобы родственники, друзья, односельчане оказывались в одном отряде - это надежный способ повысить стойкость войска в бою. Едва создавались отряды, на просторном Девичьем поле начиналась военная тренировка. От зари до зари ратники учились держать строй на месте и в движении, совершать перестроения, отражать удары конных и пеших масс войска, контратаковать, драться с перевернутым фронтом, быстро заворачивать крылья или наращивать их на случай вражеского обхода и охвата. Тут же учились владеть тем оружием, каким придется им биться, а заодно опытные бойцы проверяли его достоинства. По краю поля дымили походные горны: собранные отовсюду мастера ковали мечи, копья, дощатые брони, правили, перековывали, наново закаляли те, что забракованы строгими проверяющими князя. Гридя, сняв доспехи, тоже трудился у одного из непотухающих горнов. К радости Фрола, среди приехавших из Москвы был и боярин Илья Пахомыч, сорокалетний покладистый, но и весьма дотошный хозяин Звонцов. Ему князь поручил сформировать пешую тысячу ратников, и через день после приезда боярина тысяча была готова. Таршилу и Фрола боярин назначил десятскими, одновременно возложил на Фрола обязанности хозяйственного старшины тысячи. Должность хлопотная. Фрол, гордясь доверием, с утра до ночи крутился в лагере, зато в палатках и добротных шалашах всем хватало места, одежда и обувь ратников были исправны, повозки с поклажей - наготове, кони ухожены, кашевары знали свое дело - на кормление не было жалоб. Гридя тоже ходил гордый - придирчивый боярин не забраковал ни одного топора, чекана или копья.
К приезду великого князя тысяча Ильи Пахомыча имела вид слаженного отряда. Воевода Мещерский не раз ставил ее в пример тысячам других бояр, а лучшие десятки посылал нести сторожевую службу на подступах к городу. И среди них - два десятка звонцовских ополченцев, которыми командовал Таршила - за себя и за Фрола. Довольный стариком Илья Пахомыч даже обещал доложить государю лично, что его старый воин не зря ел хлеб в Звонцах.