Разбойничий тракт - Юрий Иванов-Милюхин

– Слава богу, скупились, теперь без остановок пойдем, – оторвался от работы Дарган.

– Бузу пить будешь?

– Чихиря ежели, а буза что, моча татарская.

– Надымка, тащи бурдюк, да чапуру не забудь, – приказал старший отряда одному из недавно собранных в строевые молодых казаков и снова обернулся к собеседнику. – Днесь рассыльный из Червленой прибегал, сказывал, в степу абреки объявились.

– Уже столкнулись. Несколько чеченцев я срубил, а двоих упустил, – нахмурился Дарган. – Оплошка вышла, перед стычкой сказал им, где живу, а сейчас только на базаре одного из тех приметил.

– А чего не словил? – насторожился верховой.

– Сначала не догнал, а потом лошади были навьючены, – принимая чапуру, пояснил хорунжий.

– Тогда одному тебе по тракту ходить не дело.

– Отож.

Дарган вытер губы, вернул кружку казачку, кинул быстрый взгляд на спутницу и спросил:

– Из патрульной сотни никто до наших краев не пойдет?

– Только поменялись.

– Тогда придется мне одному…

– Погодь, – старший отряда поскреб подбородок. – Я выделю троих казаков до Моздока, а сотнику потом доложу.

– И на том спасибо, брат казак, от Моздока нам будет легче.

За Пятигорской горные массивы то приближались к самой дороге, то снова уступали место безлюдной ногайской полупустыне. Изредка мимо протащится запряженная быками ногайская либо осетинская арба с закутанными по самые брови женщинами, на худой лошади проедет мужчина в оборванной черкеске или бешмете, или галопом пронесется казачий патруль, на ходу обменявшись приветствиями. И снова желтый каменистый тракт ложится под копыта коней не мереными верстами, лишь в белесоватом небе неустанно кружат хищные птицы да подают голос одуревшие от жары бирюки.

– Они сейчас не опасные, от безделья воют, – нарушил молчание один из казаков. – В эту пору жратвы у них бывает навалом, то косуля издохнет, а то и человечинкой разговеются.

– В ногайской глухомани, людских косточек немало, – поддержал его товарищ. – Недавно банда абреков растурсучила караван какого-то иранского купца.

– Купцы испокон веков обходили чеченцев стороной, у них путь проложен через грузинский Крестовый перевал, осетинский Моздок и через нашу Тамань до самых Киева с Москвой.

– Из-за абреков могут и вовсе прекратить возить товары, тогда в лабазах одни москальские леденцы останутся.

– Пора объявлять чеченцам войну, ингушей-то мы уже подмяли.

– Не время еще, братья казаки, – подключился к разговору Дарган. – Вот успокоится все в Европе, тогда император обратит взор и на Кавказ.

Снова небольшой отряд со всех сторон обложили горные массивы, поросшие зарослями корявых деревьев, дорога начала втягиваться в ущелье с шумной речкой посередине. Сбив папаху на затылок, Дарган пристально обследовал сумрачные склоны, в одном месте, за выступом скальной породы, ему почудилось какое-то движение, и рука машинально потянулась к ружью.

Насторожились и провожатые, один из них снял с плеча винтовку и положил ее на колени перед собой, остальные продолжали озираться по сторонам. Софи тоже почувствовала опасность, опустив руку в сумку, она вытащила пистолет и деловито затолкала в него заряд.

Отряд приближался к нависшему над дорогой камню, до которого оставалось не больше тридцати сажен. Выстрел прозвучал в тот момент, когда Дарган уже знал точно, что за камнем кто-то прячется. Один из казаков вскрикнул, схватился рукой за плечо, другие пригнулись к холкам коней, дали им шпоры, чтобы проскочить опасную зону. Дарган на ходу прицелился и нажал на курок, над верхом скалы зависло белое облачко пыли.

Второй выстрел со стороны неприятеля заставил вскинуться каурого жеребца из запасных, лошадь с размаха ударилась грудью о каменистый тракт, принуждая остальных коней спотыкаться об нее. Выхватив шашку, Дарган обрубил веревку и погнал свой табун громким окриком. Но в этот раз противник обнаружил себя, он прятался не за выступом, а чуть выше него, за ореховым кустом.

Абрек был не один, его товарищ пальнул с противоположного склона ущелья, целясь в головного всадника, скакун под которым сразу упал на колени. Стало ясно, чего хотели добиться нападавшие, они стреляли выборочно, чтобы создать суматоху, а заодно и сохранить пока жизнь кровнику, с которым надумали поступить по-другому.

Заметила горца и Софи, она направила пистолет на ореховый куст, то же самое проделали казаки из сопровождения. Одновременный залп из нескольких стволов заставил подняться в воздух целое семейство орлов. Чеченец в рваном бешмете вскинулся над ветвями и, выпустив из рук винтовку, покатился к подножию горы.

– Станичники, второй абрек на другом склоне, – натягивая поводья, крикнул Дарган. – Его надо обойти.

Терцы остановились, сквозь испуганный табун протиснулись к нему. Раненый зубами завязывал на плече платок, лицо его побледнело, но помогать ему было некогда.

– Поздно, брат казак, кажись, нас обложили, – как-то спокойно отозвался один из проводников. – Оглянись назад, их там целая банда.

Из-за поворота к путникам приближалась ватага разбойников, они неслись вдоль русла речки, размахивая кривыми саблями. Дело принимало крутой оборот, нужно было срочно искать выход. И снова война подсказала решение.

Дарган во всю мощь гаркнул:

– Заряжа-ай!

Прошло несколько томительных мгновений, в течение которых было слышно, как клацают по металлу ружей свинцовые пули. Девушка торопливо выгребала из кошеля конвертики с пороховыми зарядами. А банда не сбавляла хода, она походила на стаю волков, догнавших табун лошадей. Разбойников было не меньше пятнадцати, Дарган поднял руку вверх.

– Пальба залпом по кавалерии! Целься… Пали!

Залп принудил преследователей смешаться в кучу, кто-то упал между крупами лошадей, кто-то закричал от боли. Теперь нужно было воспользоваться моментом и произвести перезарядку оружия. Терцы хотели было это сделать, но тут вперед вырвался самый сообразительный из бандитов, он опять повлек товарищей за собой.

– Пики к бою-у! – хрипло скомандовал Дарган. – Пош-ше-ел!

Казаки подобрались, наклонив наконечники копий вперед, ударили каблуками под бока лошадям. Софи успела забить заряд в пистолет, она выстрелила в предводителя, тот скатился под копыта коней, так и не успев понять, что произошло. А женщина уже выдергивала клинок из ножен, на ее лице отражалось чувство, которое можно было определить одной фразой – свобода превыше всего. Сейчас она и впрямь походила на Орлеанскую деву, готовую за эту свободу взойти на костер. Увернувшись от прямого удара турецкой саблей, она нанесла укол сама, противник выпучил глаза на невиданное им доселе оружие и забился в предсмертных судорогах.