Исповедь Мотылька - Айя Субботина

Нужно, наконец, посмотреть в лицо прошлому.

Странно, но мне везет поймать такси, просто взмахнув рукой перед проезжающей мимо машиной. Озвучиваю место и водитель, морща нос, переспрашивает.

— Я в норме, мужик, — говорю вполне сносно. — Просто на душе дерьмово.

— Ага, и поэтому надо ехать к покойникам, — ворчит он, просит плату вперед и, получив свое, все-таки везет меня по заданному маршруту.

Я уже и забыл, когда в последний раз был у Ани.

Когда все это случилось, ездил к ней на могилу чуть ли не каждый день. Почему-то, становилось легче, когда клал на ее надгробие безобразно дорогой букет, хоть она никогда особо их не любила. Время шло, воспоминания сгладились, совесть уснула. Ия. Больше не чувствовал вину за то, что не привез на могилу жены свежий букет.

Стыдно сказать, но покопавшись в памяти, не могу вспомнить ни одну дату в недалеком и даже далеком прошлом, когда ее навещал. Это как будто было миллион назад, в той жизни, где я был совсем другим человеком.

А ведь первые полгода после смерти Ани, я ходил как в воду опущенный. Не сдох и не сбухался только потому, что на носу висела важная сделка и от этих денег зависел не только мой личный банковский счет, но и счета всех моих сотрудников, которые, несмотря на тяжелые времена, наступившие после нашего с Пашкой «скандального раздела имущества», остались со мной. На мне вообще тогда висело слишком много обязательств. И Денис, конечно же. О нем напомнила Ирина, которая явилась спустя месяц после смерти сестры и буквально словесно меня отмудохала как последнюю псину, взывая к чувству долга и родственным связям.

До сих пор не возьму в толк, как так получилось, что он, моя единственная кровная родня, оказался таким моральным уродом. Неужели и правда все дело только в том, что я не уделял ему достаточно внимания?

Ерошу волосы, чтобы немного сбросить наваждение прошлого, и замечаю, как водитель недоверчиво косится на меня в зеркало заднего вида. Даже радио выключает, видимо решив, что за полночь с цветами на кладбище может ехать только тот, у кого на этом кладбище есть труп в своей могиле.

— Может, подождать тебя? — предлагает мужик, когда прошу высадить меня недалеко от въезда.

В башке снова шумит и прогулка в ночных заморозках лишней точно не будет. Смешно, но даже сейчас мне тупо стыдно являться к Ане бухим. Столько лет не виделись, а я заявлюсь под синькой с собственной «свадьбы в Малиновке».

— Спасибо, мужик, но я в порядке, — благодарю таксиста словом и щедрыми чаевыми, и медленно бреду вдоль обочины, скудно освещенной горящими через один фонарями.

«Да, Олег, — мысленно даю себе пинка, — ну и время ты выбрал, чтобы навестить могилу жены».

Как ни пытаюсь выбросить из головы Дениса и Ви, эта парочка снова там. Уже не такие энергичные и четкие, больше напоминающие тени от свечей, но это все равно они и мне тошно от того, что к Ане я явлюсь жаловаться на все это дерьмо.

Ее могилу я нахожу сразу, можно сказать, наощупь. Здесь темно, хотя пока бреду, замечаю между могилами группы пирующих бомжей, которые поглядывают на меня как немощные шакалы. Наверняка прикидывают, по зубам ли я им. Но вообще насрать, даже если кто-то сунется.

Могила Ани чуть в стороне, за рядом простых гранитных крестов, одинаковых внешне, но отличающихся только размером. Проходя мимо, бросаю взгляд на таблички — тут похоронены четверо: двое детей и их родители. Судя по датам, семья погибла в один день, а их отцу было ровно столько же лет сколько и мне сейчас. Интересно, если я сегодня сдохну от внезапного инсульта, или аневризмы, или потому что бомжи размозжат мне голову, что поставят у меня на могиле? Хотя уместнее будет спросить — кто?

Анина могила в идеальном порядке. На белом мраморе ее надгробия — покрытые инеем, но еще свежие цветы. Наверняка Ирина часто ее навещает, хотя я не помню, чтобы мы с ней это обсуждали. Мы вообще перестали вспоминать Аню после того, как перестали быть просто скорбящими родственниками и стали любовниками. Просто мне стало не по себе от того, что я трахаю сестру своей покойной жены, ну и наоборот.

— Привет, родная. — Кладу цветы поверх роскошного букета подмерзших лилий, проводу пальцами по холодному мрамору, собирая изморозь на кончики пальцев. — Долго не приходил. Знаю. Не буду извиняться, ты этого не любишь.

Когда Ани не стало, у меня совершенно не было сил заниматься ее похоронами, и Ирина все взяла на себя. Мы только тогда и сблизились, потому что до трагедии каждый ее приезд, они с Аней могли подолгу запираться на кухне и о чем-то сплетничать, как это бывает, когда у сестер очень теплая дружба. Никогда не допытывался, что они обсуждают, даже если их посиделки затягивались до утра и превращались в батарею пустых винных бутылок и потекшую тушь на лицах обеих.

Укол совести случается так внезапно, что подкашиваются ноги и я грузно усаживаюсь на скамейку рядом.

— Прости, что мало тебя обнимал, когда ты плакала, — слова не хотят выходить наружу, их приходится выталкивать силой. — Что всегда соглашался на твое «да все в порядке, пустяки, дело житейское». Прости, родная. Я все испортил.

Прошлое, от которого я столько лет отмахивался, внезапно ударяет в спину.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Правда, растекающаяся болью у меня под кожей, необратимая и острая, как удар хлыста.

Правда о том, что в тот день, когда мы с Пашкой, молодые и дурные от внезапно свалившихся первых бабок, забавы ради пошли на какой-то показ мод, где один из нас встретил женщину своей мечты, а другой — свою будущую жену. Только вот оказалось, что это — одна и та же женщина. И пока я тупо таращился на нее как болван, мой друг, по зову своей далекой цыганской крови, схватил ее в охапку и украл прямо с подиума. А через пару недель они вернулись уже молодоженами — довольными, абсолютно счастливыми и, как потом оказалось, уже ставшими заочно родителями.

Какая ирония, что женщину, в которую слюбился без памяти, второй я увидел уже когда она была беременной той, в которую я влюблюсь спустя двадцать сраных лет.

— Я мудак, знаю, — киваю невидимому призраку Ани, хотя кого я обманываю — ее здесь нет. А если бы мертвые действительно могла выходить к нам, вряд ли моей жене захотелось бы еще раз увидеть человека, разрушившего всю ее жизнь.

Когда