Упражнения в стиле - Раймон Кено

Аббат Рифент выложил новости о герцогине, каковые оказались весьма скверными, ибо названная дама скончалась от полного упадка сил через месяц после гибели Прикарманя. Сообщив это грустное известие, аббат встал, дабы сотворить короткую молитву, каковую герцог и Пешедраль завершили словом «аминь».

Потом все трое обильно и роскошно поужинали и, будучи сильно усталыми, бух в постель — и заснули.

XV 

Видролен открыл один глаз; утро еще не наступило. Он открыл оба глаза: была еще ночь. Он вздрогнул, что навело его на мысль глотнуть рома, потом взглянул на набережную: никого, если говорить о прохожих. Лишь изредка по шоссе быстро проезжал уаттомобиль. Спустя какое-то время Сидролен понял, что если даже по тротуару и шли прохожие, темнота все равно не позволяла разглядеть их. Он снова вздрогнул и выпил еще глоток рома.

Тихонько встав, он беззвучно подкрался к загородке, внезапно зажег электрический фонарь и описал им широкую траекторию. В поле видимости никого не оказалось. Он подошел еще ближе, пытаясь разглядеть, не намазюкал ли трусливый аноним свои оскорбительные надписи тайком: но нет, трусливый аноним не приходил этой ночью и, может быть, уже не придет.

— Жаль, — прошептал Сидролен, — мог бы выспаться по-человечески.

Он обернулся: ему почудилось, будто кто-то ходит по тротуару рядом с достроенным, но еще не заселенным домом. Сидролен направил туда свой фонарик, но тот был слишком слаб, чтобы осветить предполагаемый силуэт. Фары проезжавшего мимо уаттомобиля оказались сильнее, и Сидролен смог убедиться, что силуэт не представляет для него никакого интереса.

Погасив фонарь, он сделал несколько шагов.

— Вот что, — сказал он вполголоса, — пойду-ка я погляжу на туристическую турбазу для туристов, — интересно, как она выглядит ночью, перед рассветом.

Он подождал еще немного, но ни один прохожий так и не появился. Обозрев горизонт, Сидролен действительно не увидел никаких прохожих. Тогда он продолжил свой маршрут и вскоре прибыл по назначению. Спокойный, примолкший, угомонившийся туристский народец мирно почивал — кто в автоприцепе, кто в палатке, а кто, наверное, и в спальном мешке, но не под открытым небом, так как небо было покрыто тучами, а под таким, какое Бог послал.

Но вскоре Бог разверз это самое небо, и пошел дождь — осенний, холодный, частый.

— Вот дерьмо! — сказал Сидролен. — Я же вымокну, как пес!

— Заходите погреться, месье.

Это благородное предложение исходило от сторожа туристической турбазы для туристов.

Сидролен подскочил от неожиданности. Сторож продолжал:

— Я, так же как и вы, решил совершить небольшую ночную прогулку, но теперь, раз уж пошел дождь, иду к себе. А вы только что бормотали, что боитесь промокнуть, как пес.

— Вы очень любезны, — сказал Сидролен и проследовал за сторожем в его будку.

Сторож зажег ночник и жестом пригласил Сидролена сесть. Он принялся набивать трубку, попутно рассеянно роняя изречения типа «вот и осень... народишко разбегается... скоро ни одной собаки не останется... только автоманьяки да эти фанатики-на-земле-лежатики», потом, когда ему удалось наконец пережечь часть своего табака на золу, он внезапно сказал:

— А ведь я вас знаю, вот оно как! Каждую вторую неделю месяца я работаю днем и тогда вижу вас. Вы приходите поглазеть на наших клиентов, будто здесь зоопарк. Не пойму, что в них интересного. Уж поверьте мне, ровным счетом ничего. Вот я гляжу на вас и думаю (ибо я думаю, месье, да-да, я думаю!): ба! вот еще один, которому не хрена делать в этой жизни. Я часто гляжу, как вы полеживаете да дремлете в шезлонге у себя на барже, и думаю (вы небось посчитаете, месье, будто я хочу изобразить дело так, что я непрерывно думаю, но это правда, я думаю куда больше, чем в среднем думают люди, я все время думаю): ба! вот еще один, которому хрен есть чем заняться на этом свете. Или же я вас вижу за столиком на палубе, когда вы наливаетесь укропной настойкой, и тогда я думаю (вы сочтете, будто я преувеличиваю, но я должен все-таки вам признаться, хотя минуту назад поскромничал, что это чистейшая правда: я никогда не перестаю думать), так вот, я думаю: ба! еще один, который злоупотребляет.

— Меня частенько в этом упрекают, — сказал Сидролен.

— Ваша дочь, наверное. Та, что вышла замуж за гортранспортиста. Ну и как она, счастлива?

— Не знаю, я ее с тех пор не видел. Разве только издали.

— Вас не удивляет, что я так хорошо знаю ваше семейство?

— У меня еще две дочери.

— Не больно-то часто они вас навещают.

— Да так, время от времени.

Констатация этого факта как будто погрузила сторожа в раздумье.

Сидролен продолжал:

— Ну а как вам понравилась моя новая домотравительница?

— Да я ее почти и не видел. Разве только издали. И тогда я подумал...

Тут сторож запнулся.

Сидролен подбодрил его:

— Не бойтесь, говорите. Что же вы подумали?

Сторож с утомленным видом потряс головой:

— Я подумал...

— Ну-ну?

— Ах, месье, если бы вы знали, как это утомительно — думать! При вашем образе жизни вы — на мой взгляд — не должны слишком страдать от этой пытки, но я, месье, повторяю вам, я никогда не даю роздыха моему серому веществу, даже когда иду в санузел. Вы даже представить себе не можете... Какой вихрь мыслей!

— А сны вы видите? — спросил Сидролен.

— Никогда, месье. Этого я не могу себе позволить. Ведь нужно же мне когда-нибудь и отдыхать!

— А вот я вижу много снов, — сказал Сидролен. — Надо сказать, интересное это занятие — видеть сны.

— Не знаю. Ничего не могу сказать по этому поводу.

— Например, многосерийный сон. Встанешь утром, припомнишь его, а на следующую ночь он продолжается. Так что получается одна длинная сплошная история.

— Месье, я глух к вашим словам.

— И вот так я прожил во сне жизнь во времена Людовика Святого...

— Ах, этого... сына Бланки Кастильской...

— ...Людовика Одиннадцатого...

— ...с человеком в клетке...

— ...Людовика Тринадцатого...

— ...с тремя мушкетерами...

— ...Людовика Четырнадцатого...

— ...на гильотину!..

— ...нет-нет, пока я остановился лишь на первых заседаниях Учредительного Собрания. Если бы мне не вздумалось сегодня совершить эту ночную прогулку, я, быть может, доспался бы и до Четырнадцатого июля.

— Месье, во мне ваши речи ровно ничего не пробуждают.

— Хотите, я расскажу мой последний сон?

— Простите, если я извинюсь, но спрошу: не кажется ли вам неприличным рассказывать свои сны?

— Вот так же думает и моя домотравительница. Она, знаете ли, тоже думает.

— О месье, я не мешаю думать другим, если они, конечно, на это способны.

— Ну так как же... насчет моей домотравительницы?

— Поскольку вы настаиваете, месье, то вот что я подумал, и подумал в вопросительной форме (не знаю, в курсе ли вы, месье, но мысль может быть и вопросительной), — так вот, я подумал: где это он ее выкопал, эту особу?

— Да на тротуаре, который вел от Бретани к Занзибару, а то и в Республику Козерога.

— Весьма дальние края. Если я правильно понял...

— Вы правильно поняли.

— ...то вы совершили доброе дело.

— И оно длится уже целые сутки.

— Поживем — увидим.

Сторож вытряхнул пепел из трубки на пол и добавил:

— Эту поговорку не я придумал, но она ясно выражает то, что хочет выразить.

Сидролен поглядел в окно.

— Дождь-то кончился, — сказал он. — Пойду к себе. Спасибо за гостеприимство.

— Не за что, — ответил сторож, вновь набивая трубку. — Простите, если я извинюсь, но, может быть, вы позволите мне не провожать вас?

— Позволю, — сказал Сидролен, вставая.

Открыв дверь, он оглядел землю, превратившуюся в сплошную топь, и сказал сторожу:

— Ваши клиенты небось вымокли, как собаки.

— Им это нравится, — ответил сторож, запаляя табак, набитый в трубку, сделанную из верескового корня, добытого в Сен-Клод, расположенном в горном массиве Юрá при слиянии Такона и Бьенны, впадающей в Эн.

— Вы думаете? — рассеянно спросил Сидролен.

— Я часто думал (надеюсь, месье, вы признаете, что я не употребляю глагол «думать» кстати и некстати), — так вот, я часто думал, говорю я, что если бы им не нравилась непогода в тех или иных ее проявлениях, будь то грозы или засуха, ливни или сирокко, мороз или жара, словом, если бы они, продолжаю я, не любили все это, то наверняка устраивали бы свои турбазы где-нибудь в пещерах, которые природа как будто специально создала для этих целей, поскольку они нашли бы там себе убежище, где поддерживается, что зимой, что летом, не говоря уж о промежуточных периодах вроде весны или осени, — итак, где поддерживается, заканчиваю я, в высшей степени ровная температура, чем мудро пользовались наши доисторические предки, которые, как известно каждому и наверняка известно вам, месье, — итак, которые, стало быть, сделали пещеры своим излюбленным местом жительства.