Стеклянный суп - Джонатан Кэрролл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потому что, где бы ни объявился Хаос, он разрушает все и исчезает сам. У него даже периода полураспада — и то нет. Болезни, астероиды, врезающиеся в землю, падающие самолеты… Они убивают и погибают сами, или как там называется то, что происходит с Хаосом потом. Как рак.
Фланнери покачал головой:
— Так было в старину, Винсент. Сейчас все изменилось. Теперь мы очень хорошо понимаем, что делаем. Хаос больше не выбирает свои жертвы наобум — всегда есть какая-то причина. Возвращаясь к твоей аналогии, все обстоит так, как если бы рак сам выбирал себе жертву.
Этрих погладил собаку.
— Но ты забыл одну важную вещь.
— А именно?
— Свою историю, то, каким Хаос был раньше. Старые недобрые деньки, когда у Хаоса не было мозгов и он разрушал без разбора. А ведь они по-прежнему часть тебя, Джон. Ты так же не можешь освободиться от них, как я от своего генетического кода. Сознание не избавляет тебя от прошлого, которое продолжает жить где-то в глубине твоего «я», вот в чем проблема. Взять хотя бы собаку — если загнать ее в угол и напугать как следует, она снова станет волком и укусит.
Этрих достал из кармана складной нож и открыл его. Быстрым злым движением он вогнал его в тонкую кожу дивана.
Фланнери окаменел:
— Эй! Ты что делаешь?
Из прорехи в диване что-то потекло. Прозрачная студенистая субстанция, похожая на гель для волос. Колбаска длиной дюймов шесть быстро заскользила вверх по ноге Этриха, переползла на его руку, ладонь, а оттуда прямо собаке на морду. Та отпрянула, но поздно — вещество уже втекало в ее глаз. Собака ничего не почувствовала.
Хаос вошел в собачий глаз. Тот первичный хаос, который был Любой с самого начала; чистая форма, которая когда-то составляла всю ее сущность и по-прежнему оставалась ее неотъемлемой частью.
Коснувшись того места на кушетке, где когда-то лежала Люба, Этрих нашел ее точно так же, как незадолго до того нашел Кизеляка, прикоснувшись к дереву в лесу. Только на этот раз он действовал осознанно. Потом вернулся к самому ее началу, когда она была свежеиспеченным, чистейшим хаосом. Именно он вынырнул только что из кушетки и воссоединился с Любой. Никаких мозгов, никакой утонченности. Подобно раку, древний хаос умел лишь одно — размножаться.
Развитой хаос не имел ни единого шанса против своей чистейшей изначальной формы.
Этрих не видел, что произошло с Любой, потому что не сводил глаз с Фланнери. Собака умерла в тот самый миг, когда хаос вошел в ее глаз. Живое тело — это упорядоченная вещь. Все его клеточки в отдельности и складывающиеся из них сложные структуры трудятся в гармонии ради достижения единой цели. Одной капли безумия и беспорядка, занесенной в самый центр этого сложного и хрупкого механизма хватит, чтобы он тут же вышел из строя.
Фланнери смотрел, как умирает Люба. Поскольку они оба были из одного теста, он прекрасно понимал, что будет дальше. Вызванный хаос продолжит свою работу. Когда собака умрет, он перейдет в то, чем она была прежде, и уничтожит это тоже.
Все, чем когда-либо была Люба, будет сначала заражено, а потом уничтожено. Жизнь за жизнью, воплощение за воплощением исчезали у Фланнери на глазах. Он следил за ними, не в силах оторваться. Никогда за все свои многочисленные жизни на Земле и в других местах он не видел ничего подобного. Зрелище так его заворожило, что он даже не заметил, как Этрих наклонился вперед и тихо тронул его за колено. Он не видел, как Этрих закрыл глаза, повернул голову в сторону, а потом отвернулся. Он не видел уверенности в глазах Этриха, когда тот открыл их вновь, словно принял какое-то важное окончательное решение. Фланнери потрясенно следил за тем, как стирается с лица земли всякий след собаки Любы.
— Джон. — Этрих подождал, потом повторил громче: — Джон.
Лицо у Фланнери было как у ребенка, повстречавшего двадцатифутового питона за едой: зачарованное и напуганное.
— Видишь это, Джон? Это я сделал. Слышишь меня? Я сделал с ней это.
Остолбенев от всего происходящего, Фланнери смог только медленно кивнуть. Да, он слышит. Да, он понимает.
— А теперь я сделаю то же самое с тобой. Это тебе за Лени и за все, что ты тут натворил. За всех, кому ты навредил, за все, что ты поломал; ты и твоя собака. Ты и все твои собаки. — Этрих говорил тихо, но в его голосе звучала холодная ярость, и Фланнери не удержался от ответа.
— Да пошел ты, Вине. Все равно твоя Изабелла сейчас там, где нам надо. А с этим ты ничего не поделаешь, так ведь?
— Не-а. Но я пошлю весточку, и этой весточкой будешь ты, Джон. — Этрих поднялся и, не оглядываясь, зашагал к двери.
Фланнери смотрел, как он уходит. Краем глаза он продолжал наблюдать за дыркой в диване, совершенно уверенный, что в любую секунду из нее выскочит что-нибудь еще. Но ничего не выскакивало, потому что Этрих уже нашел первичный хаос Джона и запустил его в действие, когда дотронулся до его колена.
Входная дверь щелкнула, закрываясь. Вскоре после этого Джон Фланнери ощутил легкое покалывание во всем теле, как бывает, когда во сне отлежишь ногу. Или когда отхлебнешь имбирного эля и пузырьки щекочут нос. Ощущение было странное, непривычное, но почти приятное.
Какое-то время.
ТОРМАШКИ
— Где мы?
Ясно было одно: они бежали. Трое людей мчались со всех ног, потому что за ними гнались космический пришелец, комодский дракон и Джордж У. Буш.
До этого все шло очень хорошо. Просто замечательно. Они отыскали Изабеллу. Саймон и Лени посовещались и состряпали план, как найти Изабеллу в посмертии Саймона. Но он не сработал. А потом по чистой случайности они натолкнулись на пса, который был у Саймона в детстве, бультерьера Флойда, и тот рассказал, что видел Изабеллу, когда она шла по улице вместе с матерью Саймона. Они рванули к дому Саймона и застали там обеих женщин, которые мирно сидели на крыльце и разговаривали о китайской медицине.
Чтобы отпраздновать воссоединение, они забрали Изабеллу и вместе поехали обедать в знакомый и любимый всеми троими «хойриген». При жизни Хейден неоднократно бывал там, приезжая в Вену, и четыре раза видел это место во сне. Вот почему они смогли пойти туда здесь и сейчас.
Кабачок в Зальманнсдорфе стоял на самом краю живописного раскинувшегося на холмах виноградника. Когда они пришли туда днем, в воздухе изумительно пахло жареным цыпленком и спелым виноградом. Изумительная погода последних дней лета выманила их на улицу, за столик под открытым небом. Кругом было спокойствие и почти полная тишина. В саду, кроме них почти никого не было, только в дальнем углу сидел за столиком и читал газету человек, которого Хейден когда-то знал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});