Творения, том 10, книга 2 - Иоанн Златоуст

4. Опасна, весьма опасна зависть. Она заставляет презирать даже собственное спасение. Так погубил себя Каин, а еще прежде Каина диавол, погубивший отца его. Так Саул привлек злого демона на свою душу; а, привлекши, опять стал завидовать своему врачу. Таково уже свойство зависти. Саул знал, что спасен (Давидом), но хотел лучше погибнуть, чем видеть во славе своего спасителя. Что может быть лютее этой страсти? Не погрешит, кто назовет ее порождением диавола. В ней не только плод тщеславия, но и самый корень. Эти два порока обыкновенно рождают друг друга взаимно. Так Саул завидовал уже, когда говорили: "Саул победил тысячи, а Давид - десятки тысяч!" (победи Давид со тьмами) (1 Цар. 18: 7). Что может быть безумнее этого? В самом деле, скажи мне, чему ты завидуешь? Тому ли, что один похвалил другого? Но этому скорее должно радоваться, а может быть, ты и не знаешь, справедлива ли похвала. И о том ли ты скорбишь, что похвалили не стоящего похвалы? Но тебе скорее надобно было бы пожалеть его. Если он добрый человек, то никто не завидует хвалимому, но и сам хвалит вместе с хвалящими; если же не таков, что огорчаешься? Для чего обращаешь меч на самого себя? Потому ли, что ему дивятся люди? Но они ныне живы, а завтра их уже не будет. Или потому, что он пользуется славою? Какою, скажи мне? Не той ли, о которой пророк говорит, что она есть "цвет полевой" (цвет травный) (Ис. 40: 6)? Итак, не тому ли завидуешь, что и ты не отягчен (подобно ему), и не носишь такого же бремени травы? Если он кажется тебе ради этого достойным соревнования, то почему же не достойны твоего соревнования дровосеки, которые ежедневно носят тяжести и входят с ними в город? Его ноша не лучше этой, но еще хуже. Эта угнетает только тело, а та часто вредит душе и приносит более скорби, нежели удовольствия. Если он славится даром слова, то он имеет больше зависти, чем похвалы, притом, похвалу имеет кратковременную, а зависть – непрестанную. Но он в почете у начальников? И здесь опять зависть и опасность: как ты чувствуешь к нему зависть, так и многие другие. Но его постоянно хвалят? Это составляет для него горькое рабство. В самом деле, он не посмеет без страха ничего сделать по собственной воле, чтобы не оскорбить прославляющих его. Знаменитость для него служит тяжкими оковами. Таким образом, чем больше известен он, тем больше имеет над собою властелинов, тем больше тяготеет над ним рабство, так как всюду видит господ своих. И слуга, когда он не на глазах у господина, отдыхает и наслаждается полною свободою; а знатный везде встречает своих властелинов. Он раб всякого, кто ни появится в народном собрании. Хотя бы была и крайняя нужда ему, он не смеет вступить в собрание без сопровождения слуг, без коня и без других знаков пышности, чтобы не подпасть осуждению своих властелинов. Если даже увидит искреннего друга, не осмеливается побеседовать с ним как с ровней, опасаясь владык своих, чтобы они не низринули его с высоты славы. Таким образом, чем он славнее, тем больше порабощен. Если же он терпит какую неприятность, то оскорбление тем чувствительнее для него, чем больше свидетелей, и чем несообразнее оно кажется с его достоинством. И таково для него не только оскорбление, но и несчастие. Многие радуются его несчастию; равным образом, когда он пользуется каким благом, весьма многие ненавидят, завидуют ему и стараются низвергнуть его. Итак, скажи мне, неужели это благо? Неужели это слава? Нет; это, напротив, бесславие, рабство, узы, и все, что можно назвать тягостным. Если же и при всем том для тебя людская слава вожделенна, и тебя сильно тревожит всякий, кто вызывает восторги толпы, то, как скоро увидишь удостоившегося рукоплесканий, перенесись умом в будущий век, и представь вечную славу. И, как спеша убежать от нападающего зверя, ты, войдя в пристанище, запираешь двери, так и теперь беги к будущей жизни и неизреченной ее славе. Таким образом ты легко пренебрежешь временную славу и получишь вечную, насладишься истинною свободою и вечными благами, которых и да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 25

"А если кто смеет [хвалиться] чем-либо, то (скажу по неразумию) смею и я" (2 Кор. 11: 21).

1. Смотри, как он опять уклоняется, употребляет извинения и оговорки, хотя и раньше уже много сказал подобного. Например: "О, если бы вы несколько были снисходительны к моему неразумию!" (о да бысте мало потерпели безумию моему); и еще: "не почти кто-нибудь меня неразумным; а если не так, то примите меня, хотя как неразумного… Что скажу, то скажу не в Господе, но как бы в неразумии при такой отважности на похвалу. Как многие хвалятся по плоти, то и я буду хвалиться" (да никтоже мнит мя безумна быти. Аще ли ни, поне яко безумна приимите. Еже глаголю, не по Господе, но яко в безумии. Понеже мнози хвалятся по плоти, и аз похвалюся). И здесь опять: "А если кто смеет [хвалиться] чем-либо, то (скажу по неразумию) смею и я" (о нем же аще кто дерзает, несмысленно глаголю, дерзаю и аз). Он называет дерзостью и безумием говорить о себе что-либо важное, даже когда настоит в том нужда, научая нас всеми силами избегать похвальбы. Если и после того, как сотворим все, мы должны называть себя непотребными (Лук. 17: 10), то без всякой побудительной причины превозносящийся и хвалящийся может ли быть достоин какого-нибудь извинения? За это и фарисей был осужден, и в самой пристани потерпел крушение, приразившись к скале (самохвальства). По этой-то причине и Павел, видя тысячи нужд, отговаривается (хвалить себя) и непрестанно повторяет, что это дело безумное; и только тогда, наконец, осмелился, когда представил в свое оправдание крайнюю необходимость. Тогда говорит: "Они Евреи? и я. Израильтяне? и я" (евреи ли суть? И аз. Израилите ли суть? И аз) (ст. 22). Не все евреи были израильтяне, так как и аммонитяне и моавитяне тоже происходили от евреев. Поэтому в подтверждение благородства происхождения присовокупил: "Семя Авраамово? И я. Христовы служители? В безумии говорю: я больше" (семя Авраамле ли суть? И аз. Служителие ли Христовы суть? Не в мудрости глаголю, паче аз) (ст. 23). Для него не довольно было прежнего извинения, но и здесь опять извиняется: "В безумии говорю: я больше" (не в мудрости глаголю, паче аз), т. е.: "Я лучше их и превосходнее". И хотя имел ясные доказательства своего превосходства, но все же и при таком условии называет это дело безумием. Однако же, если они были лжеапостолы, то ему надлежало не сравнивать свое преимущество, но опровергнуть то, что они служители. Он уже и опроверг это, сказав: "лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых" (лживи апостоли, делатели льстивии, преобразующеся во апостолы Христовы). Теперь то же самое, но делает не так, потому что намеревается войти в исследования; напротив, сперва посредством сравнения извлекши из сущности самого дела опровержение, показывает истину, которая от этого получает большую твердость. Или иначе, наперед представляет мнение их самих (противников), а не свое суждение, говоря: "Христовы служители" (служителие Христовы суть); а в словах "я больше" (паче аз) делает сравнение, и доказывает, что он сохраняет характер апостольства, хотя и не объявляет о том, а показывает только самыми делами. И умалчивая о чудесах, начинает с искушений, и говорит: "Я гораздо более [был] в трудах, безмерно в ранах" (в трудех множае, в ранах преболе). Последнее, т. е. терпеть побои и бичевание, выше первого.

"Более в темницах" (В темницах излиха). Здесь опять усиление речи.

"Многократно при смерти" (В смертех многащи). "Я каждый день, – говорит, – умираю" (По вся дни умираю) (1 Кор. 15: 31). Здесь разумеет смерть и на самом деле, потому что часто подвергался опасностям, угрожавшим смертью.

"От Иудеев пять раз дано мне было по сорока [ударов] без одного" (От Иудей пять краты четыредесять разве единыя приях) (ст. 24). Почему "без одного" (разве единыя)? (У иудеев) был древний закон, по которому получивший более сорока ударов считался у них бесчестным (Втор. 25: 3). Поэтому, чтобы бьющий в запальчивости и увлечении не нанес лишнего числа (ударов) и тем не обесчестил наказываемого, положили давать (сорок) ударов без одного, чтобы бьющий не превысил сорока, хотя бы и лишний раз ударил, но, всегда оставаясь в пределах узаконенного числа, не мог нанести бесчестия наказываемому.

"Три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение" (Трищи палицами биен бых, единою каменми наметан бых, трикраты корабль опровержеся со мною) (ст. 25). Как последнее относится к Евангелию? Так, что он предпринимал отдаленные путешествия, и притом по морям.