Долго и счастливо? (СИ) - Delicious

он есть и желание постигать его и дальше; это уважение к чужим идеалам и пристрастиям; это забота о партнере и готовность брать на себя ответственность за его настоящее и будущее. Да, это звучит неромантично, никому и в голову не придет воспевать труд любить в романах, но для меня эта реальность куда прекраснее, чем слащавые сказки. В реальности есть истина, сияющая и непреложная, есть тайна, есть мудрость. Тогда как все, что большинство людей именует любовью, — это лишь половое влечение, химия, страсть, — все это может свести людей вместе, но не может вместе их удержать. Любовь — это дерево, которое требует ухода, и тот, кто желает только пожинать сладкие плоды с этого дерева, не отдавая ничего взамен, однажды найдет его засохшим. Любовь — это результат работы. Это зрелое чувство и доступно оно только зрелой личности.

Нет, инфантильная личность на любовь не способна, она будет вновь и вновь влюбляться и перебирать варианты в поисках невозможного совершенства, бесплодность которых когда-нибудь разочарует ее и она обрастет цинизмом, как панцирем. Мы все встречаем таких людей: они думают, что любовь покупается и продается, и готовы вступать в рыночные отношения, они идеализируют незнакомцев, а потом презирают их, когда идеалы рушатся. Они выбирают человека, а узнав его лучше, начинают скучать. Наивные мечтатели, в глубине души они верят, что где-то на свете среди семи миллиардов людей есть их половинка, предначертанная им судьбой. И стареют, так и не узнав, что любовь все это время была рядом, а им лишь нужно было приложить усилия.

Лебедь оборачивается, смерив меня внимательным взглядом, а потом разбегается, шлепая по воде лапами, и медленно, неуклюже взлетает в воздух, расправляя белые крылья. Я отвлекаюсь, любуясь красотой его полета.

Ах, Вилли, мы встретились, когда были детьми, и мечты нас сблизили. А потом я стала старше, и пусть это был не планомерный процесс, а скачок длиной в полтора года, я изменилась. Мои взгляды на жизнь, на людей, на себя — все прошло через деформации. Может, я и утратила «полетность», зато приобрела что-то несравнимо большее.

Вилли, я хотела тебя любить и научилась это делать. Я в нас верила. Я думаю, что если бы и ты поверил в нас, у нас бы все получилось. Но Франческа сманила тебя яркой оберткой, обещаниями крутых виражей, своей безукоризненной искусственностью, на которую ты смотрел, как на собственное отражение. Вы оба словно куклы, которых дергают за ниточки, заставляя открывать рты и кривляться, а убери всю шелуху, то останется лишь ворох психологических проблем и навеки неутоленное желание быть любимым и признанным. Вы — два несчастных актера, потерявших себя за блестящими костюмами и аляповатым гримом.

Я вас прощаю, слышите? Вы — дети, инфантильность — ваша природа, вы просто не можете иначе. Ребенок строит замок из песка, а потом топчет его ногой. Ребенок отрывает бабочкам крылья, чтобы посмотреть на извивающегося червячка; привязывает к лапке майского жука нитку и таскает его везде за собой, как на поводочке. В детях нет зла, есть лишь незнание. И на них бесполезно сердиться.

Я прощаю вас и прощаю себя. Я отпускаю ситуацию. Я отпускаю.

— Лиззи! Лиззи!.. Вот ты где! Зачем отключать телефон?!

Саймон, пыхтя, взбирается вверх по холму, его пухлые щеки розовеют, концы кашне развеваются по ветру.

— Саймон? Что ты здесь делаешь? Как ты нашел меня?

— Лиззи, не стой там, беги сюда, у меня для тебя новость! Скорее! Шарлотта сказала, где тебя искать.

— Что стряслось? Что-то с мамой? — я взволнованно сбегаю вниз и, поскользнувшись, чуть не лечу лицом в грязь.

— Осторожно! С мамой все хорошо. Пойдем скорее, по дороге расскажу, — отрывисто командует он, устремляясь обратно, к выходу из парка. — Времени мало.

Концы его брючин покрыты коричневой коркой, дорогие туфли тоже выглядят не лучшим образом.

— Я прямо из офиса. Я тут такое накопал на Скварчалупи, у меня глаза на лоб чуть не вылезли. Твой телефон в отключке, дома никого нет, на фабрике эта чванливая секретарша убеждает меня перезвонить позже, я уже сам был готов туда ехать спасать твоего непутевого мужа, когда Шарлотта сказала, что ты здесь.

— Спасать?!

— Так, слушай меня, все вопросы после. Во-первых, не волнуйся, все хорошо, даже лучше, чем хорошо. Во-вторых, не перебивай. Как только ты упомянула об интересе Скварчалупи к фабрике, я сразу почуял неладное. У меня нюх на такие вещи! Это профессиональное. Ну я и начал изучать ее биографию, а концы были спрятаны в воду, хочу я сказать, она хорошо поработала. А сегодня я наконец сложил два и два, когда узнал, кем был отец Скварчалупи. Энрико Труффальдино!

— Труффальдино? Как из «Слуги двух господ»?

— Лиззи, ты издеваешься надо мной? Знаменитый итальянский шоколатье, который покончил с собой, когда его фабрика разорилась. А знаешь, когда это произошло? Когда начался экспорт сладостей Вонки в Италию. Раньше Труффальдино конкурировал с Империей и еще мог как-то выживать, но потом и Империя и фабрика Вонки начали производить конфеты по оригинальной рецептуре Труффальдино и продавать по грошовым ценам. Откуда произошла утечка и был ли между магнатами альянс, сложно сказать. Теперь уже не важно. Труффальдино был психически нестабилен, что, кстати, и унаследовала Франческа (я добыл ее медицинскую карту), и как только прогорел, пустил себе пулю в лоб. А дочурка-то папочку обожала… Загремела в лечебницу с неврозом навязчивых состояний. Очень интересное заведеньице, кстати, в девственных горах, вдали от чужих глаз. Называется санаторием, только весь персонал — психиатры. Что сказать, недолечили там девочку. Она той еще хитрой лисой оказалась, вела образцовый дневник пациента, исправно ходила на групповую терапию, пила назначенные лекарства и дружила с медсестрами… Садись в машину, Лиззи, пристегивайся. — Франческа быстро смекнула, как ей вырваться и что делать дальше. Никто ведь голову на мысли не просканирует, а говорить можно все что угодно, если смекалки хватает. Ей хватило. Интеллект бы ее, да в мирное русло, да что теперь уж… Короче, не нужна ей была Империя. И деньги не нужны. Ей, недолеченной, нужно было отомстить Моретти. Так что пусть это и не доказано, но я убежден не только в том, что к его смерти она приложила руку, но и в том, что смерть Моретти — изначально была ее единственной целью. Поняла, Лиззи? Следишь за логикой? Возьми в бардачке папку и пролистай. Это то, что мои ребята нарыли, там компромата хватит, чтобы ее утащить на дно. И не смей волноваться сейчас, Лиззи! Пока фабрика