Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей» - Михаил Елисеев

Первые монгольские разъезды появились у Торжка днем 21 февраля 1238 года, и грозный гул набата возвестил горожанам, что враг у ворот. Если бы кому-то из жителей города год назад кто-нибудь сказал, что под стенами Торжка будет стоять степная орда, то такого пророка просто подняли бы на смех. А теперь случилось то, чего в принципе не могло быть, — степняки разъезжали под городскими стенами и высматривали там слабые места. Но и монголы видели толпившихся на стенах вооруженных горожан, видели черные дымы, которые поднимались над котлами с кипящей смолой, и понимали, что взять город будет нелегко. Высоко вздымались валы с ледяными накатами, грозно высились на них деревянные стены и башни, на которые защитники тоже наморозили толстый слой льда. И все-таки Батый не устоял перед искушением захватить город сразу, стремительным штурмом и мощным натиском, и едва занялось утро следующего дня, монгольские тысячи пошли на приступ. Атаковали одновременно со всех сторон, тысячи воинов бежали к городским стенам по льду Тверцы, а остальные шли со стороны рва, таща вязанки хвороста и длинные лестницы. Град стрел обрушился на защитников, они сотнями втыкались в стены и башни, в двускатную кровлю, прикрывавшую боевые площадки, залетали в бойницы, сражая насмерть русских ратников. Но едва монголы достигли подножия вала, как ситуация изменилась — теперь их расстреливали со стен, забрасывали сулицами и копьями, сбивали камнями и глыбами льда. Нукеры отчаянно рубили лед топорами и по этим ступенькам и приставным лестницам старались как можно быстрее вскарабкаться наверх, но защитники сбивали всякого, кому удавалось хоть немного подняться по откосу. И все-таки в некоторых местах нукерам удалось забраться на гребень валов, приставить лестницы и начать карабкаться наверх — но и здесь они не преуспели. Лестницы отталкивали длинными рогатками, а тех, кто добирался до бойниц, кололи копьями и рубили топорами. Монголы десятками валились со стен и скатывались вниз по ледяным накатам, и Батый, видя, что успех нигде не наметился, а войска несут потери, велел скомандовать отступление. Словно собака, побитая плеткой, отползала орда от Торжка, нукеры медленно отходили к своим станам, изредка оборачиваясь и посылая стрелу в сторону городских стен. А над городом вновь плыл звон колокола, и слышен он был на многие версты в округе — только на этот раз он был величаво-торжественен и вселял надежду в сердца защитников, отразивших приступ Батыевой орды.

Получив от жителей Торжка щелчок по своему ханскому носу, Батый изменил тактику. По его приказу сотни пленников валили лес и сооружали вокруг города частокол, чтобы предотвратить вылазки и заодно помешать бегству защитников, а китайские инженеры начали собирать метательные машины и тараны. Монголы взяли Торжок в смертельное кольцо, и уже на следующий день первые камни и ядра полетели в город. Началась долга, изнурительная двухнедельная осада. С утра до вечера грохотали камнеметы, разбивая городские стены, а в ворота упорно били тараны — горожане как могли старались этому помешать, заложив створы кирпичом и каждую ночь заделывая в стенах бреши и проломы. Это был тяжкий, изнурительный и опасный труд, поскольку монгольские лучники старались подстрелить работающих на починке укреплений защитников. Тщетно смотрели русские ратники в сторону Новгорода, тщетно ожидали, что вот-вот появится новгородская рать и вызволит их от осады. Помощь не приходила, а монгольские камнеметы упорно продолжали свою работу по разрушению городских укреплений. В городе не было ни князя, ни дружины, и вся тяжесть борьбы легла на плечи простых жителей, а руководили обороной знатные и уважаемые люди города. История сохранила для нас их имена: «Иванко, посадник новоторжский, Аким Влункович, Глеб Борисович, Михаил Моисеевич». В страшный для Торжка час они возглавили защитников, организовали оборону и приняли на себя всю ответственность за судьбы тысяч людей, укрывшихся за городскими стенами. Хуже всего было то, что люди, ожидавшие помощи со дня на день и не получившие ее, были страшно этим разочарованы и почувствовали, как в души стало закрадываться отчаяние. Страх стал расползаться по городу, поскольку все прекрасно понимали, что без помощи из Новгорода им не выстоять, а от этого стало появляться среди горожан и чувство обреченности. И судя по всему, когда летописец Господина Великого описывал эти события, он чувствовал стыд за своих земляков, бросивших истекающий кровью Торжок на произвол судьбы. «И бишася ту оканнии порокы по две недели, и изнемогошася людье въ град, а из Новагорода им не бы помочи, но уже кто же собе стал бе в недоумении и страсе». С часу на час ждали защитники Торжка штурма, рушились под ударами камнеметов городские стены, ярко пылали дома и строения, подожженные монгольскими зажигательными снарядами, и все, от посадника до простого ратника, прекрасно понимали, что спасения нет.

Все было кончено 5 марта, когда орда пошла на решительный штурм и прорвалась за городской вал. Археологам удалось восстановить трагическую картину гибели города, при раскопках был обнаружен мощнейший слой пожара, от 30 до 50 см толщиной, который бушевал в Торжке в марте 1238 года. В нем были обнаружены человеческие кости, оружие защитников и нападавших — наконечники монгольских стрел, кистень, булава, топоры и даже сабля, а также обугленные остатки икон. Город был разгромлен так основательно, что размеров начала XIII века он достиг лишь примерно к середине века XIV. Деревянные городские укрепления были полностью уничтожены во время нашествия, и новые были сооружены лишь спустя 10 лет после погрома, и то это были не городницы, а обыкновенный частокол. Свидетельством крайнего упадка и запустения города является то, что деревянные мостовые, которые до Батыева разорения заменялись каждые 15 лет, вновь появились в Торжке лишь спустя целое столетие. А тогда, в марте 1238 г., Торжок был буквально залит кровью — пали все руководители обороны, пощады не давалось никому, ни старому, ни малому. «И тако погании взяша град, и исекоша вся от мужьска полу и до женьска, иереискыи чин всь и черноризьскыи, а все изъобнажено и поругано, горкою и бедною смертью предаша душа своя господеви, месяца марта в 5, на память святого мученика Никона, в среду средохрестьную» (Новгородская летопись). Итог этого героического противостояния подвел академик В. Л. Янин: «Распятый и поруганный, так и не дождавшийся новгородской помощи, он сражался насмерть, заслонив Великий Новгород. Героической обороной Торжка был спасен от военного разорения Новгород, а вместе с ним и русская государственность». Только хотелось бы добавить — был спасен также и теми, кто сражался и умирал на Ситских болотах. В пламени гибнущего города нукеры пытались спасти запасы продовольствия, вытаскивали из огня зерно и хлеб, старались затушить горевшие склады и амбары. Падение Торжка открывало прямой путь на Новгород, но хан пока не спешил — он ждал вестей от Бурундая.

Битва на Сити состоялась 4 марта, а Торжок пал 5-го, и скорее всего Батый получил весть о победе через день после взятия города. Понимая, что бояться теперь нечего и главная опасность ликвидирована, хан распустил свои тысячи облавой в северном направлении. «А за прочими людьми гнались безбожные татары Селигерским путем до Игнатьева креста и секли всех людей, как траву, и не дошли до Новгорода всего сто верст» (Тверская летопись). После падения Торжка массы людей с окрестных сел, деревень и погостов снялись с мест и бросились в Новгород, ища спасения от приближающейся монгольской конницы — но, судя по всему, далеко не ушли. Вот этих беженцев и секли монголы «как траву», преследуя все дальше и дальше, пока не дошли до Игнач креста. О том, где находится этот Игнач крест, спорит не одно поколение историков, хотя существует мнение, что это место на реке Полометь, близ современных Яжелбиц — но, на мой взгляд, это частность, а главное заключается в другом. Распуская свое войско в облаву, хан по-прежнему до поры до времени не держал в уме поход конкретно на Новгород, а вот разграбить его волость себе в удовольствии не отказал. Его нукеры грабили и разоряли новгородские села и погосты, выгребали подчистую крестьянские амбары и свозили продовольствие в ханскую ставку, поскольку в пылающем Торжке поживиться удалось немногим. Без сил Бурундая Батый на Новгород не пошел, он на это был просто не способен, да и безумцем хан не был, а в случае чего старый Субудай одернул бы зарвавшегося воспитанника. И тем не менее монголы приближались к городу, идя «Селигерским путем» — вдоль берегов рек Осуги, Таложенки, Цны, Жилинки, Тихвинки и Селижаровки, а затем могли передвигаться и по льду озера. Об этом свидетельствует и В. Н. Татищев, отмечая, что «за ушедшими гнались Селигерскою дорогою». Почему именно этой дорогой? Да потому, что «Селигерский путь» позволял Батыю избежать хоть и более короткого, зато более трудного зимнего перехода через Валдайскую возвышенность по глухим и лесистым местам, где затруднительно было пополнять запасы продовольствия и фуража. Вероятно, потому и сохранились в тех местах селения с характерными названиями — Большие Татары, Малые Татары, Пустынка.