Кровь богов - Конн Иггульден

– Легаты, – обратился он к ожидающим его людям. – Какое прекрасное утро! Есть новости с побережья?

Этот вопрос он задавал каждый день и, откровенно говоря, не мог понять, что так задерживает Октавиана. Случалось, что его подмывало повести легионы в глубь материка, чтобы Октавиан догонял его, но здравый смысл всякий раз перебивал этот импульс. Среди местного населения у Антония хватало шпионов и информаторов, и он знал, что Брут с Кассием собрали огромную армию. Ему могли понадобиться все существующие легионы, и даже еще несколько.

Мысль о том, что Рим будет в руках таких людей, как консул Педий, настолько тревожила Марка, что он оставил в Италии Лепида. Третий триумвир получал возможность пересидеть конфликт в относительной безопасности, но, по крайней мере, Антоний мог не волноваться, что потеряет Рим, сражаясь с его врагами. После убийства Цезаря жизнь преподнесла ему немало сюрпризов, но он полностью доверял бывшему галльскому наместнику, потому что честолюбие у того отсутствовало полностью.

В результате Марку Антонию пришлось назначить другого командующего своего левого крыла. Он не знал, является ли Понтий Фабий самым способным из его генералов, но тот был старше всех и прослужил двадцать пять лет, занимая все должности, от сенатора до легионного трибуна. Антоний обратил внимание, что его заместитель стоял чуть в стороне, и его не удивило, что именно Понтий заговорил от лица всех легатов.

– Последние корабли прибыли, триумвират, – доложил он. – Есть надежда, что мы выступим сегодня. – Он улыбался, произнося эти слова, зная, как давно ждали эту весть.

Марк Антоний на мгновение обратил взор к небесам.

– Жаль, что эти новости не прибыли вчера. Тогда мы бы уже были на марше. Тем не менее приятно слышать, – отозвался он.

Приложив определенные усилия, триумвир воздержался от критики Октавиана, словно раньше не делал этого постоянно. В результате практически все полагали, что находятся в главной армии, которую сдерживает второсортный довесок.

– Легионы готовы к маршу? – спросил Антоний собравшихся.

Все закивали. Триумвир возвышался над ними на голову, и энергия била в нем ключом. Он хлопнул Понтия по плечу, проходя мимо, и потребовав подавать завтрак. Слуги бросились исполнять приказ.

– Сегодня наш день. Составьте мне компанию, – пригласил он легатов. – У меня даже есть свежий хлеб, только не спрашивайте, где я его взял. Мой поставщик или гений, или вор. Я еще не решил, какой ответ правильный.

Все заулыбались, заняли привычные места в командном шатре и получили от слуг по чаше воды, только что принесенной из родника. Задержался только Понтий, чтобы отдать соответствующие приказы. Все двенадцать легионов начали паковаться, чтобы поскорее оставить берег позади.

– Когда мы здесь закончим, пошли гонца к Цезарю! – крикнул Марк Антоний своему заместителю. – Этим утром я ухожу на восток. Увидимся на следующей стоянке. – Он взял чашу с водой, чтобы запить хлеб, поковырялся в тарелке с вареными овощами и оглядел стол в поисках чего-то более съедобного. – Если, конечно, он сможет нас догнать.

Мужчины за столом, конечно же, засмеялись, хотя уже думали о предстоящей кампании. Проблема состояла не в том, чтобы найти вражескую армию. Все донесения сообщали об одном и том же: Брут и Кассий нашли для своих легионов отличную позицию и укрепляли ее не один месяц. Для каждого легата этот сценарий считался наихудшим: наступать на хорошо обученных солдат, которые выстроили мощную оборону. Никто из них не придал особого значения названию города, сообщенному разведчиками. Филиппы, возможно, и назвали в честь Филиппа Македонского, отца Александра Великого, но для римлян, завтракающих в командном шатре в то утро, это был просто еще один греческий город, расположенный в двухстах пятидесяти тысячах шагов к востоку, до которого они могли дойти за двенадцать дней, а то и быстрее. Как у охотничьих собак, марш укрепил бы их ноги и согнал лишний жир. Они прибыли бы туда готовыми согнуть в бараний рог любого, кто посмел противопоставить себя воле Рима.

Слова Марка Антония стали быстро известны легионам Цезаря, расквартированным на берегу. И даже если бы Понтий Фабий не был кузеном Мецената, Гай Октавиан получал всю информацию о передвижениях и намерениях своего коллеги, как минимум, еще от пяти источников. Октавиан находил полезным держать доверенных людей в ближайшем окружении других триумвиров, следуя совету, который несколькими месяцами раньше дал ему Педий. Речь шла не о доверии или его отсутствии. Новый Цезарь уже давно целиком и полностью принял мнение Агриппы: командующему прежде всего необходима информация, и человек никогда не будет слепым, если каждый день ему будет докладывать о происходящем тысяча глаз.

Когда в полдень легионы Марка Антония двинулись в путь под звуки горнов и радостный рев солдат, которые после долгих месяцев подготовки сделали первый шаг к битве, триумвир в удивлении дернулся, услышав те же горны и рев у себя за спиной: легионы Цезаря синхронно снялись с места.

Глава 27

Город Филиппы строили как крепость в горах, но триста лет – большой срок, чтобы смотреть на север в ожидании мародерствующих племен. В результате исходные каменные стены и агора остались на месте, но их окружили сотни других домов, образовавших узкие улицы вдоль гребня холмов. Кассий порадовался, увидев маленький храм Филиппу Македонскому, спрятавшийся на купеческой улице. Он знал другого человека, объявившего о своей божественности, и эта мысль вызвала у него улыбку. Если бы не хорошая дорога к побережью, маленький город давно бы зачах вместе со славой своего основателя, а может, и самого Александра.

Поначалу городок играл лишь роль сборного пункта, куда Кассий и Брут намеревались привести свои легионы, дожидаясь, пока Секст Помпей серьезно ослабит армию Октавиана и Марка Антония, пытающуюся переправиться в Грецию. Когда же в Филиппы пришли новости о проигранных Помпеем морских сражениях, Брут и Кассий изменили свои планы и начали подыскивать наилучшее место для битвы. Марк Брут первым предложил сделать Филиппы основой их оборонительной линии. Они располагали выходом к морю по Эгнатиевой дороге[23], построенной на месте более старой и позволяющей перебрасывать любое число людей и количество снаряжения. Филиппы располагались на гребне холмов и были практически неуязвимы с запада, как и рассчитывал отец Александра Великого при выборе места для крепости. С точки зрения Гая Кассия, плюсом служила высокая гора с отвесным склоном на юге и раскинувшееся у ее подножия болото. Зимой выпало много дождей, так что ни один легион не смог бы форсировать это топкое место.

Когда Кассий и Брут решили превратить Филиппы в свой командный пункт, солдаты выстроили массивный деревянный частокол по краю болота. Сочетание особенностей местности и римского мастерства обещали, что город не будет атакован и с этого направления. При этом с севера Филиппы прикрывали горы, а на востоке лежало море. Враг мог подойти только с запада, чтоб попасть под удар боевых машин двадцати римских легионов. Его ожидали и деревянные копья, и железные стрелы луков-скорпионов, и тяжелые камни катапульт.

Прошло больше месяца с того дня, как поступили первые донесения о высадке в Диррахии. Оба командующих посылали на разведку все больше экстраординариев. Кассий привел из Сирии парфянских конных лучников, которые точно поражали цель, даже мчась галопом по пересеченной местности. Постоянные стычки указывали, что легионы Октавиана и Марка Антония обязательно подойдут, но пока дело только ими и ограничивалось. А Кассий и Брут стремились узнать как можно больше и о противостоящей им армии, и о местности, по которой она будет продвигаться к их линии обороны.

Старый Кассий Лонгин тихонько рыгнул в кулак, глядя на болота. Он ел то же самое, что и легионеры, и пища эта не сильно ему нравилась. С другой стороны, пребывание на одном месте позволило нарастить запасы продовольствия и амуниции. Командующий прекрасно понимал, что галеры, захваченные у Секста, могут в самом скором времени блокировать побережье Греции. Не получали они с Брутом известий и от братьев Каска. Кассий полагал, что они или утонули, или погибли при разгроме флота Помпея.

Гай Кассий подозревал, что он слишком много и часто думает о втором командующем их армии, а не о тех людях, которые им противостояли. Марк Брут по-прежнему оставался для него загадкой, пусть они и знали друг друга очень давно. Убийца Цезаря словно не старился и оставался таким же, как и в те далекие дни, когда занимался боевой подготовкой экстраординариев. Командир парфянских стрелков ходил за Брутом, как верный пес, радуясь любому доброму слову римлянина. От мысли об этом настроение Кассия не улучшилось. Марк каким-то образом завоевывал уважение всех, кто его окружал, не прилагая к этому никаких усилий. Сам Кассий таким даром не обладал и злился, когда его легаты, разговаривая с ним, искали взглядом Брута. Они ждали от него одобрительного кивка, забывая о Кассии. Рыгнув снова, командующий мрачно подумал о том, как торжественно провожали легионы жену Брута, когда она уезжала.