Сломленные (СИ) - Валюшев Дмитрий

«Нет, больше походит на случайность».

— Иди сюда-а-а, мелочь!

«И когда ты успел превратиться в эту погань?»

Монстр со стекающей слюной бежал на Посредника. В его нечеловеческих глазах ферксиец увидел всепоглощающую злобу. Он повторял одно и то же:

— Умри, умри, умри-и-и!

Справа мелькнула тень. Быстрая, грациозная. С рассеченным лицом и в рваном кожаном доспехе Укаре устремился вперед к двум толстым деревьям. Он снял с плеча длинный моток веревки.

— Укаре! — радостно воскликнул Посредник, пробегая мимо.

— Бегите, господин! — прокричал в ответ эльф и обязал веревку между стволами. Для более сильного натяжения Укаре крепко обхватил один из ее краев.

Пелена ярости не позволила чудищу разглядеть ловушку. Нога задевает веревку.

— А-а-а! — заорал Укаре, уперев ноги в дерево.

Эрик кубарем покатился по земле. Глубокая борозда, грохот и крики сопровождали сокрушительное падение.

Посредник в последнюю секунду бросился в сторону, а Эрик пролетел мимо и угодил в болото.

— А-а-р-гх! Ничтожества-а-а! Убью! — Оно пыталось встать, но ноги уже по колени погрязли в смердящей жиже. — Твари-и-и!

— На что же ты стал похож? — прошептал Посредник.

— Уходим! — Укаре стремительно подскочил к девушке и взвалил ее на плечо. — Господин?

Посредник медленно подошел в упор к монстру. Их глаза встретились. Вместо гнева теперь отчаяние. На ферксийца смотрел старый друг из далекого прошлого.

— Тильда-а-а…

В груди тяжело, но сердце не бьется. Глубокий болезненный шрам вновь напомнил о себе. Посредник опустился на колено, протянул руку, чтобы коснуться лица Эрика. Тот не сопротивлялся, повторяя имя дочери.

— Господин, — эльф опасливо огляделся, — надо уходить. Конрад может быть рядом, а до храма еще очень далеко.

Посредник последний раз взглянул на падшего товарища.

«Вот тебе и заслуженный покой».

****

2146 год Новой эры. Глирч. Постоялый двор Бригитты и Эрика.

— Выпьем за мир! — Кубок с пряным вином поднялся нал головой. — Сегодня наши народы объединятся, а завтра — мы возведем города, поделимся знаниями, обнимемся как братья!

— Да-а! — Ликейские офицеры со смехом стукнулись кружками и осушили их быстрее, чем закончилась речь.

— Союз Ферксии и Ликеи станет нерушимым! За Леоса, за Оттона!

— За мир! — подхватили офицеры, а затем набросились на еду.

Бригитта волчком вертится вокруг гостей. Пухленькая женщина с обаятельной улыбкой подливает старым воякам выпивку. Тильда помогает разносить еду. Она красивее матери, да и в мудрости ей не откажешь.

«А у него глаз наметан…».

Взгляд блуждает по залу. Кажется, войны и не бывало. Всюду смех, разговоры о мирной жизни, Елена рассказывает Эрику основы ликейского боя.

— Это называется фаланга. — Она расставляет кусочки хлеба в несколько линий. — Если хоть один дрогнет, — ладонь разрезает «фаланги» пополам, — всем конец.

— О-о-о… — Капитан кивает, делает глоток из кружки. — И как у вас это получается? Ну в смысле, вряд ли воины умеют мысли читать. — Он напряжено смотрит на Елену. Та хохочет в ответ.

— Ах-ха-ха, у-у-у… — царица красная, как помидор, в уголках глаз скопились слезы. — Все гораздо проще…

Из-за шума ничего не слышно. Бригитта наливает вина в кубок.

— А где твой друг? — Она говорит громко, чтобы перекричать весь этот балаган. — Тильда хотела бы с ним поговорить.

— Как всегда — прячется.

…Поиски длились недолго. Под кроной волшебного древа, которое никому так и не удалось срубить или сжечь, глядел на звезды молодой ферксиец. Много лет назад двое друзей сидели там же, мечтая прославиться.

На губах играет полуулыбка.

«Нам все-таки удалось».

Неясное чувство. Нога замирает в полушаге. Слова, сказанные утром, до сих пор вызывают обиду, разочарование. Стоит лишь шепнуть кому-то о разговоре — всему конец. Будущее стало таким размытым.

— Даже медведь прячется лучше. — Он продолжает смотреть на ночной небосвод. Звезды, словно ангельские очи, наблюдают за смертными, слушают их сплетни, прислушиваются к мольбам Создателю, решают, кто достоин вознестись, а кто нет. Сейчас все взоры направлены сюда; звуки веселья почти не слышны; есть только крохотный островок, где друзьям предстоит решить, по какой тропе они последуют.

Кулак сжимается. Страшно. Нет ничего ужаснее, чем потерять доверие человека, с которым связана жизнь. С чего начать: с шутки или с обвинений? Как объяснить другу, что он не прав?

Тихий вздох.

— Я не люблю прятаться.

В ответ короткий смешок.

— И за словом в карман тоже не лезешь.

В словах сквозила издевка; они задевают. В душе зреет обида. Глупое, отвратительное чувство, не достойное зрелого мужчины, и все же…

— Я не понимаю.

— Твоя речь. — Он оборачивается. Хмурый и чересчур серьезный. — Наивная и напыщенная. Ты правда веришь в мир? Думаешь, жалкая бумажка с печатью что-то изменит? — Его слова полны желчи. Злость, непонимание, неверие. — Не мы развязали войну, Конрад, а почему-то именно мы ползаем на коленях. Это все Елена, да? Скажи, что царица шепчет тебе холодными ночами?

Зубы скрипят от гнева. Он заключил мир. Мир! А все равно его поливают дерьмом, как слабака! Никто и слова благодарности не сказал. Одни обвинения. Не справедливо!

— Я хочу мира, хочу, чтобы наши дети не боялись. — Глаза пристально смотрят на лучшего друга. — Хочу любить.

— И я хочу! — Он вскакивает, бьет кулаком по стволу. — Но без крови, без войны, без…

— С тираном во главе?!

Напряженное молчание. Мы с ужасом глядим друг на друга. Слова не должны были прозвучать, но сами собой вырвались. Сердце неистово колотится. Страшно.

— Конрад… — Он ошеломлен. — Оттон дал нам все. Без него мы бы так и прозябали. Разобщенные, озлобленные, дикие. Пойми. — Он подошел, обхватил плечи и крепко сжал. — Мы не готовы. Как, по-твоему, ферксийцы воспримут ваш союз? Знак мира? О-о-о, нет-нет, они посчитают это слабостью, продуманным ходом Леоса, чтобы ослабить империю. Если ты пойдешь до конца, прольется еще больше крови. Я с тобой хоть на край света, но дальше — не проси. Я не хочу умирать за царицу, и уж тем более не позволю развязать новую войну по твоей глупости!

Все понятно…

— Ты же любишь Тильду?

— Не сравнивай это, Конрад.

— Нет? — Рука стискивает кисть друга так, что костяшки белеют. — А как иначе? Ты не можешь, я не могу. Что нам вообще можно? Мы как звери послушно выполняем команды. Безвольные слабаки. — Сквозь зубы звучит яростный шепот:

— Могучая империя трусов и лизоблюдов!

Сильная пощечина. Лицо горит.

— Приди в себя! Я трус, а? Трус?! — Он остервенело трясет. — Я устал от войны. Сотни лет одни убийства да разорения. Пожалуйста, Конрад, давай завтра уедем и все закончим.

Глаза стыдливо опускаются. Оскорбил друга. Проклятая обида! А может зависть? Зависть, что ему хотя бы дозволено разговаривать с Тильдой? Но он прав: жить с клеймом шпиона или союзника Ликеи означает изгнание. Примет ли Елена бродягу? Все равно. К черту этот мир без ее света.

— Я уеду…

Он облегчено выдыхает.

— … с ней.

— Что?…

Голос наполняется уверенностью.

— Я стану ликейцем. Отец будет рад от меня избавиться.

— Тебя убьют!

— Пуская, зато я умру свободным. И счастливым.

Несколько звезд померкли.

****

Летняя гроза. Всполохи молний озарили черное небо; ледяной дождь под рокот грома обрушился на Илларию; ураганный ветер разметал листья, гнул деревья, гнал потоки воды вниз по склону и дальше, туда, где потихоньку гасло пламя, охватившее деревушку Аббет. Но природа не могла породить подобный хаос.

Конрад уже не лежал на земле, он плыл. Разбитый. Обессиленный. Сломленный. Лицо спокойно, ни один мускул не шевелится. Тяжелые веки медленно распахиваются, на мгновение открывают серые, лишенные блеска, глаза. Затем так же медленно захлопываются, словно не желают, чтобы Конрад возвращался из снов, которых почти не видел. Растрепанные волосы как черное пламя на воде. Верный клинок плывет рядом, он покрыт копотью и сколами. Ферксиец попытался подвигать пальцами. Шевелился лишь один.