Король воронов - Сакавич Нора

Тэзудзи бил его до тех пор, пока он не потерял сознание.

* * *

Вечерняя тренировка длилась четыре часа, хотя Нил был не в состоянии провести на поле ни одной минуты. В течение двух часов, пока Вороны обедали, он пролежал без чувств и пришел в себя, только когда Жан вылил на него кувшин ледяной воды. Из-за боли и тумана в голове он не мог даже переодеться, поэтому напяливать на него форму пришлось Жану. Нил сопротивлялся, однако Моро утихомирил его, безжалостно надавив на свежие кровоподтеки. Жан выволок его на поле, сунул в руки клюшку, и только тогда он всерьез осознал, что от него ждут действий.

Нила поставили в защиту, и он с блеском провалил задачу. Он не выступал в роли защитника почти девять лет; к тому же, избитый, он никак не мог противостоять Рико. После каждого удачного обхода Морияма вреза́л ему клюшкой. Защитная экипировка предохраняла игроков от травм в результате попаданий мяча или столкновений с противником, но не от свирепых ударов тяжелым снарядом. Через час такой тренировки Нил с трудом держался на заплетающихся ногах.

В то же время, едва он падал, Жан неизменно оказывался рядом и помогал ему подняться. Он никак не комментировал убогую игру Нила, не ругал и не подбадривал. Возможно, у него просто закончились слова. Как он и предупреждал, в этом испытании они оказались вдвоем. Стоило команде соперника забить гол — и наказанию подвергались оба: и Нил, и Жан.

Остальные Вороны оставались к этому совершенно безразличны, не проявляя сочувствия даже к своему товарищу. Именно так была построена работа в команде, и все подчинялись правилам безоговорочно. Пускай эти пять лет и обращаются сплошным кошмаром, зато после выпуска каждого Ворона ждут гонорары с шестью нулями и мировая слава. Они будут обеспечены до конца своих дней. Ради такого стоило потерпеть.

Из-за того что Нил и Жан проявили себя на тренировке хуже всех, их оставили наводить порядок на поле. Это означало, что нужно подмести и натереть паркет, а потом еще разгрести за всеми бардак в раздевалке. К тому времени, когда Нил наконец дополз до душа, он едва волочил ноги. Его уже даже не волновало, что в душевой «Воронов» нет отдельных кабинок. Он просто упал на колени и позволил струям обжигающе горячей воды немного ослабить боль в измученном теле. Нил пошевелил распухшими пальцами — не сломаны ли? Пальцы двигались, но он их не чувствовал.

— Надо было бежать, — с горечью произнес Жан. Он так устал, что сил на ненависть уже не осталось.

— Я с детства привык к боли, — сказал Нил. — Пережить эти две недели — ерунда.

— Три, — поправил Жан.

Нил поднял глаза.

— Я соглашался на две. Перед Новым годом я отсюда уеду.

Жан закрыл глаза и подставил голову под воду.

— Глупый ребенок. Ты в «Вороньем гнезде». Здесь действует свое расписание, а не твое. Наш рабочий день — шестнадцать часов. Сам увидишь.

От усталости Нил уже ничего не соображал, поэтому просто продолжил мыться. Переодевшись в самую свободную из привезенной одежды, он побрел за Жаном на кухню. Вкуса еды он почти не ощущал, но ему требовалась энергия. Жан загрузил грязные тарелки в посудомоечную машину и повел его в Черное крыло.

Рико ждал в комнате. Нил заметил его слишком поздно — только когда вошел. Жан запер дверь изнутри и привалился к ней спиной. Нил хотел прорваться через него, но, во-первых, совсем обессилел, а во-вторых, идти все равно было некуда. Он подошел к кровати, словно и не чувствовал себя в ловушке, и присел на край. Устремив взгляд на книги, задумался о письме Кейли, о том, как Жану и Кевину приходилось терпеть все это изо дня в день, из года в год.

Рико встал с кровати, Нил посмотрел на него. Рико улыбался, и от выражения его лица внутри у Нила все похолодело. Отец смотрел на Нила с отвращением и злобой, но никогда не смотрел так, словно предвкушал скорое наслаждение его кровью. Мясник был жестоким убийцей, скорым на расправу, однако он добивался своего, сея страх и смерть, а не упиваясь болью и унижением других.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не подходи, — предупредил Нил.

Рико достал из кармана выкидной нож и щелкнул лезвием.

— Ты же вроде не боишься моих ножей, а, Натаниэль? Или это очередная ложь, чтобы подбодрить себя?

Он уселся поперек кровати, разглядывая Нила так, будто собирался живьем содрать с него кожу и скормить ему по кусочкам. Судя по выражению лица, эта фантазия доставляла Рико неописуемое удовольствие. Нил не дрогнул, когда он поднес лезвие к его рту, хотя острие находилось от губ всего на волосок. Жан шагнул ближе, однако Нил не осмеливался отвести взгляд от Мориямы.

— Мне будет приятно мучить тебя, — медленно проговорил Рико, — так же, как Кевина.

— Ты ебанутый на всю голову, — сказал Нил.

Рико сунул нож ему в рот — достаточно глубоко, чтобы из уголка губ потекла кровь, но не настолько, чтобы поранить всерьез.

— Заткни пасть и ложись, — приказал он. — Времени у нас немного. Я обещал хозяину усмирить тебя до ночной тренировки.

— Ненавижу тебя, — произнес Нил, несмотря на лезвие во рту.

— Ложись, — повторил Рико, — и возьмись руками за изголовье.

Нил лег на спину и вытянул руки над головой. Жан уложил их на нужное место. Почувствовав под пальцами деревянную поверхность, Нил покрепче ухватился за изголовье. Жан отпустил его, но запястья тут же ощутили холод металла. Нил попытался посмотреть вверх, однако лезвие во рту не давало пошевелиться. Почувствовав, как он напрягся, Рико вытащил нож. Нил запрокинул голову и моментально пожалел, что вообще это увидел: он был прикован к кровати наручниками. Он резко дернулся — так, что едва не ободрал запястья, но изголовье даже не скрипнуло.

— Натаниэль, кто твой король? — спросил Рико.

Нил плюнул ему в лицо.

Рико замер, медленно поднял руку, дотронулся до щеки. Опустил взгляд на липкие от слюны пальцы, словно только теперь поверил в случившееся, а потом железной хваткой стиснул лицо Нила. Силой раскрыл ему рот, харкнул, зажал его губы ладонью, чтобы он не мог выплюнуть. Нил хотел пнуть Рико, но Жан уже придавил его ноги, усевшись на них. Рико поднес нож к груди Нила и провел лезвием по коже.

— Я причиню тебе невыносимую боль, — пообещал он. — Когда не сможешь больше терпеть, не стесняйся, кричи.

Глава шестнадцатая

«Объявляется посадка на рейс двести двадцать семь до Лас-Вегаса. Пассажиров просят пройти к выходу А-19».

Нил не помнил, в какой момент уснул. Сонно моргая, он посмотрел на флуоресцентные лампы над головой. Холодное стекло, к которому он прижался плечами и затылком, завибрировало. Послышался приглушенный гул реактивного двигателя — по взлетной полосе катился самолет. Стекло перестало дрожать раньше, чем стих рокот. Нил потер глаза руками в перчатках… Черт! Перчатки скрывали бинты, но не смягчали боль. Зашипев сквозь стиснутые зубы, Нил сжал кулаки. Удовлетворившись тем, что хотя бы пальцы действуют исправно, он уронил руки на колени.

«Вниманию пассажиров, вылетающих рейсом пятнадцать двадцать два на Атланту: изменен выход на посадку. Посадка будет производиться через выход А-16. Повторяю: посадка на рейс будет производиться через выход А-16. Во избежание задержки вылета просим пассажиров немедленно пройти к выходу».

Объявление повторили на испанском. Почему не на французском? — на мгновение удивился Нил. Он столько времени провел с Жаном, что забыл о существовании других языков. Вообще-то Жану запрещалось использовать французский, так как Рико его не понимал, и все же, когда Морияма не мог их слышать, Жан шептался с Нилом именно по-французски. Моро посмеялся бы над замешательством Нила, будь он сейчас рядом. Нил посмотрел на соседнее кресло и увидел лишь свою сумку. Жана не было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Видимо, он остался по ту сторону паспортного контроля. Нужно вернуться, подумал Нил, и сообщить Жану, что он проспал рейс. Поискав глазами табличку с надписью «Зона вылета», он узнал убогую отделку аэропорта Южной Каролины. Странно: он не помнил, как улетал из Западной Виргинии, не помнил даже, как покинул «Замок Эвермор». Нил оперся на подлокотники кресла, выпрямил спину и обернулся. За окнами было темно; наступила ночь, а он и не заметил. Он напряг память, потом бросил тщетные попытки. Какая разница, как он сюда попал, главное — он здесь.