Эхо Непрядвы - Владимир Возовиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
IV
Не знал Олекса, что его стычка со стражниками подольет масла в огонь, который начал разгораться еще с утра, когда пошли разговоры о том, что бояре и богатые гости, оставленные начальствовать, тайно покидают Москву. Возможно, толки эти послужили бы сигналом общего бегства, но куда податься бедному посадскому, у которого ни лошади, ни полушки за душой и целая куча ребятни? А таких в Москве - полный Великий Посад да Заречье с Загорьем.
К старшине Кузнецкой слободки Савелию Клещу с заутрени нагрянули ополченцы, сдавшие ночную стражу.
- Ты, старшина, квасы попиваешь, а лучшие-то люди бегут вон из города. Я чаю, за одну ночь Кремль уполовинился народишком, ежли вовсе не опустел. Кто станет боронить Москву без бояр-то?
- Пропадать нам тут всем в безначалии! Князь бросил, теперича и бояре бросают.
- Што им наши головушки? Пожитки бы спасти, а черных людей оне себе завсегда сыщут.
Костистое, жесткое лицо Клеща помрачнело.
- Вы, православные, чем буянить зря, ступайте за посадскими старшинами. Пущай сходятся на подворье Адама-суконника.
К подворью Адама уже привалила целая толпа. Многие ополченцы в бронях и с оружием. Адам пригласил выборных в дом. Кроме него и Клеща были здесь старшины от бронников, от оружейной сотни, от плотницкой и гончарной улиц, от кричников и красильщиков. Кожевенную слободку представлял Каримка. Минувшей весной бывший дружинник повздорил на Арбате с важным казанским гостем, который постоянно торговал в Москве. Когда тот обозвал Каримку неверным выродком, разъяренный богатырь учинил обидчику целую осаду в его доме, разогнав челядинов, а потом снял обитые узорной медью ворота, отнес их на постоялый двор и там пропил с какими-то гуляками. Купеческий Арбат потешался над казанцем, но тот нажаловался окольничему, и Каримку удалили из дружины, велев заплатить стоимость ворот. Кожевники, обрадованные возвращением старого товарища в их сотню, тут же избрали его своим старшиной.
Людям неродовитым, хотя бы и облеченным выборной властью, не с руки встревать в боярские дела. Думали. Наконец Клещ угрюмо обронил:
- В Кремль идти надобно. Всем выборным. Спросим бояр, кто там остался, чего они мыслят. Ежели правда съехал Морозов, пущай нового воеводу ставят.
- Кто поставит? - спросил бронник Рублев. - Я сам слыхал разговор боярина Олексы Дмитрича со стражей - там безначалие полное. Морозовский стремянный Баклан хозяйничает.
- Тот же Олекса - он сотский великого князя.
- Ускакал уж, поди-ка.
- А в Кремль идти надо, - веско сказал Адам.
- Веди, бачка-калга!- Каримка нетерпеливо вскочил с места.
От Адамова подворья за старшинами двинулись сотни людей, жаждущих какого-то сильного слова, чьей-то воли, которая немедленно направила бы их на общее грозное дело, способное отвести подступающую беду. В исходе широкой Нагорной улицы, что вела от неглинского подола к Фроловской площади, дорогу шествию преградил конный обоз из Кремля. Передом ехал легкий крытый возок, запряженный парой чалых, на правой лошади сидел громадный бородач в короткополом зипуне с тяжелым ременным бичом в руке и обнаженной секирой за кушаком. Нагруженные телеги сопровождались вооруженными слугами.
- Дорогу, православные, дорогу! - покрикивал детинушка, направляя возок в середину толпы. Она подавалась в стороны, пока не раздался чей-то злой выкрик:
- Ишшо один вор в Тверь побежал!
- Али в Торжок - мошну набивать!
Толпа стала смыкаться, несколько рук вцепилось в поводья, лошади, храпя, попятились.
- Эй, не балуйтя, православные! - закричал возница. - Боярин Томила строг.
- Июда твой боярин - государев изменник!
- Слазь, душа холопска, аль поворачивай - воевода рассудит.
- Очумели, дурачье? Прочь с дороги! - Возница свистнул свинцованным бичом, один удар которого насмерть зашибает волка и перебивает хребет оленю, но толпа не шатнулась.
- Ну-ка, тронь, морда холопска!
Откинулась кожаная заслонка возка, явилась бобровая шапка, потом - острое злое лицо с закрученными усами и клиновидной бородкой. Резанул визгливый крик:
- С дороги, пиянь, гуляй нечистые! Чего глаза пучишь? - накинулся боярин на возницу. - Бей!
Длинный бич, свистя, стал описывать круг за кругом, разметывая толпу.
- Бунтовщики! Тати! - орал боярин. - Бей их!
Слуги на телегах стали обнажать оружие, как вдруг с пронзительным визгом из толпы метнулся Каримка, и громадный наездник, уронив секиру, вверх тормашками полетел с коня. Вопли боярина заглушил рев многорукого чудовища - взбешенной толпы:
- Бе-ей!.. Круши боярских собак!
Засвистели каменья и дреколье, в руках ополченцев взметнулись булавы и мечи, боярские слуги, бросая оружие, сами посыпались под телеги. Каримка сидел верхом на вознице, молотя его кулаком, возок опрокинулся, бились лошади в постромках, десятки рук, мешая друг другу, пытались вытащить боярина на свет, дорваться до его одежды, волос и горла. Он яростно отбивался, сдавленно хрипел:
- Тати!.. Я - государю… В батоги!
Наконец его выдернули из повозки, простоволосого, в растерзанном кафтане; тараща глаза от страха и злости, он судорожно пытался оторвать от себя цепкие чужие руки.
- Братья! Православные братья! - Адам, стоя на телеге, старался перекричать толпу. - Остановитесь, братья, ради Христа-спасителя остановитесь!
На Адама стали оборачиваться, рев затихал, смолкали глухие кулачные удары. Адам смотрел сверху в бородатые и безусые лица, в озлобленные глаза, черные, как пучина в ненастье, и сжимало ему горло от переполнявшего душу гнева, жалости, любви, от невыразимого желания вразумить, удержать этих людей от того, в чем они сами станут раскаиваться.
- Што творите вы, братья? Кого радуете, избивая друг друга? Только хана ордынского, только врагов, желающих нам погибели, обрадуете вы этим смертоубийством…
Толпа дышала в лицо Адаму, жгла сотнями глаз, словно вопрошала: кто ты таков, человек, осмелившийся прервать справедливый суд? Каримка и возница поднялись с земли, бородач в сердцах хватил татарина по шее, Каримка только кагакнул и нагнулся за шапкой. В толпе напряженно засмеялись. Побитый Томила, кажется, лишь теперь начал понимать, какую грозу навлек на себя, дрожащими руками оглаживал растрепанную бородку, ощупывал грудь, бока, уверяясь, что цел; лицо его при этом морщилось и дрожало - какая иная обида может быть горше: чернью побит, вывалян в пыли и конском навозе, словно проворовавшийся гуляй!
- Боярин Томила! - Адам овладел своим голосом. - Прости ты нас - ведь сам же вызвал эту бучу! Народ - не водовозная кляча, его бичом не устрашишь и не погонишь!
- Верно, Адамушка!
- Хорошо говоришь, старшина!
- И вы, мужики, простите боярина Томилу. Он тож человек смертный, вон и руда красная на усах, и шишка на лбу вскочила, как у меня самого случается в потасовках. Да и у вас, мужики, поди-ка, не голубые сопли текут от кулачной потехи?
Смех заходил по толпе, боярин кривился, отирая полой окровавленное лицо.
- Понять нам тебя, боярин, просто. Человек ты родовитый, гневливый, да и удалой - вон гривна серебряная на шее, ее небось не каждому вешают. И не первый ты побежал из Кремля. Душой, поди-ка, извелся, на трусов глядючи. И выехал ты не в себе нынче, узнав, што пропал воевода, дрожал от гнева, а тут тебе дорогу заступили - вот и потерял разум, с бичом на народ попер. Оставайся ты лучше в Москве, боярин, начальствуй над нами - тысяцким поставим тебя.
- Я от государя сотским поставлен, и довольно того с меня! - зло, с хрипом крикнул Томила.
- Будь сотским, нам все едино - только начальствуй.
- Хто вы такие? - боярина снова затрясло. - Вам ли, бунтовщикам, ставить начальных бояр? Князья ушли, воевода скрылся, лучшие люди разбежались, а вы хотите город спасти? Не воеводу вам - атамана выбрать надо, опустошить город да и разбежаться!
- А и выберем атамана! - раздалось из толпы.
- Не все вам, родовитым, жировать.
- Эх, боярин! - горько ответил Адам. - Это тебе везде хорошо, именитому да с казной. А им-то разбегаться куда - безродным, безлошадным, безденежным? Государь, уходя, вам, боярам, вручил нас - так приказывайте: горы своротим. А побегут все - этак до моря студеного можно докатиться, у кого сил хватит. И што тогда? В море топиться?
- Все одно - не начальник я вам. Сначала избили, опозорили мои седины, теперича воеводой зовете? Этак, может, у ватажников заведено, мне же не приходилось ватаги водить, и даст бог - не придется!
Снова зло загудела толпа:
- Чего ты с ним кисельничаешь, Адам? Пусть проваливает к черту и больше не попадается!
- Верна! Свово воеводу ставить - посадского!
- Долой бояр-дармоедов!
- Каменьем побить остатних!
- Он те, князь-то, побьет!
- Спасибо скажет!
- Свово воеводу надо! На вече выберем!
- На вече!.. На вече!..