Жизнь-поиск - Борис Данилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я видел уже, как это делается на соседнем заводе. Рабочий в противогазе и специальном пыленепроницаемом костюме висит в люльке, подтянутой к днищу судна, поднятого в сухом доке, и держит в руках пронзительно жужжащую пневматическую машинку с проволочной щеткой, вокруг него вьются красноватые клубы ржавой пыли. Работа настолько тяжелая и неприятная, что найти охотников на нее с каждым годом становится все труднее, несмотря на высокую оплату. Кроме того, очистка идет очень медленно, ведь поверхность бортов и днища океанского судна, находящаяся в воде, очень велика.
И вот слесарь Александр Лапин создал машину, которая освободила рабочих от тяжелого, изнурительного труда и раз в 15 ускорила этот трудоемкий процесс. Нам показали эту машину в действии.
Представьте себе квадратную раму со стороной в 2 метра. Под рамой расположено много быстро вращающихся проволочных щеток. Рама укреплена на особом металлическом тросе, по которому она ползает как живая. Машина сама, без участия рабочего, прижимается к корпусу судна, а управление ее движением происходит по кабелю, подвешенному к тросу. Рабочий теперь находится на расстоянии 30 метров от участка работы и оттуда управляет движением машины. Работать он может в чистой одежде, без противогаза, на него не попадает пыль, ржавчина, вьющаяся вокруг машины.
— Послушай, Александр Михайлович! — сказал я Лапину. — Да ведь это же чистое изобретение, насколько я понимаю. Ты подал заявку в Комитет изобретений?
Лапин, человек лет 35, добродушно улыбнулся и ответил:
— У нас уже подавали заявки некоторые товарищи, так через год получали отказ и больше не совались в этот
комитет. Так что, думаю, и у меня ничего не выйдет.
Я как мог старался внушить Лапину веру в его детище и посоветовал начальнику отдела новой техники завода помочь составить заявку и послать в комитет.
В сравнительно небольшом городе Советская Гавань почти все жители знали друг друга. Через три дня после нашего приезда и выступлений на двух судоремонтных заводах с нами стали здороваться прохожие на улицах. Это объяснялось просто: почти все население города работало на этих двух заводах, а наши выступления в цехах не прошли незамеченными. В чужом городе, на другом конце земли, мы чувствовали себя как в родном доме. Хоть он и стоит за 10 тысяч километров от Москвы, там живут и работают наши замечательные советские люди, такие же, как в столице!
Наш отпуск кончался, а дальневосточники просили выступить еще на 10 или 12 заводах. Председатель Хабаровского отделения общества «Знание» Анна Александровна Омельчук, женщина очень энергичная и быстрая в делах, как, впрочем, и все на Дальнем Востоке, спросила у нас телефоны наших директоров и заявила, что она договорится с ними о продлении отпуска.
…И вот мы снова в Хабаровске. Анна Александровна Омельчук разговаривала по телефону с директорами наших заводов, и те согласились увеличить срок нашего отпуска еще на 10 дней. За это время надо было поработать на заводах «Дальдизель», «Энергомаш», заводе станков-автоматов и некоторых других. Оказалось, что наши новшества нужны каждому заводу и всюду просили оставить наши новые инструменты.
— Вам же легче будет добираться домой!
В конце концов мы решили оставить все инструменты в обществе «Знание» с письменным указанием, какому заводу, по нашему мнению, целесообразнее передать ту или иную новинку.
На судостроительном заводе мне поставили конкретную задачу: нарезать резьбу в деталях из антимагнитной стали. Меня подвели к токарному станку, на котором в поковках сверлили отверстия диаметром миллиметров двенадцать. Сверлили с перебором, на малых оборотах. Стружка тянулась толстая и вязкая, как свинцовая.
— Неужели нельзя увеличить скорость? — спросил я.
— Попробуйте, — усмехнулся мастер.
Я поставил рычаги на станке на 600 оборотов в минуту и попробовал сам просверлить гайку. Сверло сразу посинело и затупилось. Материал детали был какой-то вязкий и в то же время очень крепкий, съедающий режущие грани сверла моментально.
— Это еще полдела, — сказал мастер, — просверлить-то мы его как-нибудь просверлим, а вот как в нем резьбу нарезать — это уже проблема!
И действительно: когда токарь стал на самых малых оборотах нарезать резьбу, метчик заскрипел и его заело так, что все попытки вывернуть инструмент из детали кончились тем, что метчик сломался.
— Вот что, — сказал я мастеру, — сверлите гайки сверлом на полмиллиметра больше, чем сверлили до сих
пор, а я сделаю вам резьбу накатником.
Я почему-то чувствовал, что этот материал словно специально создан для накатывания, а не для нарезания.
И в самом деле, накатник вошел в деталь легко и так же легко вывернулся из нее, резьба получилась чистая и блестящая. Мастер недоверчиво повертел в руках готовую деталь и сказал:
— А ну-ка, нарежьте еще!
Я повторил операцию. После третьей гайки токарь попросил:
— Дайте, я сам.
У него получилось так же хорошо. Рабочие и инженеры, окружавшие станок, стояли молча, разглядывали резьбу, словно впервые ее видели. Наконец начальник технического отдела цеха сказал:
— Замечательно! У вас есть чертежи на этот инструмент?
Я ответил, что есть и что могу их оставить. Так была решена «гиблая» проблема, портившая кровь работникам завода.
На другом предприятии мне показали латунную гайку длиной 250 мм, с двухзаходной резьбой 40×2×8, внутренний диаметр гайки — 32 мм, глубокая трапецеидальная резьба — все это делало работу крайне трудоемкой.
— Как ускорить эту операцию? — спросили заводские специалисты.
— А какая норма на эту деталь?
— Норма — семь часов.
— Устроит вас, если будете делать ее за семь минут? — спросил я.
Кругом недоверчиво засмеялись. Тут же в цехе я начертил эскиз метчика-протяжки длиной 600 мм, с тремя узкими секциями, с заборными конусами на каждой секции. Я знал, что три-четыре зуба на каждой секции легко пройдут сквозь латунную деталь даже такой длины. На заводе был сильный инструментальный цех, и изготовление инструмента не было для него затруднительным делом. Впоследствии мне написали, что метчик-протяжка была изготовлена и что сквозь деталь она проходит не за семь минут, а за пять. Качество резьбы — отличное.
* * *Хабаровск — столица Дальнего Востока — необыкновенно чистый и красивый город, весь засаженный цветами, по вечерам воздух напоен их ароматом. Гранитная набережная Амура, со специальным спуском для рыболовов, очень красива. Хабаровский стадион мало чем уступает московским Лужникам, но гораздо красивее, так как весь утопает в цветах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});