Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой - Робин Уолл Киммерер

долины был похож на лето в Джорджии, а на высоте пяти тысяч футов мы почувствовали себя как в окрестностях Торонто. Неслучайно я попросила их захватить теплые куртки. Подъем на тысячу футов равносилен перемещению на сотню миль к северу, и, соответственно, чем выше мы поднимались, тем больше возвращались назад, к началу весны. На более низких участках склона кизил был в самом цвету – сливочно-белые гроздья на фоне появляющихся листьев. А по мере подъема мы наблюдали, будто в камере при обратной перемотке, как вовсю цветущие кусты кизила закрывают свои почки в ожидании тепла. Примерно на полпути к вершине, где вегетационный период слишком короткий, кизил совсем исчезает, а вместо него появляется более устойчивое к поздним заморозкам растение – галезия, или ландышевое дерево.

В течение трех дней мы исходили вдоль и поперек эту «природную карту», перемещаясь в высотную зону из густых лесов у подножия гор и от тюльпановых деревьев и магнолий внизу до самой вершины. Горные долины были насыщены флорой, здесь мы встретили заросли дикого имбиря и целых девять видов триллиума. Студенты послушно записывали то, что я им рассказывала, фиксируя подготовленную мной содержательную часть, хотя и делали это без особого энтузиазма. Но они так часто спрашивали о написании научных названий, что у меня возникло ощущение, будто мы пишем на природе диктант по биологии. Декан бы ими гордился.

За три дня мы выполнили всю запланированную мной программу экспедиции и по видам, и по экосистемам. С усердием, присущим Александру Гумбольдту, мы наносили на карту зоны растительности и температур, структуру почвы, а вечерами рисовали графики у костра: дубовые и ореховые рощи – на средних высотах, грубая щебнистая почва – проверено; уменьшение высоты растений и увеличение скорости ветра на больших высотах – проверено; изменение фенологических структур с изменением высоты – проверено; эндемичные виды, диверсификация экологических ниш – проверено. Мне очень хотелось, чтобы они увидели окружающий мир за пределами своих собственных человеческих интересов. Я старалась не упустить ни единой возможности чему-то научить их, заполнив тишину леса фактами и цифрами. Моя челюсть болела к концу дня, когда я забиралась в свой спальный мешок.

Это была тяжелая работа. Когда я гуляю одна, я люблю делать это в тишине, просто наблюдать, просто быть на природе. Но теперь мне пришлось постоянно говорить, что-то показывая, предлагая вопросы для обсуждения. Быть учителем.

Лишь однажды я растерялась. По мере приближения к вершине хребта дорога становилась все круче. Автофургоны с большим трудом преодолевали горный серпантин при сильном встречном ветре. Здесь уже не было ласкающих взгляд кленов и розовых гроздьев багряника. На этой высоте снег только недавно растаял под елями. Оглядываясь вокруг, мы видели узкую полосу северного леса – типичный канадский пейзаж здесь, в Северной Каролине, на сотни миль южнее территорий хвойных лесов, – словно напоминание о ледниковом периоде. Сегодня эти горные вершины, расположенные достаточно высоко, чтобы дублировать канадский климат, предлагают убежище для сосен и елей, где они будут чувствовать себя как дома, на этом небольшом островке в море лиственного южного леса.

Эти островки северного леса и свежий холодный воздух напомнили мне о родных местах, и я на какой-то момент потеряла нить своего повествования. Мы бродили среди деревьев, вдыхая их бальзамический аромат. Мягкая хвоя, гаультерия, эпигея артубус, известная как майский цветок, канадский дерен – все старые знакомые из моего детства ковром устилали лес. Внезапно я осознала, что была вытеснена из родных мест и теперь вынуждена обучать студентов в чужом лесу, так далеко от своего.

Я прилегла на мягкий ковер из мха и рассказала своим студентам о перспективах, которые ожидают здешних пауков. Дело в том, что на вершинах этих гор обитает последняя популяция уже вымирающего редкого вида членистоногих – елово-пихтовый моховой паук. Не надеясь вызвать большой интерес у своих слушателей, я все же решила рассказать им о нем. Пауки эти обосновались здесь сразу после того, как сошли ледники, раскинув свои тоненькие паутинки среди покрытых мхом скал. Но глобальное потепление стало теперь главной угрозой и для сохранения здешней микросреды, и для жизни этих животных. С потеплением климата этот островок северного леса исчезнет вместе со своими обитателями и больше уже никогда не возродится. На это место претендуют насекомые и бактерии с более низких, теплых ярусов. Когда обитаешь на вершине и снизу поднимается горячий воздух, тебе некуда деться. Возможно, они и попытаются улететь на своих шелковых паутинках, но лететь им попросту некуда.

Поглаживая замшелый камень, я думала о рушащихся экосистемах и о том, кто за этим стоит и дергает за нужные ниточки. «Мы не имеем права отнимать у них их дом», – подумала я. Возможно, я произнесла это вслух или у меня в этот момент был взгляд фанатика, потому что один из ребят спросил: «Для вас это что-то вроде религии?»

С тех пор как один из моих студентов попытался оспорить учение об эволюции, я стала проще относиться к подобным вопросам. Я почувствовала, как внимательно они смотрят на меня – добрые христиане, все до единого. Поэтому, хмыкнув, я стала говорить им о любви к лесу, о философии гармонии с окружающим миром и родстве со всем живым, присущем коренным народам Америки. Но они смотрели на меня с таким недоумением, что я поспешила сменить тему и принялась рассказывать о растущем рядом спорообразующем папоротнике. В тот момент и в той обстановке я поняла, что не смогу донести до них, что такое экология духа. Эта тема настолько далеко выходила за рамки и христианства, и науки, что я была уверена – им этого не понять. А кроме того, мы здесь находились с научной целью. Мне просто следовало бы ответить на их вопрос «да».

После многих пройденных миль и проведенных на природе лекций наконец наступил полдень воскресенья. Работа выполнена, горы исследованы, информация собрана. Мои добросовестные студенты грязные и усталые, их блокноты заполнены информацией о более чем ста пятидесяти видах растений и механизмах их распространения. Теперь я могла представить хороший отчет декану.

Под золотистыми лучами солнца мы возвращались к автофургонам мимо ландышевых деревьев, чьи цветки гроздьями колокольчиков свисали с веток и светились изнутри, как жемчужные фонарики. Студенты были тихими и, как мне показалось, усталыми. Все поставленные задачи были выполнены, и я просто любовалась прекрасными видами, которыми славится этот природный парк, – горными склонами, окутанными легкой дымкой и подсвеченными косыми солнечными лучами. В тени прекрасных деревьев,