Время красивых людей - Елизавета Мусатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты – вот такая комната.
Ладоням стало тепло. Мика накрыл их своими.
– Ой, заткнись и пей, – огрызнулась Алиса, хотя он ничего не сказал, резко отвела руки и схватила кружку.
– Послушай. – Мика осекся, как школьник, который смущается поговорить с девочкой из параллельного класса о слове на букву «л». – Послушай, ты в меня…
– Господи, нет, конечно. Дурак.
Нет. С ней все было не так, как обычно бывает, когда кто-то в кого-то это самое, на букву «л». Дело не в этом. Дело в том, что когда Алиса смотрела на плавные движения в линии танца, на то, как Мика держал спину, как в паузе запрокидывал голову, чтобы жадно отпить воды из бутылки, как изящно затягивался сигаретой и выдыхал сизый дым на террасе школы, ей казалось, что она смотрит в лицо другому миру, в который она перестала верить. За почти двадцать лет в профессии этот мир вытерся как глянцевая картинка в старом журнале. С каждым возвращением с нового задания Алиса не верила в него все больше. Это не настоящий мир. Какой-то картонный, слабенький, того и глади расквасится от ветра или дождя. Сейчас он показывался ей краешком, словно месяц из-за ночных туч, и смотрел с немым вопросом: ты правда думала, что тебе это больше не нужно?
Правда была в том, что живой, настоящей и нужной она могла чувствовать себя только в другом мире. Уродливом. Поломанном. Израненном. Таком же, как она сама.
В Белграде Алису мучали кошмары. Она просыпалась по ночам в испарине, хватала ртом воздух и шла к окну. За ним сквозь восковую листву светил рыжий фонарь, совсем как в квартире госпожи Марии. Темное небо тянулось до горизонта, за которым все молчало до первого солнечного луча и птичьего гомона. Тогда, сидя на подоконнике и жадно глотая воду, налитую в стакан из-под крана, Алиса чувствовала то же, что и сейчас, сидя над теплой водкой в пыльном офисе мертвой корпорации и глядя на Мику: неожиданную стыдную нежность к этому забытому миру и благодарность за то, что позволил снова коснуться хоть кончиком пальца. После того, как она от него отказалась, на большее и надеяться не стоило.
Она просто хотела с ним потанцевать. Хотела снова почувствовать, как этот хрупкий, но такой красивый мир принимает ее в объятие и бережно ведет по паркету. На большее тоже не стоило надеяться. Но когда по улицам города пошли протестные толпы, а за ними – танки, надежда запрядала ушами, как гончая в предвкушении долгой сладкой пробежки по бесконечному полю. Нельзя было стать частью мира Мики. Зато теперь у него не было выбора, кроме как стать частью ее мира. В этом мире Алиса поклялась бы хранить его, как самое драгоценное, что дороже жизни, потому что есть вещи, без которых за жизнь и гроша-то ломаного давать не хочется.
– Алиса?
– Мм?
– Мне очень жаль твои кроссовки. Они были хорошие.
– Не знаю. Наверное. Я их только купила. Не успела еще попробовать.
– Красивые.
– Да ты же даже не видел, только мешок.
– А это неважно.
– У нас ведь должен был быть урок.
Алиса слишком рьяно кивнула. Перед глазами поплыло.
– Музыки нет, но если хочешь, мы могли бы…
– Стой. Подожди. Тихо.
Мика вскинул голову и посмотрел на Алису с недоумением.
– Ты слышишь?
За окном нарастал гул. Алиса вздрогнула. Прежде чем голова успела понять или объяснить, тело уже вскочило и обогнуло стол, руки вцепились в Мику.
– На пол!
– Да что…
– Самолет!
Гул становился громче. Алиса попыталась утянуть Мику вниз, но тренированное танцем тело снова оказалось стойким.
– Подожди! Да подожди, ну! – Мика сам в ответ сжал плечи Алисы и попытался развернуть ее к окну. – Посмотри!
За окном медленно кружились в воздухе листы бумаги. Звук самолетного двигателя вжухнул и начал отдаляться.
Было непонятно, кто первый рванул к окну. Алиса схватилась за ручку. Повернула. Дернула. Еще. И еще. Ручка не поддавалась: кажется, заклинил механизм. Мика чуть не оттолкнул ее и начал дергать сам. На руках взбухли вены от усилий. Бесполезно. За окном бумаги плавно оседали на крышах соседних зданий и на кронах деревьев.
– Сиди здесь!
– Ты куда? Я с тобой!
– Сиди, тебе нельзя! Они не пустят!
Кажется, она слышала шаги Мики за спиной, но на лестничном пролете они уже стихли. Зато было слышно, как сверху топают тяжелые армейские ботинки. Доносились возбужденные голоса, и их тон не сулил ничего хорошего. Алиса побежала, перепрыгивая через две ступеньки. Столкнулась с Игорем в дверях ресторанного зала. Он ничего не сказал, но махнул рукой: можно, пошли. Они вместе поднялись на крышу. Листы бумаги с отпечатанным на принтере текстом белели на черном гудроне. Алиса наклонилась и подняла один.
«Жители города Белград! Мировая общественность знает о положении в вашей стране. На границу города прибыли миротворческие силы ООН. Для мирного населения организован лагерь на безопасной территории, где вы сможете получить укрытие, питание и возможность встретиться с близкими, с которыми вас разлучила война. В случае провокаций и наступательных действий со стороны незаконной власти и сепаратистов, действующих в отдельных районах города, наши вооруженные силы готовы дать отпор. Мы призываем население Белграда держаться и ожидать скорых новостей».
Листок трясся, точно лист платана на кошаве. А, это пальцы дрожат. «Встретиться с близкими, с которыми вас разлучила война».
Потом Алиса винила себя за то, что развернулась и побежала к ходу на лестницу и вниз, на этаж, вместо того, чтобы осмотреться.
Глава 30
Потом Алиса повторяла себе то, что говорила и раньше после каждого выезда на задание: никто не знает, что было бы, если бы. Но все равно думала, что было бы, если бы она не побежала, перескакивая через несколько ступенек, к Мике, а осталась на крыше с Игорем. Может быть, она увидела бы, как изменилось его лицо. Может быть, ей удалось бы его уговорить. Может быть, все бы обошлось. Но Алиса побежала.
Когда она вбежала в комнату, Мика вскочил навстречу с дивана.
– Смотри! Смотри, про нас знают!
Он вырвал у нее листовку и забегал глазами по строчкам. Алиса чуть ли не пританцовывала на месте и пыталась заглянуть ему в лицо.
– Видишь? Видишь?
– Подожди. Я не понимаю. Что это значит?
– Это значит, что внешний мир узнал, что творится в стране.
