«Если», 2011 № 09 - Журнал «Если»

Что же касается капитана Пеньи, то, честно говоря, до сих пор не знаю, как к нему относиться. Несомненно, он прекрасный солдат, но в его образе «жесткого мужика» есть нечто слегка фальшивое, как будто он носит маску — такую, правда, в которой хорошо себя чувствуешь, но все-таки маску. Я пыталась несколько раз под нее заглянуть, но добиралась лишь до очередных масок — галантного джентльмена, преданно защищающего женщин, любящего мужа, ежедневно посылающего сообщение жене, или богобоязненного христианина, не теряющего веры даже в аду.

Не знаю, скрывается ли где-то под этими масками настоящий Эмилио Пенья, и, честно говоря, меня это перестало волновать. Самое главное, что капитан поддерживает своих подчиненных в хорошей форме (прежде всего имеется в виду душевная кондиция, не физическая). Все они молодые люди — с моей точки зрения, почти дети, которые еще не начали жить, — и никто из них не заслужил того, чтобы оказаться в таком месте. Я мало что о них знаю, поскольку чаще всего они находятся в своей части станции, в общем зале, где играют в карты или в кости. Они напуганы, но притом безгранично верят своему командиру, которому доверяют словно Богу, и за это, пожалуй, я испытываю к Пенье определенную симпатию. Тот, кто вызывает подобные чувства, наверняка порядочный человек.

И наконец, Терри Кассоу, мой брат.

Его состояние хуже всего. Я жалею, что поддалась на его просьбы и поручилась за него. Господи, только попадись мне тот психолог, что дал ему характеристику «эмоционально устойчив», я бы ему все волосы на голове выдрала!

Лалита умерла пять месяцев назад, а он взял с собой Конструкт индивидуальности Тирла, ту самую игрушку для богатых и несчастных, которую люди называют КИТ. Лалита прошла сканирование, когда ей исполнилось двадцать, и никогда его не обновляла, так что теперь они представляют собой своеобразную пару — молоденькая женщина, почти подросток, и седеющий, сморщенный мужчина, который объясняет, что он ее любимый муж, тот самый, которого она помнит полным сил юношей. У меня складывается впечатление, что по прошествии пяти месяцев Лалита все еще не до конца в это поверила и уж наверняка эту перемену не одобрила. Порой, когда она смотрит на Терри, в ее глазах я читаю неуверенность, страх и даже отвращение. Я помню Лалиту с тех времен, когда ей было двадцать — упрямую, сумасбродную девушку из числа тех, кто искренне верит, что свет принадлежит молодым и лучше умереть до тридцати. КИТ, правда, всего лишь голографический, бестелесный дух, но он обладает ее личностью, а та никогда не приняла бы постаревшего Терри.

Подозреваю, что Терри с самого начала об этом знал и перед запуском программы велел внести в нее ряд модификаций. Потому Лалита столь пассивна, не плачет, не кричит, не скандалит, лишь мягко улыбается, когда Терри с ней заговаривает. А говорит он непрерывно, за исключением тех немногих моментов, когда находится за пределами станции, вверяя жену моей опеке. Я ношу браслет Тирла на руке, но редко его активирую — пусть личность Лалиты остается в спящем состоянии, я сыта по горло ее обществом.

Точно так же я сыта по горло — как и все мы — эмоциональным эксгибиционизмом Терри. Его не заботит, слышит его кто-то или нет, а поскольку станция небольшая, нам негде скрыться от потока слов, которые он извергает. Любимая то, любимая это, мы снова вместе, мое сокровище, и все будет хорошо… как будто, черт побери, может что-то быть хорошо, если Лалита мертва. В иной ситуации, возможно, мы бы ему сочувствовали, но сейчас он нас лишь раздражает, захлестывая своими больными эмоциями и вынуждая участвовать в этой пародии на любовь. А за раздражением приходит злость на него и его чертов Конструкт. Я тоже раздражена, но при этом их жалею. Лалиту, поскольку она сперва умерла, а затем изувечили ее личность, и Терри, который отчаянно делает вид, будто модифицированный КИТ — его любящая жена…»

София обессиленно замолчала. Она понимала, что в последнем фрагменте позволила себе дать волю чувствам, и решила в будущем держать себя в руках. Ей нравилось считать себя хладнокровной, рассудительной и уравновешенной.

— Вергилий?

ДА, — компьютер обладал мягким, вызывавшим доверие голосом психоаналитика.

— Запиши это, а потом покажи обзор прессы.

Она была единственной на станции, кто еще следил за поступавшими с Земли новостями. Остальные слишком боялись того, что услышат.

СВЫШЕ ТРИДЦАТИ ТЫСЯЧ УМЕРШИХ В ТОКИО, ОРЛЕАН — ГОРОД ДУХОВ, ЭПИДЕМИЯ ПЕРЕСЕКАЕТ АТЛАНТИКУ, АРМИЯ УМИРОТВОРЯЕТ НЬЮ-ДЕЛИ, ПРОДОЛЖАЮТСЯ РАБОТЫ НАД ВАКЦИНОЙ.

София горько усмехнулась. Продолжаются работы над вакциной! В точности то же самое она слышала, собирая чемодан перед тем, как войти во Врата. С тех пор прошло три месяца, но вакцина так и не появилась.

ЭНКАРНИТ — КАРА, НИСПОСЛАННАЯ НА ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ЗА ЕГО ГРЕХИ? МАССОВЫЕ САМОУБИЙСТВА В…

— Дальше, — рявкнула она. С нее хватало разговоров о смерти.

УЧЕНЫЕ С МИРА ДАНТЕ-17 СООБЩАЮТ, ЧТО НАШЛИ НЕЧТО, СПОСОБНОЕ СТАТЬ ЛЕКАРСТВОМ ОТ ЭНКАРНИТА.

— Останови.

Что такое Данте-17? Валгалла, вспомнила София. Шестнадцатый — Авалон, а семнадцатый — Валгалла. Что, черт побери, могло найтись там целебного? Золотые диски? Пригвожденные к стене волки? Куча жратвы?

— Дальше.

ОДНАКО ОНИ НЕ УВЕРЕНЫ, УДАСТСЯ ЛИ ИМ ПЕРЕНЕСТИ ЛЕКАРСТВО ЧЕРЕЗ ВРАТА.

«Ну да, конечно, главная проблема со всеми мирами Данте, как же иначе? В них можно войти, но нельзя ничего вынести наружу. У нас тут тоже есть кое-что, и это, возможно, помогло бы больным, если бы нам только удалось найти способ переправить его на Землю…»

София тряхнула головой. Из-за подобных мыслей она чувствовала себя виноватой, хотя как лингвист не имела с транспортными проблемами ничего общего. В том, что эпидемия кровоточивой оспы, названной энкарнитом, и открытие Врат произошли почти одновременно, многие видели перст Божий. С самого начала люди верили, что на каком-то из миров Данте ученые обнаружат лекарство от эпидемии, а может, и от всех болезней — кто знает? Самые большие надежды, само собой, связывались с первым из них, но первый эти надежды обманул. Туда отправили три группы: первая состояла из приятных во всех отношениях и, несомненно, богобоязненных священнослужителей; вторая — из не столь приятных и богобоязненных ученых; третья же — из вооруженных до зубов спецназовцев, которые открыто заявляли, что в Бога не верят, а если он все-таки существует, то лучше пусть, черт побери, убирается с дороги. Ни одна из этих групп не вернулась.

В остальных мирах исследователям везло куда больше, а на полутора десятках нашли нечто, что, возможно, могло бы стать лекарством от энкарнита. Могло бы, ибо ни одно из этих веществ так и не удалось переправить через Врата и испытать. Все чаще поговаривали об эвакуации еще здоровых людей на те из миров, которые казались самыми безопасными. Это был гигантский, крайне сложный проект, и София сомневалась, что его удастся полностью реализовать. Скорее всего, нет, решила она. Если кто-нибудь в ближайшее время не найдет способа перенести какое-либо из лекарств через Врата, человечество вымрет, а Земля превратится в планету руин и белеющих на солнце костей.