Веселый мудрец. Юмористические повести - Борис Привалов

Поели, попили, журавль спрашивает:

«Много ли ты, старинушка, хочешь за свое просо?».

«Что пан даст, тем и доволен буду», — отвечает дед: его от богатой еды разморило — уж и не хочется ничего.

Тогда журавль призывает слугу своего, приказывает:

«Принесли мой кошель».

Принесли. Кошель как кошель — немного меньше тятиной торбы. Дед думает: «К чему он мне?». А журавль говорит:

«Этот кошель, старинушка, не простой. Как только тебе есть захочется, крикни: «Кошель-кошелек, дай мне каши горшок!» Кошель откроется, и чего только ты ни пожелаешь, любая еда-питье у тебя будет. А когда сыт станешь, прикажи: «Питье да еда, забирайтесь сюда!» Все назад в кошель и спрячется».

Отправился дед домой, а дороги той, по которой они с журавлем шли, нет уже. Плутал дед, плутал, пока к полю своему не вышел. Приходит в хату. Бабка голодная сидит.

«Я думала, говорит, тебя волки задрали либо медведь поймал. Ты где был, старый?».

Рассказал ей дед все по порядку, раскрыл кошель и приказывает…

— Что приказывает, Марися? — нетерпеливо переспросил, кто-то из мальчиков. — «Кошель-кошелек, дай мне каши горшок»?

Но Марися смотрела поверх ребячьих голов — на незнакомого мужика, который подходил к хате.

— Здравствуйте, люди добрые! — сказал мужик. — Нестерко дома?

— Здравствуйте, — ответила Марися, — таты нема. К Михайлову дню дома будет. Пока я за него.

— Сказывай, дочка, сказку дальше, — улыбнулся мужик. — Я тут, в тенечке, у амбара пока посижу. Спор один решить нужно, а мой кум у кузни задержался — телегу свою смазывает.

— Ждите, коли не торопитесь, — сказала Марися. «Кошель-кошелек, дай мне каши горшок!» Ты на этом остановилась! — напомнили ребята.

И как только дед приказал, — продолжала Марися, так сразу перед бабкой появились самая лучшая панская еда, питье и даже бочка квасу. Наелась бабка, напилась, стала журавля хвалить.

Потом и говорит деду:

«Давай-ка, старый, позовем в гости всех, кто есть хочет. У нас, может, сто лет гости не бывали. Пусть хорошие люди поедят, попьют, нас добрым словом помянут».

«Зови, — отвечает дед. — Нам еды не жалко».

Ну и позвала бабка к себе всех, кто есть хотел.

А в той деревне староста был. Вредный, вроде нашего Якима. Всегда голодный ходил — такая уж утроба ненасытная. Он вместе со всеми к деду с бабкой заявился. Оглядел избенку и говорит:

«Откуда у вас, старые, угощение может быть? Сами-то небось лыко грызете, а других в гости приглашаете, голяки».

«Ты сначала похлебай, а потом уже хай, — рассердилась бабка. — Наперед ругать — что себя наказать!»

И приказывает деду:

«Доставай кошель!»

Дед достал кошель и говорит…

— Кошель-кошелек, дай мне каши горшок! — хором сказали ребята. — Марися, ты чего опять остановилась?

— Подождите, братики. — Марися встала, шагнула навстречу бегущему со всех ног Гавриле, спросила:

— Случилось что?

— Хлебца вот… — едва переводя дух, проговорил Гаврила, — от нас с братом… прими, не побрезгуй — сами печем. Тата твой где?

— Чтоб вы все были здоровы да удачливы, — принимая теплый каравай, поблагодарила Марися. Затем подозвала Янусю и велела ей хлеб в хату отнести. — А таты нет, надолго ушел.

— Какая уж нам удача! — махнул рукой Гаврила. — Погибаем вконец. И Нестерка нет… Хоть ты присоветуй, как быть.

Пока Марися разговаривала с Гаврилой, мальчики нетерпеливо ерзали, ожидая продолжения сказки. Они даже начали спорить друг с другом, что будет дальше.

Гаврила вдруг сорвался с места и помчался по улице, словно его ветром понесло. Затем, спохватившись, остановился, поклонился Марисе и снова побежал так быстро, что даже пяток различить нельзя было.

— Молодец, дочка, — сказал мужик, который поджидал в тени амбара своего товарища с телегой и слышал весь разговор Марией с Гаврилой. — Малолетка, а уже вся в отца! Сразу видно — мужицкая дочь, горя хлебнула, беды отведала, в жизни всякого повидала. Хороший совет братьям дала, дочка!..

…Вернулся Гаврила в свою хату, подморгнул Кирилле: все, мол, в порядке, выйди во двор.

Яким кашу с салом — уже третий горшок — уплетал, когда услыхал во дворе шум.

— Хоть ты и старшой, — кричал Гаврила, — а я тебе в обиду не дамся!

— Да как ты можешь, бессовестные твои очи, такие слова мне говорить? — схватился за оглоблю Кирилла.

— Не хочу с тобой жить больше! — сказал Гаврила. — Давай делиться, раз так!

— Делиться захотел? Что ж, давай! Все пополам!

— Да что это с вами? — засуетился Яким. — С чего вдруг? Точно с цепи сорвались!

А сам с горшком каши по избе бегает — боится братьям под горячую руку попасть.

Гаврила с Кириллой тем временем имущество начали делить — каждому по лавке, по три горшка, по одному лаптю недоплетенному.

— И гостя давай делить! — закричал Кирилла. — Отдай мне полгостя! Пусть моя половина гостит в моей половине хаты!

— Ладно, — согласился брат. — Бери свою половину, а я — свою.

— Что вы, мужички, что вы? — начал было отпихиваться руками и ногами писарь.

Но разве с двумя дюжими братьями ему справиться? Ухватили братья Трясуна за руки да ну тянуть в разные стороны! Взвыл писарь, да так голосисто, как не каждому псу удается.

— Ах, так ты мою половину гостя не отдаешь? — Рассердился Гаврила.

— Это ты мою половину не отдаешь! — крикнул Кирилла.

— Ай-ой-уй! — заверещал писарь. — Не надо меня делить! Я сначала у одного побуду, потом к другому перейду! Так на так и выйдет!

— Нет, раз все делим, то и тебя пополам! — дружно ответили братья и снова задергали Трясуна.

Едва удалось перепуганному писарю вырваться из рук спорящих братьев.

Быстро шагал он по улице, испуганно прислушиваясь к доносившимся сзади крикам:

— Где мой гость? Нет, ты скажи, где мой гость?

— Господи, — оглаживал бороденку Трясун, — упаси от таких хозяев! Кыш! — замахнулся он на любопытных ребятишек, шагающих следом. — Чего не видели?

Среди босоногих мальчишек и девчонок писарь, к удивлению своему, не приметил никого из сыновей Нестерка, обычно целые дни проводивших на улице.

«Вот, кстати, где можно перекусить! — подумал Трясун. — Небогато, но сытно. И откуда у этих голопузых что берется? Гроша за душой нет, а живут! Девчонке лет десять, а как взрослая хозяйничает!».

И Трясун заторопился на дальний конец деревни.

А дети Нестерка и их товарищи в это время сидели возле хаты, в тени придорожной ракиты, слушали продолжение Марисиной сказки.

— Так, значит, дед усадил гостей на лавки, приказывает:

«Кошель-кошелек, дай мне каши горшок!»

И сразу же из кошеля появились еда да питье. У старосты даже очи на лоб полезли от удивления. Ну, конечно, он вместе с другими гостями все, что мог, съел, выпил, даже «спасибо» деду с бабой сказал. А сам думу черную затаил:

«Что ж это делается? У самого пана и то такого угощения не бывает, как у босого мужика!»

Утром, только проспался, к пану побежал. Рассказал ему все про кошель. Пан не поверил:

«Пьян ты был, верно. Привиделось!»

Староста посоветовал барину самолично к деду с бабкой зайти, кошель посмотреть.

Старики еще спали, когда пан к ним постучался.

«Заходите, папочек, гостем будете!» — поклонилась бабка.

И староста за барской спиной тоже — ужом — в хату.

«Говорят, у вас кошель есть, вроде скатерти-самобранки, — спросил пан. — Не таитесь, показывайте».

Бабка стянула деда с печи, дед достал кошель и говорит:

«Кошель-кошелек»…

— Ну, вот, опять, — захныкала Януся. — Ты эту сказку никогда не кончишь…

— Вот потому-то сказки вечерами и сказывают, что днем дела делают, — проговорила Марися вставая. — Обождите, братики, обожди, Януся, сейчас доскажу.

К хате Нестерка подъехал на новенькой телеге мужик. Вокруг лошади бегал взад и вперед маленький жеребенок-сосунок. Лошадь не спеша помахивала хвостом, будто отмахивалась от жеребенка.

— Сюда, сюда иди, кум! — крикнул из амбарной тени ранее пришедший мужик. — Посиди минутку, Нестеркина дочь сказку ребятишкам досказывает.

— День добрый, — сказала Марися.

— Уж так и быть, — проворчал приехавший, прошел к амбару и уселся на землю.

— Где мы кончили? — опросила Марися ребят.

— Бабка приказала: «Кошель-кошелек, дай мне каши горшок!» — напомнили братья.

— Верно… Появились всякие кушанья, пан только диву дается: откуда все? Думал, думал и додумался — не иначе, как кошель волшебный. У пана руки загребущи, глаза завидущи. Как это так: у мужика, голого, босого, волшебный кошель, а у него, ясновельможного пана, нет? Взял да и отнял.

Что делать? Дед бабу ругает, баба — деда. Порешили опять к журавлю идти.

Пришел дед на поле, а проса-то уже давно нет: птицы, поклевали, ветры размочили. Сидит дед, ждет 'журавля. День сидит ждет, ночь сидит. Дождался наконец.