Дикая девочка. Записки Неда Джайлса, 1932 - Джим Фергюс

вводить в искушение соседей. – О н потрогал собственные длинные рыжие вьющиеся волосы. – Ну, мне-то нечего беспокоиться за свой скальп. Кто же станет платить за волосы такого цвета?

Я и сама улыбнулась. Оказывается, Чарли Маккомас обладает чувством юмора.

– Лучше вам было бы не похищать мальчика, – сказала я. – Вы должны знать, что Хуэрта – очень влиятельные ранчеро. Вы сами навлекли это на себя.

– Есть среди нас такие, которых я не могу контролировать, – сказал он. И я, разумеется, поняла, что он говорит об Индио Хуане.

– Единственный для вас шанс – вернуть мальчика.

– Никому из тех, кто пришел сюда, еще не разрешили уйти, – сказал Чарли. – За вашими сбежавшими мужчинами уже гонятся наши воины. Мы их поймаем. Единственная причина того, что мы до сих пор не убили их, – то, что вы спасли жизнь моей внучке. Но сейчас этот долг уплачен.

– Так вот как вы платите долги? – спросила я. – Посылаете безумца нападать на нас исподтишка? Приставляете ножи к нашим горлам? Швыряете доброго благородного человека головой о камни? Подвешиваете людей над костром и поджариваете им головы?

Чарли что-то сердито сказал Джозефу по-апачски.

– Что он говорит? – спросила я.

– Говорит, что белая рабыня очень плохо себя ведет.

– Плохо себя ведет?

– Осторожнее, Маргарет, – посоветовал он. – Он говорит, что вас нужно высечь, чтобы вы поняли свое место.

И тут я сделала очень серьезную ошибку для культуролога, недопустимую ошибку. Я не сбавила тона, не испугалась, а, наоборот, бросила Чарли вызов:

– Ну что ж, вперед, большой парень! – сказала я ему по-испански. – Давай, ударь девушку, если тебе это нужно, чтобы чувствовать себя мужчиной.

Чарли холодно посмотрел на меня, потом поднялся и подошел ко мне вплотную. Наклонился, схватил меня за волосы, сжал свои огромные кулаки и потащил меня, упирающуюся и визжащую, за вигвам. И там, вне досягаемости для глаз, однако в отличной досягаемости для слуха, он избил меня – методично и бесстрастно, как бьют собаку, просто для того, чтобы преподать ей урок. Он бил меня по лицу открытой ладонью до тех пор, пока в ушах у меня не зазвенело и щеки не распухли и из них не потекла теплая кровь.

Не помню, как я уходила оттуда, но очнулась я в другом вигваме. Девочка промокала мне лицо влажной тряпкой. Мои глаза так заплыли, что я ее едва видела, каждая клеточка моего тела болела, особенно лицо; мне казалось, что его накачали воздухом и кожа вот-вот лопнет.

– Господи, как больно, – прошептала я. А потом по-испански сказала девочке: – Почему твой дедушка сделал со мной такое? Что же творится с вашим народом, почему вы на все отвечаете насилием? Убийствами, пытками, избиением?

– Он сделал это, чтобы научить вас уважению, – ответила она, – и потому что не мог поступить по-другому. Вы оскорбили его при других людях, он не мог позволить себе потерять лицо. Это ослабило бы его положение.

Конечно же, мне следовало это понимать, я ведь прекрасно это знала. У всех коренных народов существует закон, что вождю нельзя бросать вызов, особенно при зрителях. А я так глупо, так непрофессионально себя повела, не прислушалась к тому, что диктовал мне инстинкт самосохранения.

– А еще он это сделал, чтобы защитить вас от Индио Хуана, – добавила девочка. – Он вас побил, значит, объявил раз и навсегда, что вы – его рабыня. Теперь, если кто-нибудь тронет вас, он имеет право его убить.

Ну вот, все так и есть, маленький братец, женщины находятся в приниженном положении и у цивилизованных, и у диких народов, и вынуждены искать защиты у мужчин. А ведь против этого я восстаю всю мою жизнь. И, чтобы удовлетворить ваше любопытство, я расскажу вам немного об этой самой моей жизни. Моя мать умерла от малярии в Бразилии, когда мне было десять лет. Отец мой – тяжелый, крайне требовательный человек. Профессия была для него всем, и после смерти матери я взяла на себя домашнее хозяйство, которое раньше вела она. Мы жили в джунглях с самыми примитивными удобствами, и по дому всегда было очень много работы. Я стала чем-то вроде бесплатной служанки, убирала, готовила. Образованием моим отец занимался сам, потому что школ, разумеется, на Амазонке нет. Я была дочерью, ученицей, горничной, поваром, прачкой, садовником, а когда я созрела, отец взвалил на меня последнюю обязанность моей покойной матери – обязанность жены. У мужчины есть потребности, объяснил мне отец, а туземным женщинам он не доверяет; они грязные и воняют илом, которым натирают свою кожу. Он предпочитает блондинок, как моя мать, как я сама.

Вопрос о том, чтобы сказать отцу «нет», даже не стоял, ни в этом, ни в каком другом случае. К тому же мы жили так оторванно от цивилизации, что только через несколько лет, когда мы вернулись в США, я поняла, каким извращением все это было, как глубоко и непоправимо ранил меня деспотизм отца.

Это вам кое-что объясняет, братец? Закон джунглей, который я постигла очень рано и от которого всю жизнь старалась убежать, гласит: делай все, что можно, чтобы выжить.

Блокнот VII

Спасение

12 июня 1932 года

– Мистер Джайлс, – провозгласил Билли Флауэрс своим ветхозаветным голосом, – вы потеряли троих из вашей партии и все снаряжение.

Я, вероятно, уснул, прислонившись спиной к дереву и делая запись в блокноте. На какой-то миг мне показалось, что я умер и сейчас говорю с Создателем, а тот стоит прямо передо мной. Потому что, когда я разлепил глаза, то на фоне бледно-голубого рассветного неба увидел очертания массивной головы с длинными седыми волосами и бородой и сверлящие меня ярко-голубые глаза. Я кое-как вскочил на ноги.

– Нас захватили в плен, – сказал я. – Недалеко отсюда, на тропе.

Остальные тоже проснулись, всех разбудил голос Флауэрса.

– Да, знаю, – сказал он. – Видел место, где это случилось. Видел призовую охотничью лошадь мистера Филлипса на дне каньона. На вас напали ввосьмером, в том числе и la niña bronca, она помогала захватить вас. Я узнал ее след. Вот такое у дикарей отношение к новым белым друзьям.

– Если бы не она, они там на месте убили бы нас всех, – возразил я. – Мы побывали в их поселке. И сбежали этой ночью.

– И бросили мистера Браунинга и женщину? – с просил Флауэрс. – И старого язычника? Или они мертвы? Кого-то сильно ранили о камни во время нападения, это я тоже ясно видел.

– Они живы, пока все живы, но мы были вынуждены оставить их.

– Вы оставили