Пожар страсти - Белва Плейн

– Ну, это еще рано. Мы сейчас готовимся к весеннему показу.

Гиацинта сидела за письменным столом, когда появился Арни. Он огляделся и удивленно поднял брови. Огромный стол Гиацинты был завален бумагами, папками, бюллетенями, фотографиями и вырезками.

Арни нежно поцеловал ее в обе щеки.

– Ну и ну! Я не имел понятия!.. Впрочем, я ничего не знаю об этом виде бизнеса, кроме того, что женщины теряют рассудок и тратят целые состояния, чтобы приобрести тряпки. – Арни засмеялся. – Не хочу никого обидеть. Если ты делаешь деньги на этих тряпках, действуй… А это что такое? Да ведь это ты!

Он взял лежащую сверху вырезку из газеты, где со снимка смотрели улыбающиеся лица: англичанин, женщина со Среднего Запада, изготавливающая вязаные изделия, и Гиацинта.

– Ты только посмотри на себя. На эти глаза, волосы. Прямо настоящий шелк!

Шелковый водопад, сказал когда-то Уилл.

– Но в жизни ты лучше, Гиа. Будь я проклят, если ты не хорошеешь день ото дня! Что это – специальные витамины?

– Вероятно, работа.

– А газета, кстати, канадская.

– Мы много продали в Канаду.

– Даже не верится. Я все еще вижу тебя такой, как в тот день, когда ты приехала из Техаса. Джерри только что вылез из пеленок, да ты и сама была еще ребенком.

– Двадцать шесть лет.

– Это почти ребенок. Да ты и сейчас дитя, только одета получше. – Арни улыбнулся и широко развел руками. – Так как ты всего этого достигла?

Гиацинта пожала плечами. Сначала бабушка научила ее шить и всей своей жизнью показала, как надо добиваться цели. Потом появился Уилл и направил ее на этот путь… Но не стоит думать об этом.

– Я умираю от голода. А ты? Поехали, если ты готова.

– Готова.

В ресторане, разворачивая салфетку, Арни сказал:

– Давай сделаем заказ, а после этого я расскажу тебе о детях. По телефону трудно говорить подробно.

Гиацинта встревожилась:

– Я буду есть то, что и ты, мне все равно. Ты хочешь сообщить о детях что-то неприятное? По телефону их голоса порой звучат весело, но иногда я слышу от них жалобы, однако помочь им не могу.

– Ничего не изменилось с того времени, как ушла Арвин. Теперь в доме новый друг – Бадди.

– Бадди? Мальчик?

Арни засмеялся:

– Нет, до этого не дошло. У Бадди рост пять футов десять дюймов, и она могла бы быть моделью, но стала певицей. Бадди блондинка, однако у нее был некрасивый нос. Джеральд исправил его, и теперь она без ума от Джеральда.

Комок подступил к горлу Гиацинты. Какая низость! Он не стыдится собственных детей.

– Но Бадди добродушная, и дети с ней ладят. Так что оснований для беспокойства нет.

Арни избегал взгляда Гиацинты. Сосредоточенно намазывая булочку маслом, он вновь заговорил:

– Нет оснований полагать, что Джеральд пренебрегает детьми. Он и сейчас без ума от них, но слишком занят другими делами. И дети уже не очаровательные малыши. Женщины больше не останавливаются и не захлебываются от восторга при виде Эммы или Джерри, даже когда он надевает короткие фланелевые штанишки. Они становятся независимыми, огрызаются. Так что не так уж много веселого.

Гиацинта не нашлась что сказать. И Арни тактично перевел разговор на другую тему.

– Не многое изменилось с тех пор, как я видел тебя в прошлый раз. Я отправлял Диамонда на пару скачек за пределами штата, и он выступает хорошо. Жеребец смотрится великолепно. Отличные перспективы. Езжу я, разумеется, на Майоре, вместе с твоими детьми. Ну да ты про это знаешь. Что еще? Я искал землю для покупки. Устал снимать квартиры – может, построю для себя дом. А почему бы и нет?

Арни ждал, что Гиацинта что-то расскажет ему, однако не давил на нее. Наконец он спросил:

– Ты видела его после нашего последнего разговора?

– Все кончено. Он хотел от меня объяснений, которые я не могла ему дать.

Арни присвистнул.

– Я это предвидел. Помнится, даже предупреждал тебя.

– Верно.

– Нет надежды возобновить это?

– Нет. Надо мной все еще висит угроза. И кончится ли все это когда-нибудь?

– Никто не знает. Конечно, чем больше проходит времени, тем лучше. Однако ты читаешь газеты и знаешь, что и через многие годы находят виновников. А пока и четырех лет не прошло.

– Да. Это был глупый вопрос.

– Жаль. Я очень хотел бы, чтобы ты преодолела все невзгоды. Мне тяжело видеть, как ты страдаешь. Если бы я был в силах помочь тебе, то сдвинул бы для этого горы.

Тронутая его словами, Гиацинта сказала:

– Моя мать называет тебя принцем, и я согласна с ней.

– Как поживает твоя мама?

– Работает за двоих. Еще она встретила очень хорошего человека, и я очень рада за нее, хотя вижу ее редко. Но мы собираемся с ней во Флориду на День благодарения. А почему ты спросил?

Арни помрачнел.

– Я не хотел портить тебе аппетит и собирался сказать об этом после обеда. Джеральд забирает детей в этот день на чью-то яхту, а затем куда-то хочет повезти на Рождество и Новый год. Кажется, в Акапулько.

Вилка Гиацинты звякнула о тарелку.

– Он не может так поступить!

– Боюсь, что может. Я пытался отговорить его, но он уже принял решение. Тебе остаются февральские каникулы, вот что Джеральд обещает.

– Обещает! Я похожа на нищенку, выпрашивающую у него милостыню! А если он скажет: «Сегодня нет милостыни, для вас ничего не осталось»? Что тогда?

– Успокойся, Гиа. Такое не произойдет.

– И ты можешь это гарантировать?

– Я никогда ничего не гарантирую. Но не верю, что он посмеет. Поешь немного, Гиа. Мужчины не любят тощих женщин.

– Мужчины! – с горечью воскликнула Гиацинта.

– Ты до смерти напугана и страшно сердита, верно? Ничего удивительного. Я знаю, это мерзко, но что ты можешь сделать? Вероятно, Джеральд и сам сожалеет об этом, но не признается. Так что бери десять дней в феврале. И ты отлично проведешь это время с детьми.

Арни ободряюще улыбался и олицетворял собой покой и тепло.

– Ладно. Я настраиваюсь на февраль. Незачем биться головой о каменную стену.

– Хорошо, Гиа, что ты так на это смотришь. И все должно быть отлично.

Одно дело – принять героическое решение, а другое – его выполнить. На работе приходилось держаться бодро и улыбаться, а вот дома ее обступали видения и страхи, вспоминалось прошлое, полное ошибок. Настоящее порождало смятение, будущее было неопределенным.

Вечером накануне Дня благодарения, который Гиацинте пришлось провести с гостями Лины в ее роскошном доме, она вдруг утратила решимость. Францина перед этим приглашала дочь поехать на Запад и навестить членов семьи, но Гиа отказалась. Поскольку Францина летела из Нью-Йорка, сегодня она должна была провести вечер с Гиацинтой. Разговор неизбежно зайдет о Джеральде, о жестокости, о возмутительном отношении к бывшей жене, о тайне, и снова мать спросит, почему Гиацинта не хочет рассказать ей, в чем все дело.