Без пощады - Александр Зорич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты меня лучше не пугай. Я фильма толком уже не помню… Но как у них щеки к ушам сползали от перегрузок – такое не забудешь.
– Ну, это-то как раз говнище, – хмыкнул пилот.
Планетолет вошел в верхние, крайне разреженные слои атмосферы. Но скорость у него была такая, что хватило и этого. Аппарат затрясся, будто пахал брюхом булыжную мостовую.
Вокруг носового обтекателя распустилась хризантема синего плазменного пламени.
Перегрузка росла.
Каждая клеточка, каждый грамм воды в организме стали тяжелее в полтора раза…
В два…
Два с половиной…
Три…
Три с половиной…
Откуда-то из недр планетолета доносились резкие ритмичные щелчки.
При достаточном воображении их можно было принять за первый признак необратимого гофрирования обшивки. Затем: растрескивание, свищевание, потеря герметичности. И заключительные аккорды: струи плазмы на гиперзвуке врываются внутрь «Счастливого»… дочиста вылизывают отсеки… за доли секунды кремируют пассажиров… и на прощание рвут планетолет в клочья.
К счастью, в этой области воображение у Тани было очень бедным. Щелчкам она значения не придала и ужасы динамического разрушения аппарата для себя не живописала. Чего не скажешь о Нарзоеве, который, как говорится, передумал тысячу думушек. Конечно, гофрирование обшивки здесь совершенно ни при чем, но…
Но что же там щелкает?
Вот дрянь! Что?
Четыре…
Четыре с половиной…
Пять, шесть, шесть с половиной, семь…
Восемь…
Восемь с половиной…
Восемь и семь…
Около 8,8 g индикатор перегрузки успокоился, поигрывая цифрами уже в сотых долях: 8,81… 8,85… 8,83… 8,81…
Их жесткий маневр не шел ни в какое сравнение с перегрузками при обычном, штатном заходе на посадку.
Таня хотела сказать: «Ух ты».
Или закричать: «Хватит!»
А может быть, просто ахнуть: «Господи…»
Но обнаружила, что не может говорить. Механически. Даже, наверное, предсмертный хрип не смог бы сейчас прорваться через спазмированные челюсти. Единственным членом во всем теле, который худо-бедно повиновался, оказался лучезапястный сустав правой руки и его пять подданных-пальцев.
Таня напряглась и поскребла по подлокотнику кресла. Из принципа. После чего правая кисть тоже окончательно отказала в повиновении.
Был, однако, в этой пытке один положительный момент: Таня и думать забыла о страшных черных флуггерах, чьи лазерные пушки могли расправиться с их скорлупкой в один-два залпа. Какие уж тут флуггеры, если «Счастливый» рискует просто не дожить до встречи с ними!
И вот, когда уже казалось, что они навеки останутся в этом трясущемся, пощелкивающем, налитом свинцом аду, стало еще хуже.
В естественное падение-планирование, которое должно было вскоре завершиться аэродинамическим выталкиванием планетолета из атмосферы, вмешалась мощь двигателей.
«Счастливый» резко задрал нос – при этом лепестки синей хризантемы удлинились и пощекотали стеклопакеты кабины.
Таня почувствовала, что вот-вот отключится. Лишь то обстоятельство, что ее сопротивляемость перегрузкам была повышена сеноксом – как у настоящего пилота, – удержало ее в сознании.
К счастью, уже через минуту на борту «Счастливого» установился нормальный вес. Установилась бы и блаженная невесомость, если б только Нарзоев выключил маршевые двигатели. Но он не спешил с этим, забираясь все выше.
Подозрительное пощелкивание прекратилось.
Нарзоев шумно, с видимым облегчением, вздохнул.
– Куда теперь? – спросила Таня. Можно сказать, бодро спросила, учитывая пережитое.
– К «Блэк Вельвету».
– Он далеко?
– Теперь близко. Согласно данным, переданным с флуггеров, улей сошел с геостационара на низкую орбиту, чтобы облегчить эвакуацию таких планетолетов, как наш. А нырок через атмосферу я провел так, чтобы «Счастливый» оказался как можно ближе к расчетной точке.
– Что значит к расчетной? Разве вы не знаете точно, где находится улей?! – Таня забеспокоилась.
– О господи, нет, конечно! Откуда? Я принял по радио только начальные координаты улья и параметры орбиты. Исходя из этого, можно вычислить, где улей окажется в такой-то момент времени. Но если он поменяет орбиту, а связь не восстановится… О, гляди, да это же он!
Таня принялась таращиться в открытый космос, надеясь увидеть две гигантские серебристые бочки, нанизанные на тонкую ось, – приблизительно так выглядел паром-улей с близкого расстояния.
И вновь без толку.
– Где?
– Да на верхнюю панель смотри, ду… глупышка.
На добавочную приборную панель над лобовым стеклом был вынесен контрольный интерфейс радиомаяка. Любой, кто умеет читать по полуаналоговым приборам, обнаружил бы, что произошел долгожданный захват (зеленый глазок), что курс у них верный (мигающий красный крест был лишь ненамного смещен вниз-вправо от зеленого), а дистанция самая что ни на есть детская – две с половиной тысячи километров.
Все те же самые факты были отражены и на интегральных мониторах в самом наглядном виде, но Нарзоев принадлежал к той категории пилотов, которые в первую очередь уделяют внимание показаниям независимых индикаторов. Если они есть, конечно.
– Смотрю. И что?
– А то, что у «Счастливого», оказывается, отличное железо! В вихре наведенных помех мы сумели вычленить несколько импульсов радиомаяка «Блэк Вельвета»! Мы запеленговали улей, а парсер произвел доуточнение элементов его орбиты! Теперь смотри, что я делаю…
Нарзоев с демонстративной вальяжностью протянул руку к панели автопилота.
– Смотри внимательно. Ти-ти-ти-та-та…
Его пальцы выбили заученную последовательность нажатий.
– И все. Все, дорогая моя! Пусть железо трудится. Больше от меня уже ничего не зависит.
Нарзоев с наслаждением потянулся, хрустнув косточками.
Планетолет должен был достичь улья за пять минут. Даже с учетом синхронизации орбиты, торможения и прецизионной коррекции для захвата с последующим докованием их полет обещал завершиться в течение четверти часа.
Пилот, прикрыв глаза, полностью ушел в себя.
Да, от него действительно ничего больше не зависело.
Но, как оказалось, хорошего в этом было мало.
– Глядите-ка! Глядите! – вдруг закричала Таня.
– Ну чего там еще? – устало спросил Нарзоев.
– Наши! Наш фрегат! Я даже могу прочесть его название! «Камарад Лепанто»! Тот самый, который старший на рейде!
Нарзоев наконец-то открыл глаза.
– Чего-о?.. Где?.. Мать честная!
Фрегат шел параллельным курсом – правее и несколько выше. Он был так близко, насколько это вообще возможно в космосе! Пожалуй, ближе даже, чем допускали нормы безопасности полетов!
Считанные десятки метров отделяли крошечный «Счастливый» от грозной боевой махины. Фрегат неспешно обгонял их, занимая позицию на курсовом угле сорок пять. Затем фрегат дал короткий, расчетливый импульс носовыми дюзами и «остановился». Теперь взаимная скорость «Камарада Лепанто» и «Счастливого» равнялась нулю, хотя – по отношению к Вешней – они изменяли свое положение в пространстве на девять километров ежесекундно.
Для Тани появление фрегата было событием радостным, но по большому счету – самоочевидным.
Ну как же! Раз всякие корабли снуют туда-сюда вокруг Вешней, должны же они когда-то встречаться! То, что просто так фрегат не станет подходить к гражданской лохани вплотную, что подобная оказия попросту немыслима, – Таня не понимала.
А Нарзоев понимал. Без особой надежды он попытался вызвать корабль.
На этот раз помех в эфире не было, но фрегат молчал, как мертвый. Вместо ответа «Камарад Лепанто» пыхнул ориентационными дюзами и стремительно провернулся на сто восемьдесят градусов вдоль продольной оси, встав по отношению к планетолету «вверх ногами».
При этом Нарзоев успел заметить сразу несколько нехороших вещей.
Правый борт корабля был украшен звездообразной пробоиной – несомненное свидетельство недавнего прямого попадания.
Одновременно с проворотом фрегата его зенитные башни перебросили стволы с борта на борт.
Крышки пусковой установки на корме одна за другой отъехали вбок, обнажив острые мордочки ракет «космос – космос».
Через секунду блеснула двойная молния… Вторая… Третья…
Ракеты выстреливались из шахт с такой скоростью, что за ними было невозможно уследить взглядом. Глаз фиксировал только ослепительную вспышку вышибного заряда и запуск реактивного двигателя – уже на почтительном расстоянии от фрегата.
– Ой! – Таня наконец сообразила, что фрегат появился здесь не ради того, чтобы его капитан помахал ей ручкой на прощание. – Алекс, что это?!
– Космическое сражение, – глухо сказал Нарзоев. – Настоящее.
– А где же враги?!
– Подозреваю, где-то там. – Он показал пальцем в пол.
– Под нами?!
– Если тебе так хочется – да… Хотя, похоже, правильнее было бы сказать «везде»…
