Богач, бедняк... Том 2 - Ирвин Шоу

Когда будет вынесено окончательное решение о банкротстве Брэда, решил Рудольф, он назначит ему пенсию. Пять тысяч долларов в год. Он будет ему их выплачивать тайно, чтобы об этом не пронюхали ни его кредиторы, ни правительство. Достаточно ли этих денег, в которых Брэд будет отчаянно нуждаться и волей-неволей будет вынужден их принять от него, чтобы забыть об унижении, которому он подвергся от друга, повернувшегося к нему спиной в самую трудную минуту его жизни?

Загорелась надпись «Застегните привязные ремни!». Они шли на посадку. Рудольф, засунув в портфель бумаги, вздохнул и щелкнул пряжкой ремня.

В отеле «Мейфлауэр» его ждала записка от секретаря с просьбой срочно позвонить ему в Уитби.

Он поднялся в свой номер, в котором ему никто не навязывал спиртного, позвонил в контору. Дважды линия оказалась занятой, и он уже хотел было бросить всю эту нудную затею и, вместо офиса, связаться с сенатором, который мог помочь ему отмазать Билли от армии, чтобы он был жив-здоров и не оказался бы во Вьетнаме. О таких вещах, конечно, по телефону не говорят, и он хотел пригласить сенатора на ланч на следующий день, после встречи он рассчитывал успеть на самолет, вылетающий в полдень в Нью-Йорк.

С третьей попытки его все же соединили с секретарем.

– Мне ужасно жаль, господин мэр, но, боюсь, вам нужно немедленно прилететь. – Голос у Уолтера был как у утомленного бессонной ночью человека. – После того как я ушел домой, начался настоящий ад, но я узнал об этом только утром, хотел поскорее связаться с вами, но никак не мог.

– Что случилось? Что там произошло? – нетерпеливо перебил его Рудольф.

– Здесь у нас такая неразбериха, что, боюсь, не смогу вам изложить все по порядку, вразумительно рассказать обо всех событиях, – говорил Уолтер. – Когда вчера вечером Оттман попытался проникнуть в общежитие, студенты забаррикадировали вход и не пустили туда полицейских. Президент Дорлэкер пытался заставить Оттмана увести от здания своих людей, но тот наотрез отказался. Они предприняли еще одну попытку войти в здание, но студенты стали швырять в них чем попало. Оттману попали камнем в глаз, говорят, ничего серьезного, но его все равно отправили в больницу, и в результате полицейские отказались от штурма, по крайней мере вчера вечером. Тем временем другие студенты организовали массовый марш протеста, и, боюсь, сейчас они все собрались перед вашим домом. Я недавно там побывал и должен с сожалением доложить, что лужайка перед домом в ужасном состоянии. Миссис Джордах держится только на успокоительном и…

– Расскажешь об остальном, когда вернусь, – перебил его Рудольф. – Вылетаю на первом же самолете рейсом из Вашингтона.

– Я этого ожидал, – сказал Уолтер, – и взял на себя смелость отправить Скэнлона на автомобиле за вами. Он будет ждать вас в аэропорту Ла Гуардия.

Рудольф, схватив чемодан с портфелем, поспешил вниз и выписался из отеля. Военная карьера Билли Эбботта на некоторое время побудет в состоянии неопределенности.

Скэнлон, толстый, грузный мужчина, всегда сопел при разговоре. Он все еще числился в полиции, но ему было под шестьдесят, и он готовился к своей отставке. Он страдал ревматизмом и воспринял как акт милосердия свое назначение на должность шофера к Рудольфу. Чтобы всем преподать наглядный урок экономии городской казны, Рудольф продал автомобиль прежнего мэра, собственность города, и теперь ездил только на своем собственном.

– Если бы мне пришлось начинать все сначала, – громко сопя, говорил Скэнлон, – то никогда не подписал бы контракт с полицией в городе, где так много этих проклятых студентов или ниггеров, клянусь богом!

– Скэнлон, прошу вас, поосторожнее, – упрекнул его Рудольф.

Он пытался с первого дня исправить словарь своего водителя. Но все попытки оказались бесполезными. Он сидел на переднем сиденье со старым полицейским, который ехал ужасно медленно и выводил Рудольфа из себя. С ума сойти можно! Но Рудольф не мог сам сесть за руль – старик мог обидеться.

– Сэр, я прав, – не унимался Скэнлон. – Они настоящие дикари, звери. У них не больше уважения к закону, чем у стаи хищных гиен. Ну а что касается полиции, то они просто смеются над нами. Мне неудобно вмешиваться в ваши дела, господин мэр, но на вашем месте я немедленно обратился бы к губернатору штата с просьбой прислать войска.

– Не надо с этим торопиться, – сказал Рудольф.

– Помяните мои слова, – продолжал Скэнлон. – Все к этому идет. Вы только посмотрите, что они натворили в Нью-Йорке и в Калифорнии.

– Мы с вами не в Нью-Йорке и не в Калифорнии, – сказал Рудольф.

– У нас здесь полно студентов и ниггеров, – упрямо гнул свое Скэнлон. – Если бы вы только увидели собственными глазами, что они вытворяли у вашего дома, то не стали бы возражать.

– Я слышал об этом, – ответил Рудольф. – Они вытоптали всю лужайку перед домом, набезобразничали в саду.

– Они натворили куда больше, – сказал Скэнлон. – Я там сам, правда, не был, но там был Руберти, он мне все рассказал. – Руберти был тоже полицейским. – Грех даже упомянуть о том, что они делали, сказал мне Руберти. Так и сказал – грех вспоминать. Они требовали вас, распевали похабные песенки, молодые девушки изъяснялись на самом грязном, самом непристойном языке. Потом вырвали с корнем все деревья в вашем саду, а когда миссис Джордах отворила дверь…

– Неужели она открыла дверь? – в ужасе спросил Рудольф. – Для чего она это сделала?

– Ну, они стали бросать в ваш дом чем попало. Кусками дерна, грязью, пивными банками, и орали словно безумные: «Пусть выходит этот сукин сын, мать его так!» Это они про вас, господин мэр. Мне даже стыдно повторять при вас эти слова. Там находились только Руберти и Цимерманн, остальные полицейские были в студенческом городке. Ну и что эти двое могли сделать с улюлюкающими, орущими дикарями, которых там собралось не меньше трехсот? Так вот, как я сказал, миссис Джин отворила дверь и заорала на них.

– О боже! – вздохнул Рудольф.

– Я вам правду говорю, ее может подтвердить вам потом любой, – рассказывал Скэнлон. – Когда миссис Джордах открыла дверь, все увидели, что она сильно пьяна и, хуже того, – абсолютно голая.

Рудольф смотрел прямо перед собой на красные хвостовые огни впереди идущих машин, на яркие фары автомобилей, мчащихся им навстречу по другой стороне шоссе.

– Там оказался какой-то фотограф из студенческой газеты, – продолжал Скэнлон. – Он сделал несколько снимков со вспышкой. Руберти кинулся за ним, но остальные пацаны взяли его в «коробочку», и тот улизнул. Не знаю, право, для чего им понадобились такие фотографии, но они у них есть, это ясно.

Рудольф попросил Скэнлона ехать прямо к университету. Главный административный корпус был ярко освещен юпитерами, и повсюду из открытых окон выглядывали студенты. Они выбрасывали наружу тысячи разных бумаг, орали на выстроившихся в линию полицейских, оцепивших здание. Полицейских было совсем мало, что внушало большую тревогу, но в руках у них теперь были дубинки. Когда они подъехали к автомобилю Оттмана, припаркованному под деревом, Рудольф сразу увидел, для чего им понадобилась фотография его обнаженной жены. Увеличенная до громадных размеров, она теперь свисала из окна на втором этаже.

В свете прожекторов громадное изображение стройного, совершенного, без малейшего изъяна тела Джин, с ее полной грудью, с угрожающе сжатыми кулаками и безумным лицом, свешивалось, как потешное знамя, над входом в корпус, прямо над высеченными на камне словами: «Познай истину, – и она сделает тебя свободным».

Рудольф вышел из машины, несколько студентов, торчавших в проемах окон, узнав его, приветствовали диким свистом и улюлюканьем победителей. Кто-то из них, перегнувшись через подоконник, неистово размахивал фотографией голой Джин, и казалось, что она исполняет какой-то непристойный танец.

Оттман стоял у своего полицейского автомобиля, с толстой марлевой повязкой на глазу, из-за которой его фуражка съехала на затылок. Только у шестерых полицейских на головах были шлемы. Рудольф вспомнил, что это он сам не подписал заявку Оттмана на еще две дюжины шлемов полгода назад, так как ему казалось, что это лишние расходы.

– Ваш секретарь сообщил, что вы возвращаетесь, – сказал Оттман без всякой преамбулы. – Поэтому мы не стали прибегать ни к каким насильственным мерам до вашего приезда. Они в шесть вечера захватили Дорлэкера и еще двух профессоров и заперли где-то в здании.

Рудольф кивал, разглядывая административный корпус. В окне на первом этаже он увидал Квентина Макговерна. Он уже был аспирантом и даже получил работу ассистента на кафедре химии. Он насмешливо улыбался, глядя на происходящее. Рудольф был уверен, что Квентин его заметил, и чувствовал, что его наглая ухмылка предназначалась лично ему, Рудольфу.