Отвергнуть короля - Элизабет Чедвик

Гуго и его отец были в парке с егерями, примечая дичь и проверяя дороги на случай, если король пожелает поохотиться, находясь у них в гостях. Ни Гуго, ни его отец не испытывали особой радости в связи с приездом Иоанна, но граф лишь пожимал плечами, уверяя, что в этом есть свои преимущества. В королевской свите найдутся люди, с которыми можно поговорить о делах, а визит короля – доказательство доверия Иоанна и благополучия графства. Разумеется, его визит можно также рассматривать как намек, что Иоанн следит за ними и хочет лично оценить состояние их укреплений.

Ида старалась как можно лучше подготовиться к визиту. Эта ответственность сокрушила ее. Члены королевской семьи еще никогда не посещали Фрамлингем. Прежде она достойно справилась бы с задачей, но годы и слабое здоровье взяли свое. Графиня не знала, где что лежит, за исключением тканей. Ей было досконально известно местонахождение каждой стенной драпировки, каждой подушки и вышивки. Она нервничала, постоянно рассуждая вслух, какие занавески повесить в гостевой комнате, и едва не сошла с ума, решая, красные или зеленые подушки выбрать и два или три матраса положить на кровать короля. Махелт тоже беспокоилась. Несмотря на свою ненависть к Иоанну, она сознавала, что это знаменательное событие и непременно нужно произвести хорошее впечатление, но Ида явно была не в себе.

– Какие сыры? – спросила у нее Махелт. – Те, что сверху? Они пролежали здесь дольше всех, значит у них самый насыщенный вкус.

– Только надо проверить их на долгоносиков, – кивнула Ида. – Не знаю, много ли съедят король и его свита. И что у нас с маслом? Вдруг не хватит горшков…

Ида приложила ладонь ко лбу, и Махелт заметила, что она дрожит. В сыроварне всегда было холодно. Зимой у здешних служанок были красные носы и синие потрескавшиеся руки, несмотря на то что они носили перчатки без пальцев. Иду защищало от холода подбитое мехом платье и капюшон поверх вимпла, но в бледном свете февральского дня она выглядела изможденной и осунувшейся.

– Ступайте в свою комнату, матушка. – Махелт коснулась ее плеча. – Я проверю сыры. Если потребуется еще, можно привезти сыр из поместья в Акле, как и масло. У них всегда есть запас, а времени предостаточно.

– Я не могу все взвалить на тебя, – покачала головой Ида. – Еще надо проверить вино. – Она выпрямилась. – Дай я… Дай я проверю вон тот дальний сыр.

Махелт велела слуге принести табурет и снять сырный круг. Она извлекла его из обмазки и льна и взглянула на крошащийся медово-золотистый сыр, сваренный в конце лета из молока коров, вскормленных на сочных пойменных лугах вокруг озера. Вынув нож из ножен на поясе, Махелт отрезала сбоку ломтик. Не слишком маленький, поскольку столь изысканное лакомство надо распробовать.

– Долгоносиков нет. – Она дала кусочек Иде и еще один, в порыве щедрости, слуге.

Насыщенный вкус соли, сливок и летней зелени обволок нёбо, и графиня застонала от удовольствия.

– Слишком хорош для двора, – заметила она. – Давайте предложим королю какой-нибудь другой. – Ида глядела на кусочек сыра, зажатый между пальцами. Потом вдруг судорожно сглотнула и стиснула губы.

Махелт облизала пальцы.

– Матушка?

Ида пискнула и вылетела из сыроварни, согнулась вдвое, и ее вывернуло наизнанку.

Махелт в ужасе уставилась на свекровь, затем развернулась к слуге.

– Убери сыр и сбегай за помощью! – приказала она. – Графине нездоровится.

Махелт склонилась к Иде и обняла ее за плечи. Ладони графини были ледяными, но лоб пылал, как жаровня.

– Со мной все в порядке, – выговорила Ида между приступами. – Это пройдет.

Махелт промолчала, потому что со свекровью явно не все было в порядке. Прибежали слуги, и Махелт велела отнести Иду в ее комнату, невзирая на еле слышные протесты. Ида не успела добраться до уборной, как ее кишечник опорожнился. Ее пришлось раздеть и вымыть, и все это время она дрожала как осиновый лист.

– Мне очень жаль, – отчаянно рыдала графиня, когда ее уложили в постель. – Я скоро поправлюсь и обязательно помогу. Я… – Тут подступил очередной приступ рвоты, и служанка поспешно подставила бронзовый тазик ей под подбородок.

– Да, матушка, конечно, – согласилась Махелт, хотя, глядя на Иду, сомневалась, что та действительно скоро поправится. – Просто полежите и отдохните, а я обо всем позабочусь, пока вам не станет лучше.

Когда спазм утих, Ида откинулась обратно на подушку и бросила на Махелт полный благодарности взгляд:

– Спасибо. Я не хочу быть обузой.

– Вы не обуза. – Махелт быстро и крепко пожала руку Иды. – Никогда так не думайте.

Выходя из комнаты, Махелт совершенно иначе смотрела на происходящее. Ее глубоко возмущал надвигающийся визит Иоанна, и она не могла забыть о неприязни к королю, но теперь все изменилось. Она не станет готовить Фрамлингем ради Иоанна, потому что он того не стоит. Но подготовит прием, только чтобы уважить Иду. Пустив корни, эта мысль придала ей силы. Махелт ощутила, как уверенность в себе растет: она сможет выступить в роли хозяйки, и выступить достойно, как подобает ее воспитанию и положению.

Состояние Иды ухудшилось, и на следующий день она металась в жару и бредила, бормоча о событиях в прошлом, которых никто, кроме нее, не видел. Присев у постели больной, Махелт стала свидетельницей незажившей раны в душе Иды из-за того, что ей пришлось отказаться от своего ребенка, когда она покинула двор ради брака с Роджером Норфолком.

– Пожалуйста, пожалуйста, не делайте этого, сир, отдайте его мне! – рыдала, вне себя от горя, Ида, ее карие глаза затуманились, словно темная вода. – Умоляю вас. Я умру!

Махелт положила руку на лоб Иде.

– Тсс, все в порядке. – Она сглотнула комок в горле. – Он вырос прекрасным мужчиной, и у него есть собственные дети… ваши внуки.

– Но я потеряла ребенка… – Ида пыталась сесть. – Мне нужно повидать короля. Я должна забрать Уильяма с собой, ведь я его мать!

Махелт вновь и вновь набегающим прибоем бормотала ласковые слова:

– Не волнуйтесь. Он придет к вам, все будет хорошо, все будет хорошо.

Ида бессильно упала обратно на подушки и закрыла глаза. Слезы проступили из-под век. Через несколько мгновений она заговорила о любовном переживании, которое разделила с мужем, – рассказала, как сидела у него на коленях и кормила его кусочками поджаренного хлеба. Махелт не могла представить Иду и графа в столь интимной обстановке. Чем-то подобным могли заниматься они с Гуго, и свекор нахмурился бы, увидев их. Ее глаза тоже обожгло горем.

– Как она? – заглянул в дверь Гуго.

– У нее жар и бред, – покачала головой Махелт. – Доктор пустил ей кровь и велел смачивать губы медом и водой, она должна поспать. Отец Ричард молится за графиню и просит о заступничестве святого Аделарда.