Банды Чикаго - Герберт Осбери

– Я передумал, – выпалил он. – Давайте вместо этого лучше сядем и поговорим часок-другой.

– Давайте, – согласилась проститутка. – Только сдачи вы тогда не получите.

6

Между содержательницами борделей в Прибрежном районе существовала жесткая конкуренция за внимание молодых богачей, и, когда проходил слух, что такой лакомый кусочек ошивается неподалеку, хозяйки больших публичных домов наперегонки отряжали сводников, чтобы те заманили его в их заведение. Сестры Эверли, не пускавшие сутенеров и сводников в свой дом, запрещали своим девушкам иметь дело с этими «вшами рода человеческого» и не принимали участия в подобного рода охотах, но плейбои сами каким-то образом проникали в клуб – причиной тому была его неотразимая привлекательность. За это сестер ненавидел весь Прибрежный район, и конкурентки постоянно пытались устроить сестрам проблемы и вынудить их покинуть Чикаго.

Однажды их попытались связать со смертью Натаниэля Форда Мура, двадцатишестилетнего сына Джеймса Гобарта Мура, президента Рок-Айлендской железной дороги, одного из самых важных капиталистов страны. Если бы эта попытка удалась, сестры угодили бы в тюрьму, а то и на виселицу. Юный Мур, чья карьера плейбоя началась в тот момент, когда он увидел у себя под тарелкой с завтраком чек на сто тысяч долларов в свой двадцать первый день рождения, приехал в клуб «Эверли» вечером 8 января 1910 года. Но он был уже в таком состоянии, что Минна Эверли запретила продавать ему вино и из-за этого поссорилась с одной из своих проституток, которая вылетела из клуба с криком, что еще отомстит. Мур в час ночи 9 января уехал из борделя на такси. Вскоре после рассвета 10 января у Минны Эверли раздался телефонный звонок, и та самая проститутка, что в такой ярости вылетела из дома в ту ночь, сообщила ей, что Мур умер в борделе, принадлежащем Вик Шоу и находящемся на юге Дирборн-стрит, в доме № 2104, и что мадам Шоу со своими сутенерами хотят подбросить тело в камин клуба «Эверли». Минна Эверли в сопровождении друга бросилась вниз по улице и ворвалась в заведение Вик Шоу; после бурного выяснения отношений мадам Шоу в конце концов признала, что примерно через полчаса после восхода солнца Мур был найден мертвым в постели. По настоянию Минны Эверли вызвали полицию, и тело молодого человека увезли к нему домой, на Лэйк-Шор-Драйв. Позже Минна Эверли заявляла государственному обвинителю, что Мур умер от передозировки морфина, подмешанного ему в шампанское, но решение следствия гласило, что причиной смерти послужил сердечный приступ. Вскрытие следов отравления не обнаружило.

Позже, в 1905 году был разработан еще один, еще более фантастический план против сестер. Юноша из одной из известнейших в Чикаго семей случайно застрелился у себя дома. Сразу же после этого по Прибрежному району был пущен слух о том, что его подстрелили во время ссоры в клубе «Эверли» и что газеты не дали ходу этой новости только потому, что отец юноши был для них важным рекламодателем. Никаких оснований эта сплетня под собой вообще не имела. Расследования, проводимые полицией, журналистами и частными детективами, пришли к единодушному выводу, что юноша действительно застрелился сам, в результате несчастного случая, и что произошло это у него дома. Более того, в ходе расследований было установлено, что молодой человек никогда не появлялся не только в клубе «Эверли», но и вообще в том районе, репутация его была безукоризненной. Однако грязная сплетня продолжала свое существование, и недруги сестер ухватились за этот шанс. Они обратились за помощью к Пони Муру, игроку и вору негритянского происхождения, владельцу публичного дома на Двадцать первой улице. Мур предложил одной из проституток Эверли двадцать тысяч долларов за свидетельство в суде о том, что она якобы видела, как юношу застрелила Минна Эверли. Куртизанка уже согласилась, но Минна услышала ее разговор с Муром по телефону, и с помощью одного дружественно настроенного лейтенанта полиции коварный план был раскрыт.

Лицензия Пони Мура на его салун была отозвана через несколько дней после провала плана, направленного против сестер. Сам Мур воспринял это с большим удивлением, потому что он считал себя «мэром Задницы» и хвастался, что весь район находится под его контролем. По правде говоря, он и как владелец кабака-то имел мало значения, но некоторые личные особенности время от времени привлекали к нему общественное внимание, а любое упоминание своего имени в газетах он рассматривал как показатель авторитетности. Среди прочих газетных вырезок о себе, которые он вставлял в рамочки и вешал за баром, была и описывающая его огромную бриллиантовую запонку, которую он носил на груди на серебряной булавке с маленьким замочком. Самым большим стремлением Пони Мура было походить на белого человека, и с этой целью он интенсивно отбеливал кожу, которая в результате стала серой с коричневыми пятнами. Немало усилий предпринимал он и для того, чтобы выпрямить волосы, но добился лишь того, что они, оставаясь курчавыми, приобрели зеленоватый оттенок, тогда он сбрил их вовсе. В середине 90-х годов XIX века Мур побывал на нескольких известных водных курортах на востоке и везде привлекал достаточно много внимания тем, что каждый час переодевался, и тем, сколько у него было ярких и причудливых бриллиантов.

7

К краху же клуб «Эверли» привели в конечном итоге не враги, а сами сестры. Они поставили своей целью сделать свое заведение самым известным публичным домом в Соединенных Штатах, и чересчур в этом преуспели. Их провал был закономерным следствием их высокомерия, тех способов, которыми они рекламировали себя, и их постоянного презрения к общественному мнению. Минна заявила, что собирается писать мемуары, и пригласила в качестве консультанта одного чикагского литератора. Сестры Эверли пользовались любой возможностью, чтобы пробиться на страницы печатных изданий, особенно в последние годы своего правления Прибрежным районом. А поскольку они всегда прикармливали журналистов – в их заведении активно действующий журналист не знал отказа ни в вине, ни в женщинах, – то их имена часто появлялись в газетах. Каждый день сестры выезжали на прогулку – сперва в красивой коляске, влекомой упряжкой черных лошадей, которыми управлял кучер в ливрее, а позже – в автомобиле, огромной открытой машине, выкрашенной в ярко-желтый цвет, к капоту которой был прикреплен большой букет искусственных цветов. Их всегда сопровождала одна из их проституток, каждый день – новая, одетая в шелка и увешанная драгоценностями, а когда сестры заходили в банк, куда ежедневно откладывали деньги, куртизанка оставалась в машине, чтобы все мужчины могли лицезреть, какая красота продается в клубе «Эверли».