Меч Бедвира - Роберт Сальваторе

Оливер возмущенно взглянул на Лютиена и подумал, что молодой человек очень похож на пойманную сетью форель.

Человек, выкликавший должников с кафедры, собрал свои пергаменты и отошел в сторону, а другой занял его место, сделав знак преторианским стражникам приготовить заключенных. Семерых одетых в серое обвиняемых заставили встать и стали выкликать по именам.

Пожилого человека как минимум пятидесяти лег грубо выволокли из-за скамьи и толчком поставили перед алтарем. Он несколько раз спотыкался и упал бы головой вперед, но циклопы по бокам схватили несчастного и заставили стоять прямо.

Обвинение было вполне типичным: кража плаща из лавки. Был вызван пострадавший купец.

— Дело дрянь, — заметил Оливер. — Этот богатый человек, вероятно, друг герцога. Бедняга обречен.

Губы Лютиена сжались.

— А что, здесь когда-либо кого-то оправдывали? — угрюмо спросил он.

Ответ Оливера отнюдь не был неожиданным, но от этого он не стал менее болезненным.

— Нет.

Как и следовало ожидать, пожилой человек был объявлен виновным. Все его имущество, включая скромный домик в нижней части Монфора, отходило купцу; купцу также было дано право самолично отрубить левую руку осужденного, с тем чтобы выставить ее на видное место в своей лавке для устрашения будущих воров.

Пожилой человек слабо запротестовал, но циклопы уволокли его.

Следующим вышел гном, но Лютиен больше не пожелал смотреть на происходящее.

— Где Каттеры? — прошептал он. — Почему их здесь нет?

— Может быть, и есть, — откликнулся Оливер, и лицо молодого человека слегка просветлело.

— Однако они могут только смотреть, как и мы, — добавил хафлинг, поймав взгляд Лютиена. — Когда воров ловят, они остаются одни. Это то правило, которое люди улиц не могут нарушить.

Лютиен отвернулся от хафлинга и снова стал смотреть вниз, в сторону алтаря, где гном был объявлен виновным и приговорен к двум годам каторжной работы в шахте. Лютиен понимал практичность того, что только что объяснил Оливер. Если бы герцог Моркней ожидал, что воровская шайка попытается прийти сюда и спасти одного из своих пойманных сотоварищей, то его работа по поимке всех монфорских воров была бы весьма несложной.

Лютиен кивнул в знак согласия с его логикой — но если это действительно так, для чего он торчит здесь, в потайном коридоре Собора?

Сиобу вызвали последней — и Оливер не сомневался, что это не совпадение. Девушка встала со скамьи, и хотя ее руки были связаны, она гордо оттолкнула вцепившихся в нее циклонов, когда они потащили ее к аналою.

— Сиоба, рабыня, — громко провозгласил человек, оглядываясь на герцога. Моркней по-прежнему сохранял скучающий вид.

— Она находилась среди тех, кто совершил налет на шахту, — объявил человек.

— По чьим словам? — резко спросила полуэльфийка. Циклоп сзади сильно ткнул ее древком копья, и Сиоба, сузив зеленые глаза, яростно взглянула на него через плечо.

— Такая храбрая, — прошептал Оливер, и в тоне его явственно слышалось сожаление. Теперь он крепко держался за Лютиенову алую накидку, наполовину ожидая, что дрожащий от ярости молодой человек спрыгнет вниз с уступа.

— Заключенные говорят только тогда, когда им приказывают! — прорычал человек на возвышении.

— Какой смысл говорить в этом вместилище зла? — ответила Сиоба, и заработала еще один грубый толчок.

Лютиен испустил низкое утробное рычание, и Оливер мрачно покачал головой, более чем когда-либо ощущая, что им не стоило бы находиться в этом опасном месте.

— Она участвовала в набеге на шахту! — яростно закричал человек, оглядываясь на герцога. — И она — друг Алой…

Моркней сделал движение вперед в своем кресле, его поднятая рука немедленно заставила замолчать слишком шустрого холуя. Оливер не пропустил столь важного момента — герцог Моркней явно не хотел, чтобы это имя называли вслух.

Моркней взглянул на Сиобу. Его налитые кровью глаза словно светились каким-то внутренним магическим светом.

— Где гномы? — спокойно спросил он.

— Какие гномы? — удивилась Сиоба.

— Те двое, которых ты и твои… сообщники увезли из шахты, — объяснил Моркней, и сделанная им пауза опять убедила Оливера, что весь арест и суд были затеяны специально для них с Лютиеном.

Сиоба хмыкнула и покачала головой:

— Я — служанка, — спокойно сказала она, — и ничего больше.

— Кто хозяин этой рабыни? — спросил Моркней. Хозяин Сиобы встал с одной из передних скамей и поднял руку.

— Вы не виноваты, — объяснил герцог. — И потому вам возместят убытки. — Человек облегченно вздохнул, кивнул и снова сел.

— О, только не это, — тихо простонал Оливер. Лютиен переводил взгляд с купца на герцога и с герцога на девушку, ничего не понимая.

— А ты, — прорычал Моркней, вставая с кресла в первый раз за те два часа, что Оливер и Лютиен пробыли в Соборе. — Ты — виновна. — Моркней произнес это бесстрастно и уселся обратно, злобно усмехаясь. — Следующие пять дней наслаждайся пребыванием в моих темницах.

— Пять дней? — про себя повторил Лютиен. Неужели это весь приговор? Он опять услышал стон Оливера и понял, что Моркней еще не закончил.

— Потому что они будут твоими последними днями! — объявил злобный герцог. — Затем тебя повесят — на площади, носящей мое имя!

Толпа заволновалась, из нее даже послышался чей-то сочувственный возглас, и циклопы крепче ухватились за оружие, глядя по сторонам в ожидании беспорядков. Приговор был неожиданным. В правление Моркнея смертный приговор выносили исключительно за убийство человека, да и в этом случае, если убитый не был особо заметной личностью, приговор ограничивался пожизненным рабством.

Опять слово «приманка» застучало в мозгу Оливера. Он стал думать обо всех испытаниях, которые предстоят им обоим, потому что Лютиен, разумеется, никогда не позволит свершиться такой несправедливости. Юноша непременно попытается спасти Сиобу. Хафлинг понимал, что следующие пять дней он будет занят, устанавливая связь с Каттерами и со всеми, кто мог бы помочь им.

Однако отвлекшийся хафлинг быстро передумал, когда увидел, что Лютиен выпрямился на уступе, держа лук наготове.

С криком ярости юный Бедвир выстрелил, его стрела понеслась к креслу герцога Моркнея. Блеснула серебристая вспышка, и вот уже вместо одной воздух пересекали пять стрел. Еще одна вспышка, и каждая из пяти стрел превратилась еще в пять. Третья вспышка — и двадцать пять стрел стали ста двадцатью пятью.

И все они летели к герцогу — Лютиен и Оливер с недоверием уставились вниз.