Сирота - Николай Дубов

Провожать Устина Захаровича на вокзал пошел весь детский дом.

Когда уже совсем собрались уходить, Ефимовна выбежала из кухни и сердито сунула Устину Захаровичу увесистый узелок.

— На вот, — ворчливо сказала она. — Сам дорогой поешь и внукам гостинца привезешь… Я ведь вас, мужиков, знаю: никогда ни про что не подумаете!.. — и ушла на кухню, вытирая глаза.

Устин Захарович стоял на платформе, окруженный галдящими ребятами. Щеки его густо синели и пылали свежими порезами после недавнего бритья. Все старались сказать ему напоследок что-нибудь хорошее, ласковое, только Тарас молча стоял рядом и прижимался к его большой жилистой руке.

— Так смотрите, Устин Захарович, — сказала Людмила Сергеевна, - как договорились: забирайте своих внуков и возвращайтесь. Внуки будут в доме жить, и вы при них. А то что ж так… Они ведь маленькие, им женский присмотр нужен.

— Добре, добре!.. Спасыби!

Устин Захарович вошел в вагон и сейчас же высунулся в открытое окно. Ему махали платками, руками, кричали о здоровье, счастливом пути. Он тоже махал рукой и что-то говорил. Было странно, непривычно видеть улыбку на его всегда угрюмом, неподвижном лице. И не понять было, чего больше в его улыбке — радости от предстоящей встречи со своими «малятами», внуками, или грусти от разлуки с этими "малятами", к которым так прочно приросла его душа.

Поезд тронулся. Замелькали окна, двери, флажки проводников, скоро только хвостовой вагон смотрел красным сигнальным зраком на ребят, а они всё еще стояли и махали вслед своему суровому другу.

Не было горечи в разлуке с Устином Захаровичем: он ехал к своим внукам, навстречу радости. Но ребятам взгрустнулось. Может, это было предчувствие новых разлук? Они подступали все ближе. Кончались экзамены, скоро семиклассники навсегда оставят детский дом.

Миновали со всеми их страхами и волнениями такие бесконечные и так быстро пролетевшие экзамены. В последний день в класс пришли.

Галина Федоровна и Нина Александровна. Они поздравили ребят с переходом в седьмой, пожелали им хорошо отдохнуть, набраться сил для новых успехов. Борис Проценко от имени всех поблагодарил учителей и под общий смех пожелал им тоже хорошо отдохнуть от них, от ребят, потому что хотя они старались баловаться поменьше, но все-таки, кажется, баловали порядочно… Валерий Белоус шепнул, что сейчас он тоже "оторвет речугу". Сидящие рядом ребята придержали его за куртку, за штаны, и речь не состоялась. Потом целой толпой с гамом и смехом провожали домой Викентия Павловича. Ребята подхватили друг друга под руки и плотной шеренгой заняли всю улицу. Викентий Павлович шагал посередине. Прохожие удивленно оглядывались на шумную толпу школьников и седеющего человека с вислыми усами, который смеялся и кричал ничуть не меньше ребят.

Возле дома Викентия Павловича шумная ватага распалась, начала расходиться. Кира, Наташа, Витька и Лешка пошли вместе. Они поговорили о том, что каждый будет делать, куда пойдет. Наташа оставалась в школе, Кира шла в ремесленное, Витька, так как о военно-морском училище рано было говорить, собирался в электротехникум. У Лешки не спрашивали, считая, что он будет учиться в седьмом.

— Получается — все в разные стороны, — сказала Кира. — Жалко как!

Но мы будем встречаться, обязательно! Правда?..

— Да что мы, расстаемся, что ли? — сказал Витька. — А поход?

Накануне совет дружины решил провести первый поход, пока небольшой, за двадцать километров, в Логачевский рыболовецкий колхоз.

Отправиться должны были через три дня после экзаменов, но Костя предложил сначала послать передовую группу, разведчиков, чтобы договориться с колхозом, подобрать место для ночлега, для выступления самодеятельности. В передовую группу назначили Толю Крутилина, Наташу и Киру. Толя замялся — он хотел сразу после экзаменов ехать в Керчь и участвовать в походе не собирался. Витька во время обсуждения ерзал, насупливая брови, и наконец спросил:

— А вы что, пешком?

— Подвернется попутная машина — хорошо, — сказал Костя, — а нет - пешком.

— Так у вас на разведку два дня уйдет! А я предлагаю на шверботе.

По берегу далеко, а морем я вас в три часа по прямой доставлю!.. - сказал Витька и горделиво надулся.

— Что ж, — сказал Костя, — это, пожалуй, идея. С Лужиным о шверботе я договорюсь.

Вместо Толи, к удовольствию обоих, был назначен Витька. Он с восторгом сообщил эту новость Лешке, ожидая, что и он так же обрадуется, но лицо Лешки никакого восторга не выразило.

— Ну так что? И поезжайте, — сказал он, опуская глаза.

Витька озадаченно посмотрел на него, стукнул себя кулаком по лбу и бросился обратно.

— Постой! Подожди! — крикнул он, обернувшись, и убежал.

Через несколько минут Витька прибежал еще более сияющий.

— Всё! — еще издали закричал он. — Костя разрешил!

— Что — разрешил?

— Чтобы ты с нами! Понимаешь? Я ему говорю: так и так… А он говорит: "Правильно! Кто же, мол, друзей оставляет… Вообще, говорит, его надо привлекать, он, кажется, хороший парень…" Это про тебя.

Понимаешь?.. Вот молодец, а? Я ж говорил — башковитый!

Отъезд был назначен на четыре часа, но уже в час Витька прибежал в детский дом и заторопил Киру и Лешку.

Они зашли за Наташей и побежали на водную станцию, потом часа два маялись, ожидая Костю и поминутно выбегая на дорогу, чтобы спросить у прохожих, который час.

Наконец вожатый пришел. Витька давно уже подвел «Бойкого» к мосткам. Костя проверил, есть ли спасательные поплавки и на всякий случай весла, и скомандовал отчаливать.

Витька поставил на место руль, Костя поднял парус.

Он затрещал, захлопал, потом выгнулся под ветром, у бортов зажурчала вода. Вдали от берега ветер усилился, накренил швербот, вода закурлыкала громче. Здания на берегу сливались в пеструю неразбериху, тонули в зеленом разливе садов. Белые облака разбегались от солнца и таяли.

— Хорошо как! — сказала Кира и, зажмурившись, подставила лицо солнцу.

Сиреневая падымь затянула дома и зелень, лишь прозрачный, высоко поднявшийся в небо дымный полог «Орджоникидзестали» напоминал об оставленном сзади береге.

— Ну, капитан, может, повернем? — спросил Костя.

— Пригнитесь! — скомандовал Витька.

Сжав губы, с напряженным лицом он перебросил парус, сделал поворот и горделиво осмотрелся. Костя похвалил, остальные не поняли блеска Витькиного маневра. Наташа старалась поймать мелькающие мимо бортов студенистые блюдечки медуз.

— Хорошая завтра будет погода! — уверенно сказала она.

Костя оглянулся на множество всплывающих наверх медуз и подтвердил: должна быть хорошая. Берег снова появился, потемнел, на нем выросли трубы, домны завода. В ковше против красноватых гор рудного двора темнел утюг затонувшего парохода. Лешка вспомнил первую встречу с Витькой в трюме парохода, поход с Наташей. Наташа смотрела на пароход и, должно быть, тоже вспоминала.

Взгляды их встретились, они улыбнулись недавнему своему ребячеству. Теперь оно казалось им далеким и давним. И уж совсем далеким, таким далеким, словно это было не с Лешкой, а с кем-то другим, вспоминались Ростов и Махинджаури, вопли маяка, перекошенное злобой лицо дяди Троши, побег, грузно кланяющийся волнам "Гастелло", первые дни в детдоме… А сейчас уже наступали и последние…

Рано утром, выбрав момент, когда Людмила Сергеевна была одна.

Лешка пришел к ней.

— Ты что, Алеша?

— Я хочу спросить… Вы пустите меня в ремесленное?

— В ремесленное? Что тебе не терпится? Ты еще год можешь жить здесь. А на кого ты хочешь учиться?

— На сталевара.

— На сталевара? Это трудно — сталеваром.

— Я знаю… Но я хочу.

— Хотеть мало.

— Я выдержу… Смогу!

— Ну что ж, — сказала Людмила Сергеевна, — иди, если хочешь и уверен, что сможешь… Но еще есть время: подумай как следует!

— Ладно. Только я все равно не передумаю! — улыбнулся, убегая Лешка.

Еще какой-нибудь месяц — и надо подавать заявление, и начнется уже совсем другая жизнь… Завод остался по левую руку, потом позади. Откос берега за ним отливал стеклянным блеском. Вдруг на нем показалась, потекла вниз ярко-красная струйка.

— Что там? — показала Кира.

— Отвал. Шлак выливают, — объяснил Костя. — Не устал, капитан? А то давай сменю.

— С чего это я устану? — оттопырил губу Витька. — Первый раз, что ли?

Его распирала гордость. Пусть никто, кроме Кости, не понимает, как здорово водит он швербот, но Костя-то понимает!

Показался крутой обрыв Логачевки, причальные мостки приемочного пункта рыбозавода. Они причалили к мосткам, потом, пока позволяла глубина, подвели «Бойкого» к берегу. Костя и ребята ушли в правление колхоза. Лешка остался сторожить швербот — вахтенным, объяснил Витька. Лешка сел на носу, свесил ноги через борт.