Последыш. Книги I и II - Макс Мах

принципе. Однако, судя по некоторым публикациям, гораздо чаще отношения подобного рода не афишировались, хотя историки и современники называли некоторые из этих кровосмесительных пар по именам. Другое дело, что Бармин был родом из просвещенного 21 века и к тому же из мира, где такие фокусы не только порицались медициной, — с объяснением последствий, — но однозначно запрещались всеми монотеистическими религиями. Не монотеистическими, впрочем, тоже. Однако там и тогда, в его родном мире, где он был Барминым, а не Менгденом, магии не было, а здесь и сейчас она существовала. И, как минимум, два автора — оба известные ученые-целители, один из которых уже умер, а другой все еще здравствовал, — утверждали, что запрет на кровосмесительные связи касается только простых смертных, а в парах, где хотя бы один из партнеров маг не ниже пятого ранга силы, инцест не вызывает никаких пагубных последствий ни в первом, ни во втором поколениях. И даже напротив, оба автора, — один русский, а другой франк, — утверждали, что магам кровосмешение практически всегда идет на пользу. Следующее поколение, мол, родится более сильным, как в физическом, так и в магическом плане.

Ознакомившись с такой оптимистической точкой зрения, — напрочь отвергавшей законы генетики и опыт человечества, что в том мире, что в этом, — Бармин припомнил, что в его роду, не в его собственном, разумеется, а в семье Менгденов, таких случаев было, вроде бы, два или даже три. Ночью он пролистал весь трехтомник Конрада Менгдена, и пусть не сразу, но все-таки нашел то, что искал. На своей родной сестре, как выяснилось, женился сто тридцать лет назад Магнус Менгден, а полустолетием раньше подобная же история случилась с Елизаветой/Эльзой и Оддо Менгденами, правда, там обошлось без официального признания отношений. Просто ребята по молодости лет, — ему было пятнадцать, а ей тринадцать, — проявили недостаточно осторожности, и нежданно-негаданно сделали ребеночка которого пришлось срочно приписать какой-то дворовой девке. Оддо Менгден его позже все-таки усыновил, но спустя сто лет были найдены соответствующие документы: не оставляющая сомнений переписка отца двух любовников и их семейного храмового жреца.

Однако добили Игоря не эти свидетельства разврата, а та простота, с которой рассуждали о подобном неподобающем поведении авторы просмотренных им книг. Выходило, что инцест здесь и сейчас даже за позор не считается, и скрывают такого рода случаи исключительно из боязни испортить девушке репутацию. То есть, не потому что спит с братом, а потому что добрачный секс кое-где все еще не приветствуется и даже осуждается, а ей, между прочим, в свет выходить и замуж идти. Вернее, осуждался и не приветствовался раньше, — во времена мракобесия и свойственной любому патриархальному обществу мезогении[96], — но смягчение нравов и общий прогресс общества убрали и эту последнюю преграду.

Игорю все это казалось настоящим бредом, тем более, опасным, что он с новой силой разбередил прежний его кошмар, возникший сразу после ночного боя. Нравилась ли ему Варвара? Однозначно, да. Хотел бы он быть с нею точно так же, как с Еленой? И опять — да. Тем более, что и она на него смотрит как-то не по-сестрински. Но правильно ли это? Нормально ли? Увы, нет! И какие бы доводы «за» не подбрасывало ему разгоряченное подсознание, — типа, «она тебе не сестра», — Бармин был уверен, что даже пробовать не стоит, потому что нельзя. Не положено и не следует, потому что аморально. Однако разговор, состоявшийся у Игоря с профессором Чюкштите, — в Вильне за два часа до встречи с Великим князем, — поколебал его уверенность.

Профессор Мара Эдгаровна Чюкштите из Главной Виленской Школы[97], оказалась невысокой сухонькой и совершенно седой старушкой, но спину она держала, как молодая и одета была отнюдь не как синий чулок. В общем, приятная пожилая дама. И держалась она соответственно. Внимательно оглядела Игоря, кивнула каким-то своим мыслям и только после этого поздоровалась и села за столик облюбованного ими австрийского кафе.

— Итак, — сказала через несколько секунд, потребовавшихся, чтобы закурить длинную черную с серебром сигарету, вставленную в мундштук из черного янтаря, — будем говорить об отношениях. Я правильно поняла ваш интерес, Ия Ильинична?

Спрашивала она Злобину, но смотрела при этом на Игоря. Глаза ее за тонкими стеклышками пенсне выражали при этом живейший интерес.

— Вы все правильно поняли, Мара Эдгаровна, — чуть улыбнулась майор. — Мы пришли, чтобы вас послушать. Вот список интересующих нас вопросов.

С этими словами Ия положила перед Профессор Чюкштите листок белой бумаги, на котором ее идеальным почерком были записаны ровно семь вопросов, ответы на которые хотел получить Бармин. Впрочем, как минимум половина тем не в меньшей степени интересовала саму организатора встречи.

— Что ж… — сказала женщина, просмотрев список.

— Не утруждайтесь, любезный! — взглянула на подошедшего к их столику кельнера. — Я не нуждаюсь в меню. Принесите мне большую кружку кофе по-венски и рюмку тирольского кирша[98].

Игорь с Ией тоже сделали заказ и одновременно посмотрели на профессора, как бы приглашая ее начинать.

— Видите ли, молодой человек, — чуть усмехнувшись их пантомиме, начала тогда женщина, выделив Бармина в ученики, — маги и не маги — это два разных биологических вида.

В телефонном разговоре Ия представила Игоря Маре Эдгаровне, как Маугли с Груманта, без имен и титулов и, разумеется, без политики. Просто недоросль, прибывший из-за полярного круга, которого необходимо срочно образовать и воспитать.

— Нет сомнений, что мы, я имею в виду магов, произошли от вида Хомо Сапиенс и до сих пор связаны с ним близким родством. Анатомических различий между нами практически нет, если не считать конечно Центральную Нервную Систему, в которой отличия как раз видны даже невооруженным глазом.

«А в книге было написано, что различий нет, — отметил Бармин. — Кому прикажете верить?»

— Мозг Хомо Магикус, — между тем, продолжила свою лекцию профессор Чюкштите, — в среднем несколько больше: на 8-10 % по объему и на те же 10 % по массе. В особенности, у нас развиты лобные доли головного мозга, таламус, базальные ганглии и височно-теменной комплекс. Больше серого вещества, более сложные, многообразные и многочисленные системы, связывающие отдельные регионы коры головного мозга между собой. Однако во всем остальном, — строение тела, сердечно-сосудистая и репродуктивная системы, внутренние органы, наконец, — отличия, если и существуют, то крайне незначительные.