Незримая паутина - Борис Прянишников

В конце письма Добровольский ясно намекал о подозрениях финнов в отношении Скоблина:

«Я решил больше не писать П. П. о наших торговых делах. Предупредите его об этом, ибо я не хочу, чтобы он сердился на меня. Я очень уважаю его, у меня к нему полное доверие, но нужно принять меры для выяснения его окружения и сорвать маску с негодяев, мешающих его работе и навлекших подозрения против него».

Казалось бы, Миллер должен был теперь заняться самым тщательным расследованием дел Скоблина и его окружения. Тем более, что сведения финнов поступили уже после нашумевшего в печати выступления полковника X. против генерала XX. Но разогнанной генералом Абрамовым контрразведки Н. И. Глобачева под рукой уже не было. Да и в ее делах отсутствовали какие-либо указания на неблагонадежность Скоблина. Тревожные письма Добровольского не поколебали доверия Миллера к Скоблину. 1 ноября 1935 года он разъяснял Добровольскому, что Скоблин — постоянная жертва клеветы и интриг. В частности и в особенности — кампания полковника Федосенко, бывшего, по собственным признаниям, советским агентом. И случайную автомобильную катастрофу Скоблиных в Венсенском лесу Миллер считал покушением ОГПУ на Скоблина.

Итак, Скоблин остался во главе «Внешней линии» РОВСа. Его усердию мешали финны. Летом 1936 года, под прикрытием концертов Плевицкой, он приехал в Финляндию с целью подготовить новую экспедицию в СССР. 2 июня 1936 года Добровольский писал Миллеру:

«Петр Петрович изучил со мной в деталях все интересующие нас вопросы. Представитель дружественной фирмы принял Петра Петровича самым сердечным образом. Несомненно, и это было ясно полностью, что он не потерял доверия к Петру Петровичу и к нашей фирме, несмотря на то, что в прошлом мы потерпели неудачу».

Естественно, после этого письма Миллер укрепился в своем доверии к Скоблину. Но оказанный финнами в Выборге «сердечный прием» не отражал их действительного отношения к Скоблину. Прошло еще полтора месяца, и финны сообщили Добровольскому о своем окончательном отказе от сотрудничества с РОВСом на Карельском перешейке. 26 июля 1936 года Добровольский писал Миллеру:

«Наш общий друг сообщил мне, что в настоящее время здесь невозможна какая-либо работа. Положение на ближайшем рынке наших конкурентов таково, что коммивояжеры рискуют немедленно попасть в руки таможенников. По этой причине они перестали сами посылать своих собственных комми и категорически отказываются содействовать отправке наших. Что касается другого торгового района, по поводу которого директор[81] разговаривал с Петром Петровичем, то этот вопрос может быть решен только самим директором».

Финны знали точно о недоступности советской границы на Карельском перешейке, «ближнем рынке конкурентов» РОВСа. Вся граница была заплетена восемью рядами колючей проволоки, на особо важных направлениях были устроены пулеметные гнезда, вдоль границы ходили патрули со сторожевыми собаками.

Оставался трудный путь через леса и глушь севернее Ладожского озера, через малонаселенные местности. 12 сентября 1936 года Добровольский писал Миллеру:

«Директор предоставил избрать одну из трех возможностей: а) отправить коммивояжеров в город, расположенный значительно севернее торгового центра интересующего нас рынка. Директор и я находим этот путь трудным для осуществления; б) совершить путешествие под видом туристов при помощи „Интуриста“; в) директор не знает о цели поездки Вашего комми. Но в случае, если ему будет поручен только сбор информации, он предлагает получить ее через свою собственную фирму, представитель которой может войти в контакт с Вашим представителем на рынке конкурентов».

26 сентября Миллер ответил Добровольскому:

«В первую очередь кажется приемлемым только пункт А. Затем, на втором месте, следует использовать пункт В. Что касается пункта Б, то он исключается целиком».

Отклоняя использование «Интуриста», Миллер также знал, что данный момент на «рынке конкурентов» у РОВСа агентов не было. Он надеялся на устройство опорных пунктов в будущем. Потому и предпочитал первый вариант.

В своих переговорах с финнами Скоблин настаивал на посылке агентов по кратчайшему, но и самому опасному пути, пролегавшему через Карельский перешеек. Финны настаивали на посылке через «Интуриста». Переговоры зашли в тупик, и отправка эмиссаров была перенесена на весну 1937 года.

Не добившись соглашения с финнами, Скоблин решил организовать переход границы собственными средствами. По этому поводу Миллер решил посоветоваться с генералом Абрамовым и 18 апреля 1937 года писал ему:

«…отклоняя длиннейший путь и „Интурист“, Скоблин хочет провести отправку другим способом. Действительно, уже во время своей поездки в Финляндию минувшим летом, Скоблин встретился с людьми, с которыми он в постоянной связи через местную группу Корниловского полка. От них он получил немало интересных сведений о СССР, которые отправил Фоссу. …друзья Добровольского, не желая принимать никакого активного участия в отправке наших комми, хотели бы выразить нам симпатию и добиться нашего отказа от их помощи в нашей работе… Таким образом, Н. В. С. будет продолжать подготовку своих людей к походу по новому пути, без сотрудничества с нашими официальными друзьями».

19 апреля 1937 года Абрамов отвечал Миллеру:

«…торговые операции Лукашева[82] уже однажды потерпели полный провал. Не вижу ничего, что могло бы при настоящем положении улучшить шансы. Наоборот, конкуренция заметно усилилась, и шансы на успех сведены к нулю. Также не нахожу полезным рисковать несомненно редкими образцами. В случае, если у Лукашева будут реальные данные по купле-продаже чего-либо стоящего, то я думаю, лучше двигаться группами, а не в одиночку. Не зная проектов Лукашева, очень затрудняюсь высказать белее точно свое мнение. О ценности товаров Лукашева можно судить по тому, что нам уже поставил наш новый компаньон[83], чьи товары обещают быть еще лучшего качества и более свежими.

Я отлично понимаю, что противопоставить Лукашеву отказ значит предоставить ему козырь против Вас. Поэтому я думаю, что лучше всего предоставить выбор ему самому, указав всё же на максимальную сумму, которая, дабы не обескровить нас, не должна, по-моему, превышать 5000 франков. Я включаю в эту сумму также расходы на содержание коммивояжера Лукашева до и после операции».

Скоблин составил смету по отправке одного эмиссара из 12 статей на общую сумму 5200 франков.

Но отправок больше не было. Финны крепко держались курса, принятого в отношении РОВСа.

«Бунт маршалов»

Бомбы не рвались, револьверы не стреляли, на фронте борьбы с коммунизмом царило затишье. Боевые генералы, привыкшие к грохоту пушек и треску пулеметов, томились от эмигрантского безделья и возмущались пассивностью РОВСа. Им было невдомек, что без активной поддержки граничивших с СССР стран никакой революционной борьбы быть не может. И в лице Миллера нашли козла отпущения.

23 февраля 1935 года в Париже произошло событие, известное на обиходном языке РОВСа как «бунт маршалов». Тринадцать старших начальников, во главе с генералами Скоблиным, Туркулом и Фоком, предъявили Е. К. Миллеру меморандум, носивший ультимативный характер. Генералы требовали от главы РОВСа превращения его в политический центр всего национально настроенного Зарубежья. Подписи Шатилова под меморандумом не было. Но также было ясно, что и на этот раз проводилась та же линия поведения, которой он держался в бытность свою начальником 1-го Отдела РОВСа, созвав, при помощи своей «Внутренней линии», два съезда национальных группировок. Цель была всё та же — заставить Миллера покинуть пост председателя РОВСа.

В «бунте маршалов» Скоблин играл двойную роль. Вместе с остальными генералами он составлял меморандум и поставил под ним свою подпись. И одновременно о всех шагах «маршалов» осведомлял Миллера.

Естественно, Миллер еще больше расположился к Скоблину. Часто встречаясь с ним, да еще в интимной обстановке виллы в Озуар, он истолковал его поведение как яркое проявление лояльности, не слишком частое в окружавшей его пустоте. Роль лояльного соглядатая пришлась Миллеру по душе и, словно награду, в мае 1935 года он вручил Скоблину руководство «Внутренней линией».

Накануне подачи меморандума Миллеру, Закржевский писал 18 февраля Мишутушкину о своем участии в подготовке к дворцовому перевороту:

«В субботу я имел гостя, нашего человека из Монтаржи — сотника Павла Петровича Кудинова[84], — приезжавшего сюда по делам И.О.P.P., которую он представляет там. Мне пришлось побывать и у начальника И.О.P.P.[85] сегодня днем, и я с ним коснулся и многих других вопросов — он ярый поклонник 115, и на этот раз считает, что вопросы дисциплины должны отойти на второй план, и что этот план действий должен быть выработан группой людей друг другу верящих и проведен в жизнь без замедления. Я ему конечно себя целиком не раскрывал, хотя ему и небезызвестно о прошлой моей роли, но говорили мы основательно, и я в нем нашел довольно неожиданно нового союзника, пусть даже временного только, и только для достижения одной цели. Завтра еду к К-ру Лавровцев[86], у которого проведу ночь и день. Сегодня вечером буду говорить с АВТ[87], который просил почему-то приехать (а он-то меня ругал раньше), как видите, всё налаживается…»