Танец с жизнью. Трактат о простых вещах - Олеся Градова

Я набрала ему SMS: «ТОЛЬКО БЕЗ МЕНЯ».

Мы выходили в морозный вечер. Ощущение выполненного дела, как освобождение от тяжелой ноши. Я все-таки сделала это! Возле входа Яна поджидала элегантная дама, все возвращались к своей привычной жизни.

— Инга, а я ведь помню, как ты меня предупреждала в самом начале, я просто тогда этого не услышала.

— О чем?

— Ну о том, что это опасные игры… Помнишь, нашу первую встречу с Дамиром — здесь, когда еще показывали ролики с «Каннских львов», а вы говорили, что есть «два Князя»?

— Я, кажется, сказала тебе, что это — «твоя история».

— Ты сказала, что у тебя было… что-то… подобное…

Она замолчала. Мы никогда не говорили об этом, ее личная жизнь, ее история, была всегда закрыта от чужих глаз.

— Я любила его. Он говорил — Ты и Я, Инь и Янь. Две половинки одного целого… Но я не была половинкой, я растворилась без остатка…

Инь и Янь. Инга и Ян. Значит, он… ее бывший… Мы обе посмотрели, как Ян садится в дорогую иномарку элегантной дамы, прощается с нами легким взмахом руки. Инга что-то смахнула с ресниц, может, снег…

«НЕ БЫВАЕТ БЫВШИХ», — подумала я.

В субботу я решила заехать в больницу, в которой довелось пролежать два дня. Я помнила, что Бегемот дежурит по субботам. Я купила ему бутылку виски в подарок. И букет цветов. Цветы не для Бегемота. Так, на удачу.

Я надеялась найти его на лестнице, но мне не повезло. Он за это время пошел на повышение и теперь ассистировал на операциях. Пришлось подождать.

Он вышел вместе с хирургами из операционной. Похудел, оброс. То есть имел нормальную стрижку вместо выбритой на лысо головы. Его симпатичная мордочка источала удовольствие. Он явно рад был увидеть меня в добром здравии. Я протянула подарок.

— Эй, спрячь… Тут не положено.

— Это же в медицинских целях.

Он завел меня в кабинет, взял бутылку и сховал ее в тумбочке.

— А цветы кому? Бабульке, что ли? Она все лежит, мы, правда, ее в палату определили. Внук ее приехал. Серьезный человек, с деньгами, теперь у нее круглосуточно сиделка.

— Все также гоняет по ночам чертей?

— Да, все по-прежнему… Мы уже к ним привыкли.

— Слушай, а помнишь, женщина к ней приходила, как ее можно найти?

— Так это ей цветы?

— Ага…

— Пойдем, она сейчас с родственниками говорит. У нас лежит один, на аппарате. Вот не знаем, отключать или нет. Короче, ее случай.

Я увидела ее в вестибюле третьего этажа, рядом сидела взволнованная пара. По их лицам было видно, что надежда есть. Они бурно благодарили ее, размашисто крестились и жали руки.

Она обернулась и увидела меня.

— Это вам… Я хотела поблагодарить…

— А я знала, что ты придешь. Как ты? Все позади?

— Да… Я раскрутила до конца эту историю. Проводила следствие, как оперативный сотрудник. А потом… Вот книгу написала.

— И про меня там есть? Вот этого не надо!

— Там совсем немного про вас. И никто не узнает.

— Ну уж, конечно, не узнает. Ладно, давай автограф… Как твой сын?

— Все хорошо, учится на четверки, правда, но старается. Мы с ним теперь друзья. Он мне всё-всё рассказывает. Даже про свою первую любовь.

— Вы были в церкви?

— Нет, он не смог со мной поехать… Он в тот день, когда я была в больнице, пошел в мечеть…

— И принял ислам?

— Да… Что-то они и с ним сделали все-таки…

— Вас что, со свечками искали?.. — Она словно удивилась или констатировала. — А как твоя работа?

— Нормально. Я новый проект затеяла. Команду собрали. Со студии звонили — хотят фильм снимать. И ещё в МГУ зовут — читать курс лекций по «черному PR», направлять на путь истины.

— Вектор удачи поменялся? — Она улыбнулась. — А тот самый мужчина, который хотел тебе помешать?

— Брусникин-то? Он стал совсем мирный. Даже не знаю, что с ним случилось, и вроде как-то вину заглаживает.

— А он же должен был повышение получить. Стать президентом вашей конторы.

— Нет, так и сидит…

— И будет сидеть, ведь это он в обмен на тебя должен был получить. Таков договор. А тебя они упустили. Ой, долго они голову ломали, как такое случилось, сколько сил и времени потратили.

— И представительских тоже… А ведь они меня тоже хотели министром сделать, и писательницей, и чтобы тиражи, как у Джоан Роулинг…

— Ну Гарри Поттера ты не напишешь… А министром еще станешь. Или депутатом. Помяни мое слово. Будешь очень высоко сидеть. И они это знали, и хотели, чтобы всё, что ты сама получишь, делила с ними.

— Да разве там заработаешь, в министерствах-то?

— Еще как. На бюджетных деньгах сидеть…

— Не хочу я министром. Я хочу, чтобы любовь была. Не такая, конечно, как в моей демоверсии. Настоящая…

— Будет, подожди, вот сына поставишь на ноги. Спасибо за цветы и за книгу… — Она внимательно посмотрела на меня. — Только ты все равно на мир Его глазами смотришь. Не простая ты все-таки, с виду хорошая, но чертовщинка в тебе как была, так и осталась. А если бы ее не было, сидела ты дома, борщи варила и, поверь мне, тоже могла бы стать счастливой.

— Вот внуков дождусь и буду варить борщи.

— Нет, не твое это. Ты — птица высокого полета. Только никак не повзрослеешь. Ты с виду вроде взрослая, а начинаешь общаться — ну лет восемнадцать, не более…

— Это просто особенность такая — менять ауру в зависимости от обстоятельств. Хамелеон называется.

— В правительстве такие нужны.

— Ага, только там много таких.

Мы говорили, как две подружки, которые не виделись несколько лет и вдруг встретились у кассы супермаркета. Мне было легко, как будто я сделала какое-то важное и большое дело. Она смотрела не на меня, а внутрь, но мне не было страшно.

— Тебя девочка очень ждет. Мужчина, который её опекает, очень болен. И это плохая болезнь.

— Я знаю… Я тоже чувствую это. Но только я не уверена, вправе ли я…

— Ты для неё очень многое сможешь сделать, и, наверное, в этом и есть твой долг. Это необыкновенный ребенок, с необыкновенным даром. И ведь тебя к ней зачем-то привели?

— Камень привёл…

В моей сумочке лежал железнодорожный билет туда и два обратно.

— А ты чувствуешь аромат этих цветов?

— Неа, насморк… — соврала я.

— Скоро все восстановится. Поверь мне на слово. А как твой мужчина?

— Иван? А что Иван… Он любит меня…

И наконец я решилась спросить ее о том, что, собственно, терзало меня все это время.

— У меня есть один, последний вопрос, который мучает меня с тех пор… Что было бы, если я не попала в аварию, пришла в дом к Учителю, если бы мы все-таки поехали в Соль-Илецк? Чтобы было со мной? Ведь всегда есть так называемые «альтернативные» пути».

— Конечно, есть, — она грустно улыбнулась. — Ты бы просто сошла с ума. Ты и так была на волосок от гибели. Я же помню, как тебя бросало из крайности в крайность, помню твои глаза, ищущие ответа. Но книгу бы ты точно написала. Книгу Книг.

— Как это — книга книг?

— Новую сатанинскую библию. Они ведь знали, что у тебя талант. Еще похлеще, чем у этого ЛаВея.

Я задала свой последний вопрос. Я вручила ей цветы и книжку. На первой страничке я написала посвящение. «L'ESCURS ESCLARZIC. Из тьмы сотворился свет»…

Сложенные, как в молитве, руки, взгляд, обращенный к небу. Дай мне, Господи, сил, чтобы пройти этот путь до конца. Маленькая Азали просит тебя и ждет ответа. Ритмы барабанные переходят в струнное. Услышана ли моя молитва, будет ли избавление?

Силой наполняется тело, всё, что гибкое, растет и процветает, всё, что твердое, ломается и гибнет. Открой свое сердце, доверься Богу, в этом ответ и спасение.

Падает на колени, словно в благодарности, сердце учащает ритм в колышущейся груди. Оно бьется, оно может любить, оно живет. Господи, дай мне душевный покой, чтобы принять то, что я не могу изменить, дай силы изменить то, что могу, и мудрость, чтобы отличить одно от другого…

Совершая свой круг, Солнце восходит и наполняет землю теплом, и на закате, прощаясь, обещает вернуться.

Азали делает тише звук, садится на пол — совершенно нездешняя, слишком прекрасная для этого мира. Она читает Хакайли:

«Вопрос и ответ: не в них, а между ними — ты здесь. В тяжелой поступи слона — ты здесь. В гармонии, в любви, в умении быть самим собой, в истине, в абсолютном — ты здесь. Жемчужина, отринутая любителем устриц, — ты здесь. Непостижимость ритма, кажущейся перемены — ты здесь. Взаимообмен, пульсация, сладость, тишина, покой, в сообразности и несообразности — ты здесь. В мерцании, в искре, в летящем пламени, в тепле и в горении. В успокоении и стремлении — ты здесь!..».

Послесловие

Мне очень хотелось бы написать — эта история закончилась победой добра над злом, светлых над темными. Потому, что роман должен иметь позитивную интенцию в своем окончании, оставляя у читателя приятный осадок на душе. Но я пишу не роман, а что-то вроде Экзистенциальной исповеди, построенной на свободных ассоциациях и куче полезных ссылок, — сочинения на тему «Как я провел лето»… И вся жестокость реальной истории в том, что счастливый конец или избавление, конечно, наступит, но не так скоро, как хотелось бы мне сейчас.