Обреченные невесты - Тед Деккер

— Так я и есть безумная.

Оба замолчали.

«Он прав, конечно. Возвращаться — безумие. Но ведь я же безумна. Что-то мне подсказывает: сегодня все будет кончено. В этом самом бараке».

Ее глаза в очередной раз наполнились слезами.

«Где я? Что здесь делаю?»

На горизонт внезапно наползла тьма, и Птичка ощутила, как в голову проникают знакомые нити тумана.

«Я не способна на это! Надо возвращаться в центр!»

Мир смыкался вокруг нее, и ей понадобились все силы, чтобы удержаться на ногах.

«Брэд прав: все мои слова — вздор. Я не в своем уме, в этом мире я ничего не стою и никогда не могу быть любима как женщина».

Рука Брэда медленно легла на ее плечо. Он мягко потянул Птичку к себе, и она прижалась лбом к его груди, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Он прикоснулся губами к ее затылку.

— Я не могу потерять тебя, Птичка. Ты должна это понять. Завтра, когда все останется позади, мы найдем способ превозмочь твои страхи, но сейчас я и на секунду не могу представить, что ты вернешься туда, в барак.

«Я проиграла», — решила Птичка. Она обняла его и прижала к себе так крепко, как только отважилась, и опять заплакала. Она знала, что не заслуживает такой любви, но все равно чувствовала себя на седьмом небе. И ради этого готова была еще раз пережить все, что пережила за эти трудные семь лет.

Сказать это она не могла, потому что в горле образовался комок. Могла только всхлипывать, пока он поглаживал ее волосы и целовал затылок.

«Если, как утверждают, Бог — это любовь, я даже вообразить не могла, что найду Бога на дне оврага в трехстах метрах от человека, который семь лет назад хотел меня изнасиловать».

Ночь, кажется, заканчивалась — по крайней мере шла на убыль. Птичка давно уже покоилась в объятиях Брэда, и никуда ей не хотелось двигаться. Но тут она ощутила, как напрягся Брэд. И дыхание сделалось тяжелым. Она заставила себя собраться.

— Но одно надо понять, — сказал он.

Птичка перехватила его суровый взгляд, устремленный в сторону барака.

— Сегодня ночью все должно кончиться, — решительно продолжил Брэд.

— Что ты имеешь в виду?

Впрочем, в ярости и решимости, что читались в его глазах, ошибиться было невозможно. У нее даже дрожь по телу пробежала.

Брэд снова поцеловал ее в лоб и заглянул в глаза.

— Послушай меня, Птичка. Скорее всего многое из того, что я сейчас скажу, ты не поймешь, но мне хотелось бы тебя кое о чем попросить.

— Да?

— Подожди меня здесь, пожалуйста. Жди пятнадцать минут. Если я к тому времени не вернусь, беги на запад, по оврагу, со всех ног. Тебя увидят с воздуха, и он…

— Нет! — в испуге отшатнулась она. Сама мысль остаться здесь одной была непереносима. — Нет, это невозможно.

— Тихо, тихо, выслушай. У тебя все получится. Он не догонит.

— Ты не можешь меня здесь оставить!

— Знаю. Не могу. — Брэд помолчал. — И не оставлю. Не оставлю, потому что вернусь туда и положу всему конец.

— Ты не можешь меня оставить! — повторила она. — По крайней мере сейчас. Ты ведь только что нашел меня, сказал, что любишь, ты…

В голове у нее билась мысль: «Он должен, он любит меня, он должен вернуться и уничтожить монстра, должен, потому что любит меня…»

— Ты не можешь оставить…

«И я должна отпустить его».

— А иначе, Птичка, он уйдет. — Брэд пристально посмотрел на нее. — Исчезнет. И потом вернется за тобой. А этого я не могу допустить. Он зациклился на тебе. И не успокоится, пока не убьет. Понимаешь? Я не могу допустить, чтобы ты жила в постоянном страхе. Я должен сегодня же положить этому конец.

«Пусть идет, я должна отпустить его, потому что люблю. Должна верить ему…»

Птичка прижалась к Брэду всем телом, не пуская, дрожа от страха, понимая, что он должен идти. Сколько раз предавалась она мечтам о спасении, сколько писала про всадника на белом коне, скачущего, чтобы спасти свою деву… И вот нашла и боится даже подумать о том, что потеряет его.

— Птичка… — Он снова поцеловал ее в голову и мягко отстранил от себя. — Птичка. — Он поцеловал ее в лоб, в губы, даже не поцеловал — слегка коснулся. — Я люблю тебя. Я вернусь. Он меня не ожидает, понимаешь? На моем месте никто в здравом уме не вернулся бы — он именно так думает.

Она молча посмотрела на него. «Брэд прав: оба мы не в своем уме. Я — потому что раньше сама рвалась вернуться, он — потому что идет сейчас. Мы думаем не умом, а сердцем, и я не хочу по-другому».

— Жаль, что все так получается, — вздохнул Брэд.

Птичка потянулась и поцеловала его в губы. Первый раз поцеловала она мужчину. Губы у него были теплые и мягкие. Ей захотелось прижаться к нему, заплакать и целовать, целовать…

Но вместо всего этого она приняла самый храбрый вид и посмотрела ему в глаза:

— Возвращайся поскорее.

Он кивнул:

— Не сомневайся.

ГЛАВА 39

Брэд прошел по дну по оврага от места, где они спустились, еще двадцать метров и, затаив дыхание, остановился. В роще, с южной стороны, вовсю стрекотали сверчки. Дул легкий ветерок, шевеля стебли на этом беспредельном, желтом, как песок, кукурузном поле, освещенном золотистым диском луны.

Брэд обернулся. Напряги он воображение, угадал бы вдали силуэт женщины, прижавшейся к склону оврага. Удивительной женщины по имени Райская Птичка, заслуживавшей и обретшей ныне полную его преданность.

Но это только если дать волю воображению. Она хорошо спряталась, и при мысли о том, что он снова бросил ее одну и, быть может, им вообще не суждено встретиться, у него сжималось сердце. Но он понимал: другой возможности спасти Птичку скорее всего не будет. Пока Квинтон Гулд на свободе, ее жизнь в смертельной опасности.

Брэд перевел взгляд на кукурузные поля. Есть только один способ переиграть противника. Надо идти тихо, быстро, как охотник. Вероятно, Квинтон Гулд уже бежал. Но нельзя исключать, что он либо прочесывает поле, либо избавляется от следов своего пребывания в бараке. Так или иначе, следует поторопиться.

Он вышел к полю и начал осторожно пробираться сквозь посадки. Шел быстро. На такой скорости шорох от соприкосновения с тесно прилегающими друг к другу стеблями расслышать было можно, но отличить от шелеста, вызванного порывами ветра, нелегко. Так или иначе, поле пересечь надо.

План был простой. В открытом столкновении у него, безоружного, шансов нет. Но если войти в барак незаметно… можно уже нынче ночью покончить со всем этим делом.

С сердцем, колотящимся в груди как паровой молот, Брэд продолжал пробираться через поле, старясь дышать как можно тише. В тридцати метрах от края остановился и прислушался…

Наверное, показалось. Чего бы только не отдал сейчас Брэд за то, чтобы иметь сейчас свой пистолет. Да хотя бы молоток. Можно было, наверное, прихватить что-нибудь, уходя из барака: грабли, палку, какой-нибудь штырь железный, веревку, кирпич — да что угодно, — но ничего такого на глаза не попалось, да и не думал он тогда об этом. Ведь только полоумному могла бы прийти в голову мысль о возвращении.

Брэд подошел к самому краю поля и осторожно выглянул из-за стеблей. Красноватый свет по-прежнему мерцал в большом окне наверху и проникал сквозь вертикальные трещины в стене.

Квинтон все еще здесь.

Щели в старых, полусгнивших досках были достаточно широки для того, чтобы, при должной осмотрительности, увидеть из дома то, что происходит снаружи. Следует иметь это в виду.

«А раз так, — пришло в голову Брэду, — Квинтон при ярком свете фар, пробивающемся в барак, мог видеть, как мы с Птичкой уходим. Правда, почему-то в погоню не пустился. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения».

Справа щелей в стене было меньше. Брэд низко пригнулся, ступил за край поля и побежал через вырубку к дальнему углу барака.

Луна освещала его так, что Квинтону, устроившемуся в пятнадцати метрах от юго-западного угла, были отлично видны по меньшей мере три четверти строения, напоминающего на фоне звездного неба гробницу. Он сидел в позе лотоса и проделывал круговые движения ладонью со скрещенными большим и указательным пальцами, чтобы сосредоточиться.

На фоне пшеничных колосьев, колышущихся над головой, Квинтон практически не был виден.

«Человек Дождя ушел на северо-запад. Если исходить из того, что он вернется, выберет скорее всего то же направление. И даже если срежет угол, все равно замечу его. Наверняка рассчитывая, что я стираю следы своего пребывания в бараке, лис приникнет к щели и неприятно удивится, убедившись, чтобы добычи не видно. Тогда он незаметно обойдет сарай, пытаясь обнаружить меня, пока я не нанес смертельный удар, — если конечно, Человек Дождя окажется смекалистым.

Если же Человек Дождя не вернется, я сотру все следы и через час, задолго до восхода, удалюсь, чтобы позднее вернуться и закончить то, что начал. Я терпеливый. Семь лет ждал, так что еще несколько месяцев не в счет.