Обрученные - Элли Каунди

– …Севедж-фаст, Севедж-фо зэ рэди.

– «Из э» реди, бля, мы уже пишемся. Инглиш пересдавать будешь. Айм Севедж-фаст. Вэлл, лец гоу, гайс! Тэйк зэ бастардс!

Ярко-зеленые точки на главном тактическом планшете дернулись и поползли.

В подвале Углового Ахметкиного упали, как подкошенные, Серб и оба пацана. Воя и разрывая ногтями кожу на голове, они катались по полу все то время, пока мрак подвала не разорвал мощный голубой луч светодиодного фонаря. В подвал осторожно сунулись трое инопланетян в пластиковых латах и зеркальных шлемах. Один навел на замызганных оборванцев странного вида ружье, двое шустро обыскали подвал. Сложив дергающиеся тела в кучу, один из солдат аккуратно поставил в паре шагов цилиндр защитного цвета, исторгавший струю белесого прозрачного дыма. Подперев дверь снаружи, инопланетяне деловито потрусили дальше, аккуратно обходя горящие на планшете оранжевым отметки допотопных мин.

Им здорово не повезло – снова выделенные русскими свиньями в небольшую группу, они только и знали, что зачищали дом за домом, не останавливаясь для тщательных обысков. А эти русские ублюдки снова притащат после операции кипы старых, зеленых еще баксов, жирные связки колец и цепочек. Может, даже брюлики. Нет, к русским нельзя поворачиваться спиной. И куда только смотрит руководство Erinys, ведь налицо мафия: командиры русские, и все трофеи – только своим. Хотя и в руководстве Erinys тоже хороши – при найме обещали антураж чуть ли не в духе Второй мировой, а здесь…

Когда за спиной, уставшей напрягаться в ожидании выстрела, остался последний садовый кооператив, навалилось. Ахмет обнаружил, что «терзания совести» – отнюдь не возвышенный эпитет. Душу рвало граблями. Выворачивало, как с полного стакана крепкой кислоты. От боли организм не чувствовал груза, и Ахмет тащил телегу быстрым шагом, словно пустую, уставившись невидящими глазами в темноту.

Отвыкшая ходить пешком баба попробовала было похныкать, но муж рыкнул с такой яростью, что до самых хаслинских болот добежала без единого звука, боясь привлечь к себе его внимание. …Хорошо, что недавно здесь прошел. А то тащил бы щас телегу по лесу… Пока обходили Хасли, крысы, грызущие Ахметово нутро, попритихли. Похоже, им нравилось сидеть в Ахмете и вовсе не улыбалось получить пару зарядов картечи, нарвавшись на случайного хаслинца.

На дневку Ахмет затолкал телегу в куст на перешейке между болотин, ограничив возможность подхода двумя направлениями. Отойдя на полста метров, залег, убедился – сектора встали удобно. Свистнул бабе: спи, мол, надо будет, разбужу; и закурил последнюю за ночь сигарету – на посту не покуришь, день настает, случись мимо хаслинский лесной человек, враз по запаху выкупит.

Ахмет лег на спину, погонял ренген в тестовом режиме – вроде все нормально, от усталости даже острее все как-то. Значит, можно полежать и подумать. Забросил гудящие ноги на ствол березы, упер поудобнее и расслабился.

…Выйду сразу, как проснусь, – стемнеет, не стемнеет – по барабану. Тогда у трассы буду около пяти, в самый туман. За Аллаками уже зона ответственности охраны дороги, значит, после Кисегача накрываю телегу серебрянкой и перехожу трассу правее тюбукского поворота – там от блокпостовского радара горушка прикроет. Проскочу, эти до солнца ездить не любят, проскочу. Туман часов до девяти стоит по этому времени, лишь бы дождя не было…

Вроде как все срасталось, имущество вывезено из Тридцатки, на хвосте никого, одна проблема – крыса в животе. Ахмет даже не предполагал, что отпоротый косяк может наказываться не снаружи, а изнутри; что собственное тело может, оказывается, так окрыситься, и – на кого? Да на себя же, вот дурь-то какая! Думать об этом было страшно – получалось, что он сердится сам на себя, к тому же оттого, что какая-то его часть начала возбухать. Ахмет твердо знал, что вот такие штуки называются шизофренией, и шизофреником стать не хотел, поэтому усилием воли заставил себя не думать на эту скользкую тему, переключившись на более отдаленное по времени планирование. Хотя особо планировать было нечего – все равно исходить придется из конкретной обстановки; но идея была так красива, что так и тянуло пробежаться по ее контурам еще разок.

Вернувшись тогда от Кирюхи, ясно давшего понять, что действовать заодно не намерен, Ахмет долго сидел над картой в каком-то ступоре. Нигде ему ничего не светило – кроме, разве, заряда картечи в голову. Все сколько-нибудь перспективные экологические ниши в округе были заняты, и добром их никто не отдаст, каждый бизнесок – это с десяток торчащих во все стороны стволов. Можно, конечно, прийти и выкосить, к чертям, всех до тележной оси, но… Этим подашь не очень обнадеживающий сигнал соседям, и такого беспокойного окружение может запросто сообща прихлопнуть – во избежание; кто его знает, может, он завтра еще захочет, правильно? Правильно. Не, не катит. Да и главное – заниматься самим бизнеском просто некому.

Наконец, осенило – достаточно было, оказывается, четко сформулировать вводную. Не решение, сказка. И в бизнес лезть не надо, и конкурентные преимущества техники реализуются в полной мере – красота; даже определенные перспективы врастания без особой войны вырисовываются. Ахмет решил временно сесть на высотке возле богатого озера Чебакуль – арены непрерывной вялотекущей бойни сразу четырех деревень – и продать свое появление как можно дороже. …Там и с Саров, и каракульмякские, и с самого Чебакуля, и кунашакские – те, кому на Уелгах ловить не дают. Сяду на бугре, миной обложусь, и, кроме как в туман, хрен они у меня на промысел выйдут. Утес достанет и по озеру везде, и сами деревни на излете – но достанет. Главное, первый наезд отбить не просто надежно, а подавить, чтоб охуели… Ахмет нехорошо улыбнулся – в тех местах огрызок чуть не за артиллерию катит, а тут на голову падает грамотно оборудованная позиция крупнокалиберного утеса – да с ПК в придачу; бабе тоже попервам пострелять немного придется. Будет полное впечатление трех-четырех стволов. Такая позиция не подарок даже для не первый год воюющего мотострелкового взвода, что говорить уж о ватаге колхозников, самое грозное оружие которых – двенадцатый калибр, а весь боевой опыт – шмальнуть из камышей по лодке конкурента. …Не, выхода им не останется. Когда после первого знакомства своих похоронят, старшие решат объединиться и задавить толпой. Тут я их, сук, на МОНки огнем выгоню – после МО-Нок им ой как воевать неохота станет. Эх, только бы с первой минуты не полезли, мне б только двое суток на подготовку. Двое суток. И вы все попали. Второго наката они сами не выдержат – у них каждый боец на счету. Чьих-то больше, чьих-то меньше покрошу – и ихний военный баланс сломается безвозвратно. Как результат – каждый захочет меня к себе затащить. Сначала самый слабый прибежит с платком на палке. Его отошью, он чисто информацию унесет, а вот как рассмотрят ее люди посерьезнее, тут и договоримся. Главное, чтоб у курбаши дочка была, замуж возьму, и тогда все, обратки нет, родство…

Дорога выскочила из жидкого березового леска, разрезая последнее поле на пути к трассе. Все, только пересечь, а на той стороне нормальный густой лес и подзаросшая, но все еще неплохая и, главное – безлюдная дорога до нежилого Кулужбаева. Ахмет прислушался к себе – нет, тишина. Тихо и по правую, куяшскую сторону, и слева – с Мусакаева и Караболки. Насыпь трассы призывно чернела в образующихся и тут же вновь затекающих прорехах в кисельной мути тумана. Дождавшись окна между часто снующими спутниками, Ахмет решительно сдернул с поклажи серебрянку и впрягся в телегу.

– Айда, моя хорошая. Как ты, нормально?

Жена молча кивнула, сворачивая свою и Ахметову накидку.

– Потерпи немного еще. Скоро придем.

Времени достаточно – тридцать минут до спутника и часа два до начала движения по трассе. Тюбукский блокпост далеко – пусть засекают; от куяшского прикрывает пологая, но вполне достаточная высотка. Ахмет выкатил телегу из кустов на обочине и рванул вперед, в веселом остервенении завершающего долгую работу порыва. Звук мотора он засек поздно – когда до трассы осталось меньше двухсот метров.

…Блядь, – четко сказал про себя Ахмет. – Проскочил, называется. По свежачку.

– За телегу зашла, и все только по команде.

Шишига[181] приближалась к повороту, сбрасывая скорость. …Не проедут. Повернут. Бля, ну на хуя оно вам надо, ехали б и ехали себе… Ахмет разжал усики чеки, выдернул и опустил боеготовую эргэошку в карман, легко, чтоб не затекли пальцы, прижимая скобу. Шишига свистнула тормозами и остановилась в семидесяти – восьмидесяти метрах. На крышу кабины из кузова кто-то положил пулемет и припал к нему, готовясь страховать еще не вышедших товарищей. Пауза. …Совещаются, падлы. Кому нас шманать идти… Пришло ненужное знание, как надо было сделать, чтоб не попасть так по-дурацки, и Ахмет поклялся сам себе, что, как только отвяжется от этих пидоров, тут же, на дороге, сделает все как надо. …Щас одно лишнее движение – и очередь. С-сука, надо было сразу телегу в кювет и на тысяче еще выдуть по ним с полкоробки, хрен бы они за мной в лес полезли, на растяжки. Хотя хуй бы я до спутника от них отвязался. Откуда ж вы, пидарасы, выскочили. Да хули теперь… Первый вылез из кабины. Типа старший, значит. …Точно. Пушка – нестандарт, значит, недешевая… Вытащил, как глисту из жопы. Нда-а, товарышш, по ходу, ты это нечасто делаешь. Это гут… Из кузова, хлопнув свернутым пологом, спрыгнули двое. Один явный волчара, другой… …А другой, блядь, тоже. Сука, надо же, нарваться на грамотных уродов, – тоскливо подумал Ахмет. – Че ж не лохи, а? Как же, сука, несправедливо-та выходит… Уроды тем временем выдвинулись вперед, принимая сектора, и с неспешностью, от которой у Ахмета захолонуло внутри, пошли к телеге. …Блядь. Больше одного раза не дернусь, да че там, раз бы дернуться… Волчары приблизились, и Ахмет рассмотрел их. Казахи. Старший – турок или юг. Или еще грек какой-нибудь, или вообще румын. …Да по хую, лох, на него кладем. Главное, вырубить казахов. Надо положить между ними, точно. Метров на десять когда подойдут, не больше, они тогда сойдутся на шесть-семь, шанс есть нормальный, хоть по одному, но оба получат, да еще волной прибьет, время будет. Так, пока не подошли…