С кем бы побегать - Давид Гроссман

Когда он открыл глаза (видно, сон его все-таки сморил), Шая в пещере не было. Асаф вскочил, посмотрел на Тамар и решил, что будить ее пока не стоит. Он тихонько свистнул Динке и вылез из пещеры. Вот-вот должно было взойти солнце, на востоке в небе тянулась розовая полоса. Асаф взбежал на пригорок, огляделся — никого, взлетел на другой — никого и ничего. Шай в его нынешнем состоянии не мог далеко уйти. Трибунал над собой Асаф отложил на потом. Динка, принюхиваясь, бежала впереди. На нее Асаф надеялся больше, чем на себя. Только сейчас он сообразил, что с тех пор, как они добрались сюда, Динка словно отошла в сторону, словно почувствовала, что ее роль закончена после того, как она свела его с Тамар. Асаф резко остановился, подозвал собаку, опустился на колени, потрепал шерсть, прижал ее голову к своей. Всего один миг — и они снова бросились бежать.

С шоссе донесся далекий гул — грузовик. Асаф перепугался: нельзя допустить, чтобы Шай добрался до дороги. Его же задавят. А если не задавят, то поймает попутку, доедет до города и раздобудет себе дозу. И тогда все усилия Тамар пойдут прахом. Имелся и еще более ужасный сценарий: как только Шай доберется до города, его обнаружат те типы. Асаф вспотел. Удавил бы себя!

И тут он его увидел. Шай стоял у лысой сосны, на склоне очередного холма — припав к дереву и согнувшись в три погибели. Асаф кинулся к нему и подхватил за мгновение до того, как тот повалился на землю. Изо рта Шая сочилась зеленая слизь. Глаза у него закатывались, но он все-таки пробормотал, чтобы Асаф не вздумал его останавливать, что ему позарез нужно добраться до шоссе. Он даже предложил Асафу деньги, если тот скажет, где Тамар прячет вмазку. Асаф взвалил его на плечо, как заправский санитар на поле битвы, и по пересохшему руслу побрел к пещере. У входа Шай надавил ему на шею, заставив остановиться.

— Будь другом, — прохрипел он, — если она спит, не говори, что я уходил. Не говори ей, не говори…

Асаф подумал. Верность Тамар против желания Шая не разочаровывать ее.

— О'кей, только это первый и последний побег.

Шай поелозил пальцами по его шее, что, очевидно, означало «да». Асаф свалил его на матрас, уложил длинные, тощие конечности, словно приводя в порядок тряпичную куклу. Тамар услышала, как они возятся, и проснулась. Открыла глаза, с наслаждением потянулась, забывшись на секунду.

— Ух, сколько я проспала… Эй, а ты чего там стоишь?

Асаф молчал. Шай умоляюще посмотрел на него.

— Да так, размяться захотелось.

Тамар улыбнулась ему чудесной утренней улыбкой. Шай со своего места благодарно заморгал. В его затуманенных глазах промелькнула искра живого, чистого чувства, и Асаф улыбнулся в ответ. Тамар увидела этот обмен взглядами, закрыла глаза и подумала, что, может быть, все еще образуется.

Начавшийся новый день оказался чуть полегче. Шай страдал уже не так сильно, хотя часами навязчиво искал наркотик в матрасе, в щелях каменных стен. Он был уверен, что вчера видел потерявшуюся дозу, собственными глазами видел, да только никак не может припомнить, где именно. Асаф и Тамар давно уже прекратили отвечать на его однообразные вопросы. Они массировали ему ноги, чтобы облегчить боль и усилить кровообращение, каждый час заставляли делать несколько глотков воды, иногда Асафу приходилось силой удерживать Шая, пока Тамар капала ему в рот из детской бутылочки, и тогда Шай напоминал истощенного птенца-переростка. И когда глаза Тамар встречались с глазами Асафа, она понимала, что он сейчас видит ту же картину, что и она сама, может, и думает в таких же словах. И Тамар с удивлением вспоминала свои мысли о том, что в ее душе не хватает той детальки, которая отвечает за связь с другим человеком. А что, если и эта аксиома требует проверки? — неуверенно думала она.

Внизу, на дне низины, вился крошечный ручеек. Собрав грязные простыни и одежду, Тамар отправилась к ручью. Полоща тряпье, она размышляла, что с тех пор, как очутилась в общежитии Пейсаха, ей почти не приходилось оставаться наедине с собой. Это было одно из самых тяжелых испытаний для нее в том страшном месте, поскольку она всегда, с самого раннего детства, нуждалась в одиночестве — хотя бы час или два в день. И сейчас Тамар немного растерялась: после появления Асафа у нее появилась возможность побаловать себя вот таким недолгим «отпуском», немножко побродить по руслу, подышать в одиночестве, но почему-то никакой потребности в этом она более не ощущала. Тамар поплескалась в ручье, как ребенок радуясь брызгам.

Друзья поят его водой,Как чистый ключ в жару и зной…

Она развесила одежду сушиться на кусте возле пещеры.

Как чистый ключ в жару и зной,Вот почему влюбле…

Тут она умолкла, улыбнувшись своей глупости и пафосу, отпустила в свой адрес несколько едких замечаний, — словом, привела себя в чувство и напомнила, что к чему. Вот только взгляд ее почему-то будто приклеился к рубашке Асафа, покачивавшейся рядом с ее джинсовым комбинезоном.

Себе и Шаю она припасла сменную одежду, но у Асафа, разумеется, ничего с собой не было, а потому Тамар выделила ему то немногое из вещичек брата, что налезло на Асафа. А позже, когда испачкалась и эта одежда, он надел ее широкую свободную футболку — из тех, что она планировала использовать в качестве «рабочих халатов». Осталось с тех пор, когда она была жиртрестом, сказала Тамар, и Асаф ответил, что не верит в это. И она рассмеялась:

— Погоди, вот увидишь на фотке — я была как слониха!

И Асаф дико обрадовался этому намеку на общее будущее.

Тамар достала из рюкзака зубную щетку, и Асаф растерянно посмотрел на нее.

— Возьми мою, — сказала она, почистив зубы.

И Асаф (да, да, если бы мама узнала, то наверняка грохнулась бы в обморок) как ни в чем не бывало почистил зубы ее щеткой.

Рвота у Шая прекратилась вместе с судорожными зевками. Правда, открылся понос, и это тоже оказалось нелегким испытанием. И они его выдержали вместе, вдвоем, а в общем-то, втроем. Шай потихоньку приходил в себя, и к нему возвращался стыд, сопровождаемый удивлением: кто такой этот Асаф и что он тут делает? И Тамар просто ответила ему, что он их друг.

Но когда Асаф сказал, что ему нужно выбраться в город на часок-другой, у нее сделался такой несчастный вид, что он чуть было не отказался от этой идеи.

— Ничего-ничего, иди, — сказала Тамар, явно смирившись с тем, что он не вернется.

Она села к нему спиной, злясь на себя за то, что поддалась соблазну поверить в него. Асаф объяснил, зачем ему нужно в город, стараясь говорить как можно спокойнее, но он чувствовал, что Тамар уже воздвигла между ними стену. Он не знал, как ее успокоить. Да и как она вообще может в нем сомневаться после этой ночи? В сердитом отчаянии он смотрел на нее и почти видел, как прежние комплексы крысиной стаей пробираются в ее голову. Одно он знал твердо: словами ее никогда ни в чем не убедить.

Когда он вышел из пещеры, она встала и поблагодарила его за все то, что он для нее сделал. Ее вежливость была почти оскорбительной. Он простился и с Шаем, а главное — с Динкой, которая встревоженно суетилась. Собака побежала за ним, потом вернулась к Тамар, затем опять за ним, и опять вернулась — Динка словно пыталась связать рвущуюся нить. Прилично уже отойдя от пещеры, он резко обернулся, услышав — или ему только показалось? — как Тамар тихо зовет его по имени. Он кинулся назад, навстречу ей, подхваченный волной болезненного возбуждения. Тамар поразилась захлестнувшим ее чувствам, когда увидела, как он мчится к ней.

— Да, ты что-то хотела? — спросил Асаф, задыхаясь.

— Ты чего вернулся? — удивилась она.

— Но ты ведь позвала… и еще я забыл отдать тебе письмо Леи.

— Письмо Леи?

— Она дала мне для тебя письмо, но ты меня треснула дубиной, а потом все это закрутилось с Шаем, и я забыл.

Асаф протянул Тамар письмо. Они стояли рядом, отчужденные и раздираемые чувствами. Она комкала в руках конверт. Он смотрел, как на ее шее бьется голубая жилка, он едва сдерживался, чтобы не коснуться этой жилки пальцем, погладить, успокоить. И только через минуту догадался спросить, зачем она его, собственно, позвала.

— Зачем? — удивилась Тамар. — Ах да, погоди. Вот, послушай…

Она спросила, готов ли он сделать для нее еще одно доброе дело, последнее дело, колоссально важное дело. Асаф в отчаянии развел руками и даже топнул ногой: ну почему последнее, почему? Но вслух ничего не сказал, взял листок с номером телефона, выслушал многочисленные указания и вопрос, который он должен задать. По правде говоря, задание показалось ему слишком тяжелым. Тамар тоже это понимала:

— Конечно, я должна сама с ними поговорить… но как? Отсюда?

Асаф пообещал, что все сделает.

— Тогда повтори еще раз, что ты им скажешь!