Товарищи - Владимир Пистоленко

«Всюду слышатся звуки оркестров, песни и смех. Веселье и радость царят в городе. Да и как не веселиться! Нынешний Первомай особенный! Наша армия уже в Берлине, она добивает банды фашистских захватчиков. Близок день победы! Идет на нашу улицу праздник!»

И едва смолк ликующий голос диктора, как из репродуктора хлынули звуки духового оркестра.

Оля не заметила, как в окне появился Сережа. Он внимательно оглядел комнату и, вдруг увидев Олю, приветливо заулыбался:

— Оля, это ты? Здорово!

Оля вздрогнула от неожиданности, радостно всплеснула руками и зачастила:

— Сережка? Сережа! Заходи сюда! Ну, заходи же!

Но он изобразил на своем лице испуг и отрицательно замахал рукой:

— Что ты, что ты, Оля! Нельзя мне, я знамя в училище несу с демонстрации. Обязан доставить в целости и сохранности. Отнесу и приду. И все придут. Клянусь! Вон девчонки уже на ваше крыльцо поднимаются. — Он достал из кармана пакетик, посмотрел, хорошо ли он закрыт, и крикнул: — Оля, держи конфеты! Лови!

Оля растерялась, хотела сказать «не надо», но, увидев, что Сережа поднял для броска руку, крикнула:

— Не кидай! Я не поймаю.

Сережа опустил руку, взглянул направо, налево и одним прыжком очутился в палате.

— Что ты делаешь! Что ты делаешь! Сумасшедший! Нельзя через окно! — зашикала на него Оля, но она не только не сердилась, но даже была довольна.

— На! Это тебе сейчас полезно. — Он положил на тумбочку пакетик.

— Не надо… зачем ты… возьми обратно, нам тут дают, — запротестовала Оля.

Она прекрасно понимала, чего стоит Сереже этот пакетик. Конфеты давали в столовой к чаю, и Сережа, может, несколько дней не пил чая, копил конфеты, чтобы принести их Оле.

— Возьми, я тебе говорю! — настаивала Оля. Она протянула ему пакетик, но, увидев, что Сережа обиделся, опустила руку и заговорила о другом — Эх вы, друзья! За последние дни никто и носа не показывал, будто я одна осталась на всем свете. Каждый день ждала, ждала, а вас — никого. К другим приходят, а ко мне нет. Знаешь, как обидно?

— Ты не сердись, Оля, ведь мы же работали, как черти… и днем и ночью.

— А почему ночью работали? — удивилась Оля. — Какие-нибудь новые порядки в училище?

— Нет, почему? — Сергей смутился, но вывернулся — Это я для красноречия так сказал. Но вообще, ей-богу, некогда было. А все равно мы с Жутаевым два дня назад приходили к тебе — не пустили. Зато сегодня надоедим! Ну, Ольга, я помчался! — Сергей легко выпрыгнул из окна, словно испарился.

Оля не успела опомниться от неожиданного исчезновения Сергея, как распахнулась дверь, и в палату вошли возбужденные Наташа и Надя.

Всегда медлительная и уравновешенная Наташа, едва переступила порог, стремительно бросилась к Оле.

От Наташи не отставала и Надя. А Оля приподнялась на койке, протянула подругам руки. И Наташа и Надя начали обнимать ее, гладить ее руки, волосы. Когда первый порыв радости прошел, Наташа расхохоталась:

— Ведь мы даже не поздоровались!

— Ну и ладно, не это главное, — возразила Надя.

— Оля! Оленька! Соскучилась я по тебе, сказать нельзя! — ласково глядя на подругу, сказала Наташа и снова обняла ее.

— Какая ты белая! — изумилась Надя. — Даже вроде как похудела. Честное слово.

— А то разве не похудеешь! Истосковалась. Ведь никто за последние дни… ну, никто не наведался! Про мальчишек я не говорю, а вы-то, девчонки?

— Виноваты, Олечка, — взмолилась Наташа, — очень виноваты, даже спорить не стоит. Но ты не думай, что забыли. У нас с Надей только и разговора, что о тебе, а зайти времени нет. Перед праздником даже минутки не было свободной. Просто дышать некогда!

— А в больнице порядки какие-то странные, — возмутилась Надя, — пускают в те часы, когда мы заняты, а когда свободны — и близко не подходи.

— Перед праздником столько работы накопилось, — продолжала докладывать Наташа, — даже не упомнить всего: и первомайская вахта, и постирать надо, и в общежитии по-праздничному убрать, и подготовка к экзаменам.

Надя вдруг театрально всплеснула руками, схватила с табурета брошенные ею и Наташей узелки и протянула их Оле:

— Мы совсем с тобой, Наташка, ошалели: принесли гостинцы и забыли. Оля, это тебе от нас с Наташей. Наша стряпня! Получилось!

Наташа перехватила узелки.

— В тумбочку положим, ладно? — спросила она и, не дождавшись ответа Оли, сунула оба узелка в тумбочку. Тут пироги. Самодельные. Мы на кухне их состряпали. В столовой. Повариха узнала, что тебе в больницу, помогать взялась. — Наташа неожиданно заливисто рассмеялась. — Мы и на демонстрацию ходили с этими узелками! Решили, как пройдем мимо трибуны, — тут же и занесем.

Услышав о демонстрации, Надя вдруг преобразилась. Она чуть полузакрыла глаза и, приложив левую руку к груди, восторженно произнесла:

— Эх, Оля, какая была демонстрация! — И, молниеносно изменив позу, она заговорила горячо и взволнованно: — А наше училище прошло лучше всех! Когда шли мимо трибуны у Дома советов, нам закричали: «Третьему ремесленному училищу первомайский привет!» Понимаешь, Оля? Ни одному училищу не кричали, только нам!

Усадив девочек, Оля попросила рассказать, что в училище нового. И новости посыпались одна за другой.

— О Бакланове ты ничего не знаешь? — спросила Надя.

— Нет. А что?

— У него кошмарный успех, небывалый успех! Вообще Бакланов — герой концерта… Говорят, у него такой талант, что он со временем самому Козловскому не уступит. Я завидую. Не хочу, а завидую. Даю слово.

— Надя, я ничего не понимаю! — взмолилась Оля.

— Подожди, Надя, я все по порядку, а то ты своими восторгами сбить с толку можешь, — вмешалась Наташа. — Ты знаешь, Оля, что Бакланов начал ходить в музыкальное училище? Ну вот. Там с ним занимались хорошие учителя. В общем, вчера в драмтеатре был праздничный концерт самодеятельности. Выступал и Бакланов. Он так, говорят, спел, что стены дрожали от аплодисментов. Понимаешь, Оля?! Наших ребят там никого не было, а директор и Батурин рассказывают, что Егора несколько раз вызывали на сцену и никому так не хлопали, как ему.

— Вот какой у него успех! — не выдержала Надя. — Ему обязательно нужно в артисты. Ты понимаешь, Оля, а я даже не подозревала, что у него талант.

Порадовавшись успехам Бакланова, Оля спросила, не знают ли девушки, как дела в ее подгруппе.

— А я знала, что ты об этом спросишь, — улыбнулась Наташа, — и нарочно обо всем расспросила. Ваша подгруппа так и осталась на первом месте. А Мазай догнал Жутаева, и оба теперь на первом месте. Первое и второе поделили…

— А по теории, — вмешалась Надя, — говорят, что

Сережка стал отвечать — просто блеск. Не хуже Жутаева. Да-да! Все в один голос говорят. Вот какие дела.

— Надя, давай все по порядку. На третьем месте в цеху…

— Подожди, Наташа! — прервала ее Надя. — Угадай, Ольга, кто на третьем месте в вашей группе? Только повнимательнее подумай! Ни за что не угадаешь!

— Сережа?

— Нет!

— Коля?

— Нет, не Коля.

— Неужели Бакланов?

— Нет, нет и нет! — нараспев проговорила Надя. Она поднялась с табурета, встала в артистическую позу и произнесла торжественно, как это могла сделать только одна она: — Ольга Ивановна Писаренко!

— Правильно, Оля: на третьем месте ты, — подтвердила Наташа. — Да-да, ты!

Оля взглянула на подруг. Не сговорились ли они ее разыграть?

— Вы шутите, девочки…

— Правда! Честное слово, правда! — попыталась убедить ее Надя. — Да ты не сомневайся!

— Но я… я же не работала. Это вы напутали…

— Нет, нет, не напутали! — запротестовала Надя. — Мы тебе расскажем, в чем дело. Все подробно расскажем. — Она наклонилась к Оле и с таинственным видом зашептала: — Мальчишки договорились с мастером. Вечером приходили в цех и работали за тебя. И место за тобой удержали, и, что ты должна была для фронта выдать, все сделали. Понятно? Ведь ты за Мазаем шла? И сейчас так.

Оля слушала Надю, и ей казалось, что глаза застилает туман.

— Девочки, неужто это правда? А? — шепотом спросила Оля. Нижняя губа чуть дрогнула.

— Тебя, как видишь, кавалеры не забыли, выручили, — снова приняв театральную позу, сказала Надя.

Но Наташа ее резко оборвала:

— Глупо, Надя! Кавалеры! Да разве это кавалеры? Так только родные могут сделать. Лучшие друзья! Тоже сказала — «кавалеры»! Ваши мальчишки, Оля…

Но Наташа так и не досказала о мальчишках.

— Оля! — воскликнула Надя. — Ты плачешь? Из-за меня? Да? Я же не думала обидеть, шутя сказала.

И снова ее упрекнула Наташа:

— Скажешь, а потом «шутя»!

А Надя уже держала руку Оли, гладила и упрашивала:

— Не сердись, Оля! Ладно? Не будешь?

Оля не плакала. Она улыбалась, и в ее глазах светилась радость. По щекам катились слезы, но она не замечала их.