На острие - Майкл Ридпат

Теперь его обутые в лыжные ботинки ноги уже не были онемевшими – они просто болели. Боль была острой, но определить ее очаг Кальдер не мог. Он совершенно не чувствовал не только пальцев, но и всей ступни начиная от щиколотки и ощущал только боль. Медленно скользить вниз на одной лыже было очень тяжело, и нижняя часть позвоночника молила о пощаде, нанося дополнительный удар по всей нервной системе.

К тому времени, когда он добрался до деревьев, окончательно стемнело. Теперь он не катился, а просто пробирался от дерева к дереву. В лесу стояла тьма, и Кальдер чувствовал себя страшно одиноким. Тишина, опустившись на горы, поглаживала его своей мертвой лапой. Останавливаясь, он слышал лишь свое прерывистое дыхание и то, как кровь стучит в ушах. Мороз заметно крепчал. В прогнозе говорилось, что максимальная температура в этот день должна составить двадцать градусов по Фаренгейту. А по Цельсию это двенадцать ниже точки замерзания. О том, насколько упадет температура за ночь, он даже боялся думать. Надо продолжать движение: ему вовсе не хотелось провести всю ночь в горах.

Затем случилось то, что должно было случиться. Деревья закончились, и перед ним открылась очередная пропасть. Он видел, что слева спуск невозможен, и поэтому проскользил примерно сотню метров вправо. Но и там не было даже намека на спуск.

Кальдер прислонился спиной к дереву. Спуститься ему не удастся, и поэтому придется провести ночь в горах.

Ему очень хотелось опуститься в снег здесь, прямо под деревом. Но он знал, что может надеяться лишь на то, что его утром заметят с геликоптера, а для этого следовало оставаться на открытом пространстве, которое простиралось наверху, за верхней границей леса.

Каким-то чудом ему удалось добраться до верхней опушки. Более того, он смог нагрести снега, чтобы создать между двумя древесными стволами подобие убежища. Он даже ухитрился наломать достаточно веток, чтобы соорудить из них нечто похожее на матрас. Затем Кальдер натянул на уши лыжную шапочку, снял носки, сунул ноги в подбитые мехом влажные лыжные ботинки и свернулся калачиком на своем импровизированном ложе.

Было страшно холодно, и его била дрожь. Он посмотрел на звезды. Здесь их было в тысячу раз больше, чем в Лондоне, да и находились они гораздо ближе. Ледяной пик Гранд-Тетон, следил за ним, слегка поблескивая на фоне звездного неба. В его убежище было чуть теплее, чем на открытом воздухе, и он перестал дрожать. Кальдер смертельно устал. Опасаясь замерзнуть, он изо всех сил гнал от себя сон. Он отчаянно боролся, но все же проиграл схватку: в какой-то момент Кальдер уснул.

Разбудил его шум геликоптера. Ему было холодно, и он по-прежнему ощущал смертельную усталость. Он попытался подняться, но его ноги, а точнее ступни, отказывались служить, поэтому, выбравшись из своего рассыпавшегося убежища, он ползком двинулся на открытое пространство. Стоя на четвереньках и выгнув шею, он смотрел на кружащий в полумиле от него геликоптер. Горы полыхали утренним огнем. Защитные очки Кальдер оставил под снегом в убежище и теперь почти ничего не видел, но зато слышал, что вертолет приближается. Через несколько секунд он ощутил воздушный удар, а еще через миг слепящее сияние исчезло. Машина зависла над ним, и легкий снег под винтом закрутился, словно в бешеном торнадо.

32

– Merde! – Мартель в ярости швырнул трубку. Черил только что пересказала ему сообщение о том, что Кальдера обнаружили в горах. Англичанин обессилел, замерз, но все же остался жив. Мартель посмотрел на пол офиса, уставленного пачками бумаг, и, выбрав самую большую, изо всех сил ударил по ней ногой. Проспекты, таблицы и аналитические доклады разлетелись во все стороны. Какая-то брошюра ударилась в противоположную стену в полутора метрах от пола. Столь удачный удар немного утешил Мартеля, и он подумал, что ему, возможно, стоило в свое время начать играть в регби.

Это был прекрасный план, работа гения, и он не сомневался, что все получится как надо. Не имеет значение, какие документы оставил Кальдер в связи с Поэком – его самого никто не сможет обвинить в убийстве. Это должно было стать несчастным случаем при спуске. Все просто и ясно. Конечно, ему пришлось бы принести извинения семье Кальдера за ту безответственность, которую он проявил, пригласив слабого лыжника на сложный склон. Ему пришлось бы публично продемонстрировать чувство вины, которое он якобы испытывает. Но обвинение в убийстве? Ни за что.

Поняв, что Кальдер за ним больше не следует, Мартель стал тянуть время. Он изо всех сил затягивал возвращение на дорогу, где их ждала машина, оставляя, таким образом, как можно меньше времени на поиски и возможное спасение. В сочетании с ложной информацией о том, где следует искать Кальдера, это не позволило обнаружить мерзавца с воздуха. Но тот ухитрился выжить, и ему, Мартелю, теперь придется отвечать на кучу вопросов зануды шерифа.

По счастью, Кальдер проболтался о том, что ему удалось установить связь между Бодинчуком и смертью Дженнифер Тан. Это было как раз то, что позволяло привлечь к делу украинца. Мартель поднял трубку и набрал знакомый номер.

– Добрый вечер, Михайло.

– Мартель? А я считал, что с недавних пор ты разбираешься со своими проблемами самостоятельно.

Мартель, уловив в голосе Бодинчука раздражение, помрачнел.

– Я стараюсь, – примирительно произнес он. – Поверь. Но думаю, что мне нужна помощь профессионала.

– Я говорил, что не стану вмешиваться в войну с инвестиционным банком. Такие войны дорого стоят, поэтому решай свои проблемы сам.

– Но ты уже замешан.

– Что это значит?

– Кальдеру известно, что какой-то украинец убил Дженнифер Тан и вел слежку за Перумалем. Он знает, что этот украинец связан с тобой. Кальдер сказал мне об этом вчера. Пока у него нет веских доказательств, но думаю, уже через несколько дней он сможет обратиться в полицию.

– Понимаю.

– Поэтому я предлагаю…

– Помолчи! Я думаю.

Мартель молчал около минуты, но эта минута показалась ему вечностью.

– Хорошо, Мартель. Я немедленно звоню своему человеку. Проблема будет решена раз и навсегда. Гарантирую.

– Прекрасно. Я всегда знал, что ты…

Но на другой стороне провода уже бросили трубку.

Бодинчук набрал крымский номер Дяди Юры, и они говорили несколько минут. Бодинчук любил поболтать с Дядей Юрой. Эти разговоры его успокаивали, позволяли ощущать себя не столь беззащитным и уязвимым. Он предпочел бы обращаться к услугам старика не так часто, но сейчас возникла ситуация, разрешить которую могло лишь непревзойденное искусство Дяди Юры, а успех нужен был стопроцентный. Дядя Юра сказал, что дремал, до упаду наигравшись с внуками. Он заверил Бодинчука, что очень рад получить предлог не разбирать в субботу и воскресенье завалы в гараже под бдительным оком супруги. Бодинчук заверил, что в Севастополе Дядю Юру будет ждать реактивный самолет, на котором тот полетит в Солт-Лейк-Сити под любым удобным для него именем. Из Солт-Лейк он отправится в Джексон-Холл регулярным рейсом.

Покончив с этим делом, Бодинчук сосредоточил внимание на вечернем мероприятии. Ему предстояла встреча с влиятельным министром, в ходе которой надо было так ублажить государственного деятеля, чтобы выгодный правительственный контракт попал в нужные руки. Бодинчук пока не знал, на что сильнее всего западает министр: на девочек, наркотики, спиртное или банальные зеленые бумажки. Однако он не сомневался, что легко сможет это узнать.

Викрам, тяжело опустив плечи, сидел перед экраном монитора. Он пытался подсчитать, во что обойдется фонду «Тетон» ревальвация облигаций «ДЖАСТИС», которую вот-вот должен был провести «Блумфилд-Вайс». Эти облигации были настолько сложным инструментом, что ревальвацию можно было провести четырьмя различными методами, каждый из которых в значительной степени зависел от заложенных в модель допущений. Но какой бы метод ни использовался, какие бы допущения ни закладывались, в результате однозначно их ожидают большие потери. Оставалось ответить только на один вопрос: насколько большие?

Викрам обвел взглядом помещение. Двое трейдеров чему-то смеялись. «Юмор висельников», – подумал он. Вот уже несколько дней никто не проводил никаких операций. Их вера в то, что Мартель всегда может найти способ вытащить фонд из беды, давно исчезла. Хеджевый фонд «Тетон» стал частью истории.

Что это значило для Викрама? Скорее всего ему придется уехать из Джексон-Холл. С одной стороны это вовсе не плохо. Викрам любил горы, особенно летом, когда он мог целыми днями кататься на горном велосипеде, наслаждаясь величием окружающей природы. Все это, конечно, хорошо, но он не воспринимал Джексон как свой дом. Во всем городе было лишь два выходца из Индии: он и официантка в одном из ресторанов. Местные не проявляли по отношению к нему враждебности, более того: всегда были безукоризненно вежливы. Но в Джексон-Холл он ощущал себя экзотическим гостем из Азии, в то время как в Калифорнии чувствовал себя калифорнийцем.