Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 4. - Мурасаки Сикибу

Бывший зять монахини достиг к тому времени звания тюдзё. Его младший брат, монах Дзэнси, будучи учеником Содзу, жил в горной обители, и родные время от времени поднимались в горы, чтобы его наведать. Однажды по дороге в Ёкава Тюдзё заехал в Оно.

Услыхав крики передовых и увидев, что к дому приближается изящно одетый мужчина, женщина невольно унеслась мыслями в прошлое, и перед взором ее возник пленительный образ…

Здесь было так же уединенно и уныло, как в Удзи, но благородные привычки и тонкий вкус обеих монахинь ощущались в каждой безделице. У изгороди пышно цвела гвоздика, «девичья краса» и колокольчики тоже уже раскрывали свои бутоны. Спутники Тюдзё, так же как и их господин, облаченные в яркие охотничьи платья, прогуливались по саду, а сам он, расположившись на южной галерее, любовался живописным пейзажем. Он казался несколько старше своих двадцати семи — двадцати восьми лет и производил впечатление весьма разумного человека. Монахиня беседовала с ним, сидя за стоявшим у двери переносным занавесом.

— Идут годы, и все более далеким становится тот день, когда милое дитя мое покинуло наш мир, — плача, говорила она. — Но вы не перестаете осенять светом своих милостей наше мрачное жилище. О, если б вы знали, с каким нетерпением я жду вас! Хотя не скрою, мне кажется странным….

— Я ни на миг не забываю о прошлом, — ответил Тюдзё. — Боюсь только, что теперь, когда вы отвернулись от мира, я невольно пренебрегаю своими обязанностями по отношению к вам. Ах, как я завидую тем, кто живет здесь в горном уединении! Я охотно приезжал бы к вам чаще, но стоит людям прослышать о моем отъезде, как они начинают просить, чтобы я взял их с собой. Но сегодня мне повезло, я сумел ускользнуть…

— В наши дни многие говорят, что завидуют бедным жителям гор, и я вижу — вы не исключение. Но не в пример другим вы не забываете о прошлом, и за это я вам крайне признательна.

Распорядившись, чтобы спутникам Тюдзё подали рис, монахиня принялась угощать зятя семенами лотоса и прочими лакомствами. Будучи связанным с этим семейством давними узами, Тюдзё чувствовал себя здесь совершенно как дома. Внезапно начался ливень, и, задержанный им, он беседовал с монахиней дольше обыкновенного. Несчастная мать не переставала оплакивать утрату любимой дочери, но в не меньшее отчаяние приходила она при мысли, что этот прекрасный молодой человек станет ей чужим. «Как жаль, что не осталось хотя бы памяти…» — вздыхала она, когда же Тюдзё приезжал, старалась предупредить малейшее его желание и рассказывала обо всем, что приходило ей на ум.

Молодая госпожа между тем сидела, задумчиво глядя на сад, и мысли ее устремлялись в прошлое. Она была истинно прекрасна в тот миг, несмотря на слишком яркое белое платье и темные без глянца хакама — монахини носили тускло-коричневые, а поскольку ей не хотелось отличаться от них… Увы, разве так одевалась она в прежние времена? Впрочем, даже в этом жестком, дурно сшитом наряде она казалась удивительно изящной.

— Нам почти удалось убедить себя в том, что вернулась покойная барышня, — шептались прислуживающие монахине дамы.

— Однако приехал господин Тюдзё, и тоска по прошлому стала еще сильнее.

— Но что мешает ему и теперь посещать наш дом, как бывало прежде? Раз уж так случилось…

— И правда, чем не пара?

«Нет, не бывать этому! — подумала женщина, услыхав их перешептывания. — Пусть я осталась жива, но я не стану больше ни с кем себя связывать. Ничто не должно напоминать мне о прошлом. Чем быстрее изгладится оно из моей памяти, тем лучше».

Монахиня удалилась во внутренние покои, а гость остался на галерее и сидел, уныло глядя в небо. Внезапно, услыхав чей-то знакомый голос, он прислушался и, узнав Сёсё, подозвал ее.

— Я не сомневался, что все дамы, которых я знал прежде, остались здесь, но вы и вообразить не можете, как трудно мне приезжать сюда. Боюсь, что вы чувствуете себя обиженными…

В прежние времена Сёсё всегда прислуживала Тюдзё, и он с удовольствием воспользовался случаем, чтобы поговорить о прошлом.

— Когда я входил на галерею, — сказал он между прочим, — внезапный порыв ветра взметнул занавеси, и я успел увидеть длинные волосы какой-то женщины. Признаться, я был удивлен немало. Она так не похожа на остальных. Кого это вы прячете здесь, вдали от мира?

«Наверное, господин Тюдзё заметил, как молодая госпожа переходила во внутренние покои, — догадалась Сёсё. — А уж увидев ее вблизи… Ведь он до сих пор не может забыть умершей, а эта куда красивее».

— Вы знаете, как горевала наша госпожа, как трудно было ей примириться с утратой дочери, — сказала она. — Но совершенно неожиданно случай свел ее с одной особой, которая, став предметом ее сердечных попечений, помогла ей обрести утешение. Только одного не понимаю: как удалось вам увидеть ее? Обычно она никому не показывается.

«Вот, значит, в чем дело!» — подумал Тюдзё. Любопытство подстрекало его узнать больше о прелестной незнакомке, чей образ, на краткий миг мелькнув перед взором, успел воспламенить его воображение. «Кто она? — гадал он. — Я не видел женщины прекраснее». Однако сколько он ни расспрашивал Сёсё, она твердила одно:

— Со временем вы все узнаете сами.

Настаивать было неудобно, к тому же спутники уже торопили его, говоря:

— Дождь кончился, скоро совсем стемнеет.

Спустившись в сад, Тюдзё сорвал росший перед покоями цветок «девичьей красы» и, помедлив, произнес словно про себя:

— «Зачем же и здесь?» (506).

— Так, люди всегда готовы злословить, — умилились старые прислужницы. — Какая похвальная предусмотрительность!

— Господин Тюдзё и раньше казался мне средоточием всех мыслимых добродетелей, — согласилась монахиня. — А с годами он стал еще лучше. Почему бы и в самом деле нам не возобновить прежних отношений? Говорят, что он связан с дочерью То-тюнагона, но душа его не лежит к ней, и большую часть времени он проводит в доме отца…

— Неужели вы не понимаете, как обижает меня ваша скрытность? — продолжала она, обращаясь к молодой госпоже. — Вы целыми днями печалитесь и вздыхаете, а мне не говорите ни слова. Давно пора примириться со своим предопределением и перестать кручиниться. Посмотрите на меня. Пять долгих лет оплакивала я свое дорогое дитя, но появились вы, и прошлое забыто. Не сомневаюсь, что и ваши близкие, как ни велико было сначала их горе, постепенно привыкли к мысли, что вас больше нет в этом мире и утешились. Увы, никакое чувство не может длиться вечно.

— Я вовсе не хочу таиться от вас, — еле сдерживая рыдания, отвечала молодая госпожа. — Но с тех пор как столь чудесным образом вернулась ко мне жизнь, прошлое видится мне словно во сне. Иногда мне кажется, что именно так должен чувствовать себя человек, возродившийся в ином мире. Живы иль нет те, кто знал меня в прежние времена, — что мне до того? Прошлое изгладилось из моей памяти. У меня нет никого, кроме вас.

Улыбаясь, глядела монахиня на прелестное невинное лицо молодой женщины.

Между тем Тюдзё добрался до Ёкава, и его принял там Содзу, пожелавший побеседовать с дорогим гостем. Тюдзё провел в горной обители всю ночь, услаждая слух прекрасной музыкой и слушая, как монахи звучными голосами читают сутры. Рассказывая брату своему Дзэнси о том, что произошло с ним со дня их последней встречи, он между прочим сказал:

— По дороге сюда я заехал в Оно и имел удовольствие беседовать с монахиней. Трудно найти женщину более утонченную, даром что она отвернулась от мира.

— Когда я был там, — продолжал он, — ветер неожиданно взметнул занавеси, и взору моему предстала какая-то женщина с удивительно красивыми длинными волосами. Очевидно, она боялась, что ее увидят снаружи, и встала, чтобы пройти во внутренние покои. Разумеется, я ничего не успел разглядеть, но в этой женщине с первого взгляда видно особу благородного происхождения. Право же, ей не место в доме, где живут одни монахини. В конце концов она и сама станет похожа на них, что было бы весьма досадно!

— Кажется, монахини нашли ее где-то возле Хацусэ, куда совершали паломничество нынешней весной. Говорят, это произошло при весьма таинственных обстоятельствах.

Ничего более определенного Дзэнси сказать не мог, ибо подробности ему и самому не были известны.

— Что за трогательная история! Но кто она? Наверное, ей довелось изведать в жизни немало горя, иначе она вряд ли стала бы искать пристанища в такой глуши. Да, совсем как в старинной повести…

На следующий день Тюдзё отправился обратно в столицу, и надобно ли говорить о том, что по пути он заехал в Оно? На этот раз монахини были готовы к его приезду, и их ласки и угождения живо напомнили о прошлом. Разумеется, рукава прислуживающей ему Сёсё были теперь другого цвета, но разве стала она от этого менее привлекательной?

Беседуя с гостем, монахиня то и дело заливалась слезами.