Арифметика подлости - Татьяна Туринская

Бесполезно.

Единственное, что он мог теперь делать для благополучия своих девочек – деньги. Пытался было передавать их Маринке из рук в руки. Та отказалась в резкой форме. Но разве мог Гена оставить их без средств к существованию? Он стал посылать их переводом на имя Маринкиной матери. К его великой радости, перевод еще ни разу не вернулся, как невостребованный. Значит, пусть так, но он участвует в их жизни. Даже если Маринка ничего не знает о переводах, если теща скрывает от нее правду. Пусть так. И пока все так – он у них еще есть. И будет. Непременно будет! Не может быть, чтобы счастье не вернулось в их дом. Когда-нибудь они непременно снова будут вместе.

Ради Маринки он был готов на все. Однако существовало табу, которое он не мог нарушить. Если бы от этого зависело что-то важное – он бы решился переступить черту. Но что это могло изменить?

С родителями Гена теперь почти не виделся. Ему хватало телефонных разговоров с матерью. Впрочем, и их он тоже сократил до минимума. Неприятны ему были эти разговоры. Раз от разу мать все настойчивее подталкивала его к Ольге. Уговаривала признать ее дочь. Просила хотя бы раз прийти взглянуть на ребенка.

Пресечь эти разговоры раз и навсегда он мог только одним способом: рассказать правду об Ольге. Но у него язык не поворачивался. Если бы он сразу не смалодушничал, еще тогда, когда отказался от женитьбы на ней – одно дело. Но тогда ему казалось, что старики не переживут позора. Думал, что жалеет их. Теперь же проблема усложнилась тысячекратно. По материным звонкам Гена понимал, что та все больше привязывается к Юльке, что считает ее своей внучкой. Понимал, что давно пора расставить все точки, но если он не решился сделать этого раньше, когда все было не так запущено – как он решится на это сейчас?! Мать ведь точно не переживет этого. Как минимум свалится с инфарктом.

Только теперь понял, в какое положение поставил Маринку. Его родители все это время видели в ней обманщицу и интриганку, отказывались верить, что Светка – его дочь. Как же он раньше не понимал, что своим молчанием причиняет боль любимой? А теперь все сплелось в такой тугой узел. Но как им все объяснить? Если Ольга дрянь – почему он снова с ней связался? Если Маринка святая – как он мог ее предать?…

Но ведь смог. Ведь предал. И теперь вполне заслуженно слышит от нее:

– Я без тебя смогу. Уже смогла. И ты без меня сможешь.

Ирония судьбы. Когда-то эти же слова он говорил Ольге. Давно, когда отказался на ней жениться. Она никак не желала оставить его в покое, все обещала устроить ему небывалый секс-марафон, уверяла, что без ее ласк он не сможет жить. Он отвечал ей:

– Смогу. Уже могу.

И даже не догадывался, что когда-то эти слова вернутся к нему бумерангом.

День выдался слякотный, хмурый. Едва выйдя из дверей редакции, Марина натянула на голову капюшон, защищаясь от промозглого ветра с мелким секущим снегом. Капюшон был глубокий, уютный, и она нырнула в него с нескрываемым удовольствием.

Не успели они с Шуриком пройти пяти шагов, как стоящий чуть поодаль внедорожник гукнул резким сигналом, призывая внимание. Русниченко повернулся к спутнице:

– Это Валерка. Я ему ничего не говорил. Но, может, хватит играться? Давай вместе подойдем. Чего мужика мучить?

Марина растерялась. Она бы солгала, если бы стала утверждать, что даже не думала о Чернышеве, не представляла встречу с ним. Думала, представляла. И даже как раз в такой ситуации, когда они выходили бы из редакции, и нечаянно столкнулись с Валеркой нос к носу. Но хотела ли она этой встречи на самом деле?

Говорят: «И хочется, и колется». Правильно говорят. И хотелось Марине, и кололось больно: зачем, к чему? Все равно ничего хорошего из этой встречи не выйдет. Ей надоело без конца выяснять отношения с Кебой, теперь еще нужно будет объяснять Чернышеву, почему она не ответила на то письмо. Ведь все равно ничего не поймет. Если тогда не понял – теперь, спустя столько лет, вообще не вспомнит той своей фразы. А если и вспомнит, посчитает ее полной ерундой.

Но главное не это. Выяснение отношений – чепуха. Куда хуже то, что в душе было тихо и спокойно, если не считать кровавой тоски по мужу.

По Чернышеву же не тосковала ни единая ее клеточка. Когда она поняла, что Русниченко – тот самый Шурик, Валеркин друг – нигде даже не екнуло. Ну друг, ну Валеркин – что с того? Каким образом это может излечить ее от боли?

– Не надо. Пусть все остается, как есть. Иди, он тебя ждет. Завтра увидимся.

Шурик колебался. С одной стороны, понимал ее чувства. Видел ведь, как тяжело переживает развод. С другой… А Валерка как же? Тот ведь столько лет мается!

Впрочем, может, и не мается? Чернышев скрытный, поди догадайся, что в его душе творится? Может, он и сам давным-давно остыл?

Залез в машину, предварительно стряхнув с зонта капли:

– Здорово! Какими судьбами?

– Кто такая? – вместо приветствия поинтересовался Чернышев.

– Сотрудница, вместе работаем, – в душе что-то противно ворохнулось.

– Просто сотрудница? – Валерка усмехнулся. – Ну-ну. Или врешь, или теряешь хватку. Ну да Бог с ней. Я, собственно, вот чего. Квартирка неплохая нарисовалась. Ремонта требует косметического, но продают очень срочно, зато по очень приемлемой цене. Пора бы вам уже и расширяться, а? Я займу, потом рассчитаемся. Что скажешь? Съездим, посмотрим? Люську прихватим, чтобы дважды не мотаться, да?

Предложение интересное, конечно. Сколько можно в гостинке ютиться? С другой стороны – чем расплачиваться?

– Не люблю я в долги влезать. Сам знаешь: берешь чужие ненадолго, а отдавать приходится свои и навсегда.

– Ты так до пенсии в гостинке профилософствуешь. Едем за Люськой. Позвони ей, чтоб готова была. Не люблю ждать.

Русниченко нехотя потянулся за телефоном. Спорить с Чернышевым? Себе дороже. Упрям, как сто чертей. Да и прав, чего там. Если сидеть и не рыпаться – в самом деле, до пенсии просидишь в гостинке. Уж государство-то нынче точно не озаботиться твоими жилищными проблемами. Самому вертеться нужно. Но долг – это так неприятно…

К новому году решили порадовать читателей журнала фирменным календарем – бренд нужно раскручивать, используя любую возможность. Если журнал претендует на скандальность – календарь тоже должен быть непростым.

Маркетологи не придумали ничего интересней, чем сымитировать «Тайную вечерю» силами родного коллектива. Во главе стола восседал хозяин журнала: по рождению араб, по вероисповеданию мусульманин – чем не скандал? Остальные сотрудники изображали свиту. Правда, было их не двенадцать, а четырнадцать. Ну и что? Зато стол похож на настоящий.