снарк снарк. Книга 2. Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин

бетонных плит, Роман схватился за двери, в багажнике, как обычно, что-то брякало, руль стучал в руки. Главное, не соскочить в колею, бетонки коварны колеями, не успеешь заметить, как поперек размотает.

— Может, свернуть? — предложил Роман. — Он на проселок не сунется… наверное.

— Сунется, — заверил я. — Сунется еще как, даром что белый…

Дальше повышать скорость нельзя, на этих кочках легко уберемся в канаву; «Кайену» все равно, две тонны, энергоемкая подвеска, колдобины глотает не замечая, от него не оторваться.

— Витя, не дури! — попросил Роман. — Что ты творишь?!

Впрочем, я и не собирался отрываться. Елочка плясала под потолком, руль стучал, в багажнике громыхало.

— Витя, хватит…

Я ждал, когда белый начнет мигать дальним.

— Не бубни под руку, — попросил я. — Это весьма отвлекает от нашего расследования…

Я знал, что белый начнет мигать дальним.

— Какое расследование?! — завопил Роман. — Это не расследование, это идиотские гонки!

Бетонка закончилась, мы выскочили на ровный грейдер, отсыпанный серым гравием, здесь я смог прибавить. «Восьмерка» сразу же задрала пыль, «Кайен» растворился в ней.

— Он нас не видит! — крикнул Роман. — Съезжай, Витя!

— Терпение — главная добродетель писателя, Роман. Еще пару километров…

Пары километров не понадобилось — белый выскочил из пыли и стал быстро нас догонять. Роман принялся шарить сбоку от сиденья.

— Монтировка у меня, — сказал я. — И хочу попросить — Рома, сиди спокойно, не дергайся…

Белый начал мигать дальним, все как надо. Замигал, обошел на повороте, оторвался метров на пятьдесят, резко, с киношным заносом развернулся, хороший водитель, и встал мордой к нам.

Я тоже затормозил.

Лобовое стекло «Кайена» не тонировано, но, кто за рулем, не видно. Интересно.

Роман принялся озираться. Надо купить ему саблю, подумал я. Заказать катану, где-то видел рекламу, кованые катаны Златоустовского завода по демократичным ценам, с саблей Роману спокойнее.

— Что делать будем?!

Тысяча второй.

— Надо поговорить, — сказал я. — Это понятно.

Я отстегнул ремень.

— Рома, если что, беги в лес, — посоветовал я. — В лесу не догонят, пару дней отсидишься, потом возвращайся.

Кажется, Роман не понял, что это шутка. Ну, ладно. Пусть.

Я выбрался из «восьмерки» и двинулся к белому, подошел со стороны пассажирского места. Стекло опустилось.

Ну да, примерно так.

Я сел в «Кайен».

Прохладно, сразу потянуло в сон. Хазин сидел, положив руки на руль. Он поправился вдвое и едва помещался на месте водителя. В синем костюме, дизайнерски помятом еще при пошиве. Прическа хорошая, немного съехавшая на сторону. Лицо гладкое и чистое, веки, правда, надутые, отчего глаза похожи на ракушки-каури. Пальцы толстые, с маникюрюм.

— Здравствуй, Хазин, — сказал я.

— Витя, тебе жить совсем насрать?!

Бешено. В мою сторону не повернулся, так и смотрел поверх руля на дорогу.

— Ты на хрена сюда приперся, тебе же говорили!

Хазин ударил пухлыми кулаками по рулю.

— Хазин, а ты от кого стучишься? — спросил я. — Обозначился бы, а то у меня там очередь.

— От того, кто может сильно осложнить тебе жизнь, — ответил Хазин. — Или сильно ее улучшить. У тебя же проблемы в полный рост, Витя!

— Проблемы? Да какие там проблемы…

— Я тебе говорил не соваться в это дело, — прошипел Хазин. — Не соваться! Говорил?!

Я зевнул и почесался.

— А я тоже тебя, Хазин, кое о чем хотел спросить…

— Какого хрена ты здесь?!

Я не удивился Хазину, но личного его появления не ожидал, во всяком случае так скоро. Молниеносный Хазин.

— Ты что здесь делаешь? — уже спокойнее спросил Хазин.

— Я? Странный вопрос, Хазин. У тебя память отшибло?

Хазин опустил окно, иронически сплюнул.

— Только не говори, что ты пишешь книгу.

— Именно, — сказал я. — Книгу. Как говорил один наш общий знакомый, книги сами себя не напишут.

— Витя, ты за дурака меня не держи, я тебя знаю! Ты же бесплатно жопу не оторвешь… А! Я, кажется, понял, что ты здесь делаешь, Витя!

Хазин расхохотался, дергая, словно захлебываясь, горлом.

— Я все понял! Повышаешь капитализацию, так, значит?!

Я не ответил.

— Витя, какие жалкие ужимки, я надеялся, что ты поумнел за эти годы…

Постарел. Лишний вес старит, пусть щеки и гладкие.

— Зато ты, как я вижу, поумнел с запасом. Кстати, у тебя остались фотографии? Ты тогда снимал все подряд, помню, обещал скинуть.

— Какие фотографии, Витя? У меня нет никаких фотографий, они же у тебя оставались на ноутбуке…

— На ноутбуке?! Так ты же его и спер, Хазин!

— Я спер?! У меня у самого все сперли! Все камеры, все объективы! Все!

— Какая неудача, — посочувствовал я.

«Восьмерка» поморгала фарами.

— В машине, конечно, Шмуля? — спросил Хазин.

— Роман.

— Зови!

— Ты гормонозаместительную терапию не пробовал?

— Зови, говорю!

Хазин попытался сделать голос угрожающим, но получилось лишь истерическим.

— Это в твоих интересах, Витя, — пытаясь взять себя в руки, произнес Хазин. — Зови танцора!

Хазин тоже поморгал дальним светом, и это привело к неожиданному результату — Роман выскочил из «восьмерки» и быстро скрылся в лесу. Хазин поглядел на меня.

— Испугал человека, — пояснил я. — Развел тут девяностые, придурок.

— Девяностые?!

Хазин колыхнулся за рулем, машина качнулась.

— Ты что, окончательно отупел в своем Геленджике?! — заорал Хазин, забрызгав лобовое стекло. — Если ты сейчас ко мне не прислушаешься, девяностые покажутся тебе раем!

Я опустил стекло со своей стороны.

— Ты не представляешь, что здесь происходит, не представляешь… — доверительно прошептал Хазин. — Не представляешь…

Он схватил меня за руку.

— Но пока мы можем его остановить, пока еще не поздно…

— Всегда хотел узнать — куда ты в прошлый раз делся? — поинтересовался я. — Ты так упоительно переобулся в прыжке…

Злость. Я вдруг понял, что Хазин — единственный человек, на которого я злился так долго. И, похоже, злюсь до сих пор. Позорно. Нет, на самом деле позорно, я столько лет сержусь на кретина, который даже не был моим другом.

— Старина Хазин понял, откуда дует ветер, и прозорливо прильнул к державной сиське! И все эти годы усердно работал лапками! Ты взбивал сытные сливки и слизывал жирные пенки…

Вероятно, со стороны это смотрелось как зависть. Хорошо, что никто не видит, если бы Аглая сейчас меня увидела… Хорошо, что не увидела.

— Это Светлов, — сказал вдруг Хазин.

— Что? — не понял я.

— Светлов. Это был он. Ты не представляешь, что тогда здесь случилось…

Хазин ослабил галстук и растянул пальцем ворот рубашки. Дышал он тяжело и с жестяным сипением, словно в горле распустился дырчатый фильтр.

— Не представляешь… Если его не остановить…

Хазин задышал тяжело и часто, достал из бардачка синюю бутылочку воды, сорвал пробку и стал пить. Вполне себе комично — бутылочка маленькая, а Хазин огромный,