Год Людоеда - Петр Кожевников

Коля еще раз оглянулся на Трейлера и увидел, что тот разлепил лицо своей жертвы, и это — Никита Мертвец! Лицо Бросова было так избито, что походило на загнившее яблоко-падалицу. Отморозок потащил Никиту куда-то к стене ангара, где уже бесились в охотничьем азарте два чертообразных ризеншнауцера.

«Так вот откуда Трейлер все знает про эту чертову старуху! Ну да, этот мудила двухметровый хотел медаль продать: вот и продал! — Махлаткин почувствовал, что ему нечем дышать. — А еще паспорт! Вот почему Дениска-то обгорел! Да это же я его и подставил!»

— Распрягайтесь догола! — с улыбкой приказал Весло Лохматке и Желтому.

Только тут Колька понял, что Петруха по виду тоже крепко бздит и, видать, также привезен сюда кем-то из клоповцев. Махлаткин увидел, что Бросов начал было капризничать, но тотчас получил от Весла такую оплеуху, что отлетел метра на три и грохнулся на пол. После этого он, плача, стал быстро стягивать с себя одежду. Теперь Колька уже и не думал вставать в позу, а тут же начал освобождаться от своей одежонки. Стоя в одних трусах и дрожа всем телом, Лохматка постарался представить себе, какое же наказание уготовили им эти гады? В этот момент из перламутровой «ауди», стоящей среди других машин, вылезла молодая баба с саблезубой барбосиной на плетеном кожаном поводке в левой руке и с видеокамерой — в правой. Колька узнал в ней знаменитую певицу Лялю Фенькину и подумал: не попросить ли у нее защиты от этих людоедов?

— Фас! — шепнула певица своему псу, и тот с хрипом дернулся в сторону Лохматки. Мальчик тотчас понял, что на эту суку ему тоже не приходится рассчитывать, и стал снимать свою последнюю одежду. Желтый к этому времени был уже голый.

— Вы будете драться насмерть! — объявил Весло с поганой улыбкой. — Тот, кто победит, — останется жить. Если не будете драться как следует — мы вас отдадим собакам, сожжем или заморозим.

Трейлер продолжал возиться с Никитой, и тот вдруг повис на тросе вниз головой над двумя разъяренными псами, которые, ограниченные массивными цепями, с лютым рыком стали кидаться на свою беспомощную жертву, и когда доставали до Бросова, то его крик перекрывал даже орущую на весь ангар музыку.

Мальчики встали друг против друга. Колька заметил, что Петруха примерно такого же сложения, разве что пожилистее и гораздо смуглее. Расстояние между ними было в три-четыре шага. Махлаткин соображал, как же ему завалить Бросова и сможет ли он на это решиться. А вдруг, когда бандюки заметят, что дело зашло чересчур далеко, они прекратят бой и отпустят пацанов на все четыре стороны? Нет, на это лучше не рассчитывать. Колька вдруг ощутил жгучую боль в правой ягодице, схватился за больное место рукой, обернулся и увидел в руке Фенькиной сигарету.

— Сука, я тебе в оба глаза по бенгальскому огню вставлю! — Мальчик посмотрел на людей, способных так мучить себе подобных. Неожиданно для себя самого он вдруг во всю мочь заорал: — Гады, чтоб вы сдохли!

После слов Махлаткина смех и ругательства клоповцев только усилились. Внезапно обоих мальчиков пнули сзади в спину, и невольные бойцы, не удержавшись на худых ногах, повалились друг на друга. Они не успели закрыться и с силой сшиблись. Ужас и отчаяние заглушили в них боль от столкновения. Противники даже не успели схватить друг друга, а просто упали и уже на цементном полу, не обращая внимания на полученные ссадины, пустили в ход все свои самые жестокие навыки, обретенные в уличных боях.

Несмотря на то что Колька не переставая тузил своего невольного врага, ему казалось, что он никак не может выйти в этом бою на следующий уровень — вымотать Петруху или как-то иначе заработать свои очки. Поэтому, когда перед ним вдруг образовалось блестящее от пота, ужасное от собственного страха лицо, больше похожее сейчас на разорванный футбольный мяч, он со всей силы ударил в него кулаком, тотчас закричал, почувствовав, что костяшки кулака словно загорелись, но не прекратил атаку, а, пользуясь тем, что уже окровавленное лицо не исчезает, стал наносить один удар за другим.

Однако тут Бросов изловчился, схватил Махлаткина двумя руками за горло, а лбом стал бить в лицо. Колька попытался разжать крепкие костлявые пальцы, но они от этого, кажется, еще усилили хватку. Он постарался ударить Петруху в лицо, но руки били только по остриженной голове, и это не могло заставить Бросова разжать смертельное кольцо. Вдруг Желтый склонил к нему голову и впился зубами в Колькину шею. Махлаткин почувствовал, что управляет своими движениями откуда-то со стороны и они, будто в кошмарном сне, становятся все слабее и никак не могут достигнуть цели…

Вроде бы должно быть холодно, но Кольке почему-то не было холодно. Он догадался, что у него ничего нет, что могло бы мерзнуть, что он оказался там, где нет ни начала, ни конца и где о нем никто никогда не вспомнит.

Коля хотел закричать, но не расслышал своего крика. Он понял, что его теперешнее состояние есть почти ничто. Это «ничто» не имеет никакого облика, но такое с ним уже когда-то было… Неужели ему суждено торчать здесь вечно?

Неожиданный мягкий свет и очень приятное тепло вырвали Махлаткина из безысходной мглы и повлекли туда, где мальчика уже ждали очень хорошие и добрые создания. Он никак не мог вспомнить, бывал ли здесь раньше, но надеялся, что когда-нибудь об этом все-таки вспомнит. Ему как никогда хорошо. Он — спокоен!

Глава 52. Атака в стиле Скунса

— Зачем же ты его убил? Разве мы так договаривались? — Петя различил перед собой лицо Трейлера, подумал, что ему нужно убегать, пока он еще жив, но не мог справиться с охватившим его безразличием. Бросов продолжал смотреть на страшное и смешное лицо Махлаткина и понимал, что, наверное, уже никогда не сможет разжать свои до боли напряженные руки.

Трейлер захохотал. Остальные тоже смеялись. Ляля уперла видеокамеру Желтому в лицо. Грохотала музыка. Рычали и лаяли псы. Перед Петей ощерилась мерзкая пасть ротвейлера. Весло держал кобеля на цепи и не давал тому дотянуться до мальчика. Сейчас ему предложат бежать: он уже видел эти фокусы, пока находился у клоповцев в плену.

— Убежишь, спрячешься — больше не тронем. Денег дадим и отпустим. — Весло говорил тихим голосом и даже как будто дружески смотрел на окровавленное лицо ребенка. — Ну, давай беги!

— Сволочи! — внезапно заорал Бросов. — Убью, гады!

Мальчик с криком вскочил на ноги и бросился в сторону Веслу, который обескуражено отпрянул вместе с захлебнувшимся собственным лаем псом. В этот момент ворота, через которые Трейлер ввез Кольку, громыхнули, сорвались с петель и рухнули внутрь ангара. Следом вломился локомотив и, разрывая и расшвыривая стоящие на рельсах автомобили, пополз, словно фантастическое чудище, на опешивших клоповцев.

Ляля, которая продолжала снимать видеокамерой терзающих тело Махлаткина собак, казалось, ничего не слышала и не замечала.

— Падла! Скунс! — заорал Терентий и, схватив в охапку Фенькину, бросился к стене. — Стреляйте, бестолочи! В стороны! Валите с рельсов! На стены!

Булат мгновенно понял брата, с места запрыгнул на алюминиевую конструкцию, ухватился руками за поперечное крепление и, повиснув, приготовился к скачку на следующий ярус. Особую опасность для клоповцев представляли машины, которые локомотив со скрежетом волочил перед собой.

Мгновенно всеми забытый, Бросов юркнул в одну из пустующих машин и, когда в ангаре наступил полнейший хаос, вылез с противоположной стороны. Мальчик, наплевав на боль и бессилие, помчался к уборной, в которой было небольшое (для толстожопых клоповцев), обтянутое проволочной сеткой окно, давно прислоненное Петей для возможного побега.

Те, кто не успевал взобраться наверх, рванули к воротам в другом конце ангара. Терентий, забравшийся с Лялей, обхватившей, словно обезьяний детеныш, его необъятную спину, на безопасную высоту, достал свой девятикалиберный шпалер и, различив за лобовым стеклом локомотива фигуру в черной маске с прорезью для глаз, ухмыльнулся.

Волтузин-старший уже слышал, что в стане суматохинцев был только что наведен кровавый хипеж, в результате чего группировка лишилась своих лучших бригадиров, а также легендарного пахана и его, в общем-то, тестя Лазаря Вершкова. Столь крутую разборку, по слухам, учинил беспредельщик Скунс, которого даже бить было западло. А он, видишь, набрался наглости и ворвался на суверенную территорию клоповцев, громит их доходное дело — ликеро-водочное производство и собачий питомник. Да сюда, чтоб ты знал, ни один мент не захаживает! Понял ты, дуботряс березовый?! А не понял, так мы тебе сейчас все популярным образом разъясним!

— Бастилия, говорит Тауэр. Палач нас опять опередил! Он — здесь! — разнеслось в этот момент в эфире, недоступном клоповцам, но контролируемом их неожиданным врагом Скунсом. В голосе Станислава Весового звучала нескрываемая досада на то, что он вновь не успел первым атаковать неприятеля. — Что делать?