Зимняя корона - Элизабет Чедвик

– Как пожелаешь, – сказала она и с немалым удовлетворением отметила, как оторопел Генрих.

Он наверняка готовился к стычке. Супруг недоверчиво нахмурился и, когда Алиенора взглянула на него с показным недоумением, ткнул в ее сторону пальцем:

– Предупреждаю: не смей мне мешать. Я глаз с тебя не спущу.

Ярко-голубые глаза Ричарда расширились от удивления, а потом вспыхнули гневом и отвращением.

– Помолвлен с Аделью Французской? Младшей сестрой жены моего брата? Да она ничто! Я не сделаю этого. Не хочу никаких помолвок!

Алиенора призвала Ричарда к себе в покои, чтобы сообщить о решении отца. Мальчик стоял перед ней, строптиво выпятив подбородок. Он был так полон жизни, так прекрасен, что у нее защемило сердце.

– Твой отец полагает, что эта помолвка необходима для закрепления мира с Францией. Я не могу помешать ему заключить помолвку, однако ты слишком мал, чтобы сочетаться браком.

– Мой брат тоже был еще маленьким, но его все равно женили! – выпалил Ричард.

– С тобой этого не случится, – горячо пообещала Алиенора. – Клянусь тебе костями наших предков! Тебе придется смириться с помолвкой, но к свадьбе она не приведет, верь мне.

Ричард молча переваривал ее слова. Потом он произнес:

– Когда я стану герцогом Аквитании, то буду делать что захочу и женюсь, на ком захочу. – Он направил на нее пылающий взгляд. – Никто меня не остановит.

Сердце Алиеноры переполнялось любовью, гордостью – и печалью, потому что она знала: брак – это всегда расчет, всегда политический выбор. Этот ребенок – одна из немногочисленных радостей, которые принес ей брак с Генрихом, и она не позволит отцу Ричарда загасить ее яркое горение.

– Конечно, – сказала она. – Ты всегда будешь игроком, а не фигурой на чьей-то доске.

Над Пуатье палило августовское солнце. Оно выжгло синеву с небес, и они побелели. Все поверхности разогрелись так, что к ним было не прикоснуться, блеск металлических деталей ослеплял любого, кто не проявлял должной осторожности. В знойном мареве нежились ящерицы. Собаки растянулись в тени под телегами, а люди в ожидании, когда солнце убавит свой пыл, попрятались в самую глубину своих жилищ.

В герцогском дворце, защищенном от жары толстыми каменными стенами, Алиенора держала совет. Рядом с ней был и Ричард в золотой диадеме на золотисто-рыжих волосах.

Переговоры с Францией все еще не закончились, то и дело вспыхивали вооруженные стычки, и Генрих из-за этого оставался в Нормандии. Благодаря усилиям Гильома де Танкарвиля, мятежников в Пуату утихомирили и положили конец угрозе, исходившей от братьев Лузиньян, по крайней мере, на какое-то время. Алиенора не надеялась на то, что их честолюбивые, воинственные устремления подавлены надолго, но пока установилось относительное спокойствие.

Следующим к ее помосту подвели недавно выкупленного из плена племянника Патрика Солсбери, Уильяма Маршала. В Пуатье он вернулся всего два дня назад, после того как его похитители получили требуемые тридцать марок.

Алиенора послала молодому человеку новую одежду из дворцовых кладовых, и он был одет в чистую рубашку из мягкого льна, котту рыжевато-красного цвета и узкие синие чулки-шоссы. Он вошел в тронный зал, слегка припадая на одну ногу – давала о себе знать рана, которую он получил в той схватке, когда погиб его дядя. Однако на колено опустился без затруднений и склонил голову. Алиенора с одобрением отметила, что он позаботился о своей внешности и помимо одеяния. Аккуратно подстриженные каштановые волосы, чисто выбритое лицо и свежий аромат трав говорили о том, что Уильям воспользовался услугами цирюльника и немало времени провел в купальне. Когда же поднял голову, она обратила внимание на темные круги у него под глазами и на то, что с их последней встречи он сильно похудел. Однако в нем чувствовался его прежний задор.

– Подойди, сядь рядом со мной. – Взмахом руки она указала на стул по левую сторону от себя, ниже, чем ее кресло, но все равно привилегированное место. – Теперь, когда ты снова с нами, мы должны подумать о твоем будущем.

– Госпожа. – Он исполнил ее повеление. Несмотря на длинные конечности, Уильям сумел сесть на невысокий стул почтительно и изящно.

– Я знаю, за душой у тебя ничего нет, – негромко начала она.

В его глазах промелькнула тревога. Алиенора понимала, в чем причина: рыцарь, у которого ничего нет, сам легко мог стать ничем. Помимо быстро скрытой тревоги, она разглядела еще и боль. Уильяму трудно было признавать, что своей свободой он обязан ее щедрости.

– Госпожа, это правда. У меня нет ничего, кроме чести.

Этот ответ Алиенора приняла с улыбкой.

– Что ж, твоя честь стоит самого большого выкупа, и я намерена помочь тебе проложить дорогу в этом мире. Тебе понадобится снаряжение, если ты станешь служить мне так же храбро и беззаветно, как служил дяде. – (Уильям промолчал, только крепко сжал челюсти.) – Отныне я занимаю место Патрика в твоей жизни и почитаю своей обязанностью обеспечить тебя пропитанием, доспехами и оружием. Отныне ты стал моим.

– Госпожа, вы оказываете мне великую честь… но я никогда не смогу отплатить за нее.

– Это мой долг, – повторила она. – А если ты хочешь отплатить, то служи мне хорошо. Пока тебя не было, я приказала ухаживать за твоим вторым боевым конем, и я дарю тебе нового жеребца взамен того, что ты потерял, а также ездового иноходца и вьючную лошадь. Они ждут тебя в конюшне.

Внезапно слезы выступили у него на глазах, и он сглотнул комок в горле.

– Простите, госпожа. Меня переполняет благодарность за вашу доброту. Я и помыслить не мог, что мне будет предложено такое богатство.

– С моей стороны было бы глупо не наделить тебя необходимым. Таким образом я заполучаю тебя к себе на службу. – С легкой улыбкой она тряхнула головой. – Уильям, мною двигала не только доброта.

Его искренняя реакция тронула Алиенору и еще более укрепила ее высокое мнение о молодом человеке. Двор полон лицемерия, лести и соперничества, придворные карабкались на колесо Фортуны, топча и расталкивая друг друга. Уильяму легко давалась жизнь во дворце: он инстинктивно знал, что сказать и в какой момент. Тем не менее слезы и дрогнувший голос доказывали, что человек он куда более глубокий, чем могло показаться на первый взгляд.

– С тебя должны снять мерку для нового хауберка, и проси у моих оружейников все, что тебе может потребоваться из оружия и доспехов. Обратись к моему канцлеру, он составит нужные грамоты. – Она потянулась к столику сбоку от трона и взяла оттуда кошель из мягкой кожи, набитый монетами. – Это тебе на обзаведение. С сегодняшнего дня ты рыцарь при моем дворе, и я плачу тебе. – Отдав Уильяму кошель, Алиенора дождалась, когда он справится с чувствами, и потом сжала его руку между своими ладонями и одарила поцелуем в гладко выбритую щеку. Розмарин, определила она, и сосна. – Мы позже еще поговорим.

Уильям Маршал поклонился, прощаясь, и она смотрела ему вслед с улыбкой на губах и теплом в душе. Ценою горсти монет и нескольких предметов воинского снаряжения она только что добавила в свою свиту молодого человека высоких душевных качеств и большого таланта. Алиенора была весьма довольна сделкой.

Королева обернулась к Ричарду.

– Ищи людей, которые могут оказаться тебе полезными, – пояснила она. – Обращайся с ними хорошо, и они отплатят тебе сторицей.

– Как папа обращался с Томасом Бекетом? – спросил Ричард с невинным видом.

– Что посеешь, то и пожнешь, – ответила она. – Думаю, ты понимаешь.

– Да, мама. Власть нужно давать только тем людям, которым ты доверяешь, но при этом у тебя власти всегда должно быть больше, чем у них.

Алиенора улыбнулась.

– Именно так, – подтвердила она.

Глава 36

Пуатье, январь 1169 года

Кутаясь в соболиную мантию, Алиенора смотрела из окна башни Мобержон на студеное зимнее утро. Иней посеребрил крыши и присыпал почву, как будто кто-то дробил сахарную голову и обронил крошки. В сером рассвете Уильям Маршал, дуя на руки, производил осмотр навьюченных лошадей и слуг. На нем тоже была меховая мантия – ее подарок на Рождество. Шапку, подбитую шкурками, он натянул до самых ушей.

С тех пор как он вернулся из плена, Алиенора отмечала в нем перемену. Самонадеянность молодости перерастала в нечто более зрелое и серьезное, хотя заразительная улыбка и озорная искра в глазах остались. Нынче она доверила ему очень ответственное дело, поручив отвезти Ричарда к его отцу в замок Монмирай. Там должны пройти очередные переговоры с французами с целью установить мир и обеспечить стабильность.

Она смотрела, как Уильям подходит к своему новому скакуну, гладит ему морду и дует в большие ноздри. Босир – мощный темно-гнедой жеребец – был лучшим во всей ее конюшне. Многие рыцари старше Уильяма по возрасту и по званию не имели столь хорошей боевой лошади. Босир обошелся Алиеноре дороже, чем свобода Уильяма, но ей хотелось, чтобы у него все было отменное.